Надежда мира

– Я переживу, Риэль, – сказала Женя. – Зато мы будем вместе и сможем друг друга утешать. Если они нас все-таки не убьют.

– Менестрелей не убивают, – пожал он плечами. – Во всяком случае, так редко, что я не помню. Только если… как Камит. Мы не бойцы, это негласный закон Гильдии. То есть никто не мешает нам уметь драться или фехтовать, кто-то даже и умеет, но в основном мы не сопротивляемся. И нас не убивают. К тому же убийство менестреля считается более страшным преступлением, чем, например, крестьянина. Потому что у нас нечего отнять.

– А чего они ждут?

– Остальных. Их человек двадцать… Женя, ну… Эх, да что я тебя успокаиваю… Нет у нас выбора. То есть только эти два варианта, раз третий тебя не устраивает.

Женю не устраивал и второй, и даже первый. Двадцать... С ума сойти. Она бессильно привалилась к Риэлю и подумала, что он ведь так окаменел в первый момент не столько от испуга, сколько от воспоминаний. За что ему это – дважды любить и дважды потерять? Женя, конечно, тоже обе свои любви потеряла, но куда более естественным путем. Олег благоденствует где-то в Новосибирске, Тарвик где-то в Комрайне, умерли они только для Жени. И черт с ними, пусть лучше живут.

Когда начало смеркаться, постепенно подтянулись оставшиеся. На Женю и Риэля бросали плотоядные взгляды, ржали мерзкими голосами, как подростки, считающие, что это круто, перебрасывались сальными фразочками. Двое колдовали у костра, разводили огонь, устанавливали над ним самодельный вертел с тушей небольшого оленя, и Женя вдруг поняла, что хочет даже не есть, а жрать. И в туалет, то есть в кустики. Риэль окликнул одного разбойника и недвусмысленно объяснил, что им необходимо, и тот спокойно кивнул влево – туда, мол, только по очереди. Наверное, можно было попытаться ускользнуть, подумала Женя, уже вернувшись, да только куда бежать-то… и что станет с оставшимся. Потом им дали поесть, правда, не мяса, оно, наверное, еще сырое было, но их же собственные лепешки и даже кружку с молоком. Под их плотоядными взглядами Женя неожиданно почувствовала себя бодрее. Это – не со мной. Так, посторонняя тетка попалась куче сексуально озабоченных мужиков. Она переживет. А меня здесь просто нет.

– Бабу – сюда, – объявил бородатый, выходя из одной палатки. – А парнишка – нам. Он вон какой хорошенький…

Риэль обрадовался. Вот так – просиял улыбкой и зашептал:

– Женя, лучше один, чем двадцать, постарайся ему понравиться, и тогда он не отдаст тебя остальным. За меня не бойся, уж точно переживу.

Разбойник поднял Женю за волосы (она взвизгнула) и выразительно произнес:

– Сказано – туда. Пошла, девка, и радуйся… Но не очень, потому что потом можешь и нам достаться. Не бойсь, не съедим! – и мощным шлепком придал Жене ускорение. У входа в палатку она оглянулась, но Риэля, оставшегося позади костра, не увидела.

Палатка, наверное, называлась шатром, была высокой (от Жениной макушки до потолка еще оставалось с полметра), и просторной, и рассчитанной на одного человека. Во всяком случае там стоял грубый топчан (один), грубый стол (один) и столь же грубый стул (один), а вот чурбачков было несколько. Начальник. Атаман.

Он был высок, довольно молод и даже недурен собой. Было в нем что-то… ни в Риэле этого не было, ни в Тарвике. Ни нежности Риэля, ни самоуверенной наглости Тарвика, правда, не наблюдалось. Что это было? Вот самое подходящее время физиогномикой заниматься. Завалят сейчас на спину и будешь угождать со всем усердием, чтоб остальным не достаться…

Волосы у него были черные, глаза светлые, голубые или серые, и в свете все тех же грибов (или все же лишайников?) выглядел он почти импозантно. Женя старательно искала в нем приятность, и даже находила.

– Иди сюда, – равнодушно проговорил он. Женя послушно подошла. Он разглядывал ее с непроницаемым выражением лица. Ну ничего, хоть бы мускул дрогнул, хоть бы в глазах что-то появилось, ведь не на козу смотрел, а на женщину, причем далеко не самую страшную в Комрайне. Приподнял ей подбородок, будто в ней полтора метра росту было, а сам-то всего на полголовы выше. А потом очень деловито начал расстегивать на ней кофточку, но даже до конца не расстегнул, раздвинул полы, высвободил грудь из бюстгальтера местного производства, не шибко красивого, зато удобного (Риэль красивый предлагал, но Женя цену услышала и сразу предпочла удобный), и так же внимательно и равнодушно, как и лицо, начал изучать. И через пару минут так же спокойно поправил бюстгальтер и застегнул блузку. А потом встал на колени, склонил голову, взял Женю за руки, словно собираясь поцеловать, и прижал их ко лбу.

– Ты пришла.

Еще и псих.

– Ты пришла, Джен Сандиния. Приказывай. Я, Стан Горонт Квир, командор ордена надежды, готов повиноваться тебе.

Женя растерялась так, что не нашла ничего лучшего, кроме как промямлить:

– Я не Джен Сандиния, я просто по приметам похожа, и потому Тарвик притащил меня из другого мира.

– Я знаю, – удивился он. – Орден обращался в «Стрелу» и просил, чтобы именно Ган отправился на поиск.

– Но я же из другого мира!

– Конечно. Джен Сандиния не могла родиться на Гатае.

– Но я же просто обыкновенная женщина!

– Разумеется, – снова удивился он. – Кем же ты должна быть? Главное ты здесь. Я вижу осеннюю смерть, древний мед и звезду на твоей груди. Я слышу мелодичный голос, вижу тонкую фигуру… Никакой Ган не может обмануть командора ордена. Ты – Джен Сандиния. Приказывай.

– Мой спутник! – немедленно приказала Женя, абсолютно не веря, что Риэля можно спасти. Сейчас этот командор от души расхохочется и… Он легко встал с колен, отодвинул полог палатки и потребовал, чтобы Риэля привели к нему, что было сделано почти немедленно. Менестрель был несколько расхристан, подавлен, но разбойники явно еще только приступили, то ли сами раздевать взялись, то ли ему приказали стриптиз устроить. Женя кинулась ему на грудь.

– Его не тронут, – сообщил Стан. Авторитет у него, однако. – Скажи мне…

– Он знает, – буркнула Женя. – А зовут меня Женя Кови… то есть Ковальская.

– Кови, – согласился он, разглядывая Риэля, – звучит как местное имя. Прости, что так получилось. Вы проведете ночь в моей палатке, а утром отправитесь своим путем.

Женя осмелела:

– А твои люди не станут роптать?

– Роптать? Нет, не осмелятся. У них есть коза… в конце концов разрешу пробежаться до ближайшей деревни, найдут какую-нибудь пастушку.

Женя молча пожалела пастушку, но вслух возражать не стала – себя жальче. Риэль тоже джентльменством не заблистал. Следуя приглашающему жесту, она села на покрытую одеялом кровать и удивилась: сравнительно мягко, травы, наверное, для дорогого атамана накосили прямо мечами. Риэль растерянно смотрел на нее. Женя похлопала рукой рядом с собой, и Риэль вопросительно глянул на атамана и опустился рядом с ней. А Робин Гуд комрайнского розлива даже на стул садиться не стал, примостился на чурбачке, не сводя с Жени все того же невыразительного взгляда.

– А можешь ты объяснить мне хоть что-нибудь? – осторожно поинтересовалась она. – Я оказалась здесь только для того, чтобы узнать, что меня заказал какой-то орден, о котором и Тарвик ничего не знает, а через несколько дней узнать, что я и ордену не нужна…

Стан вдруг улыбнулся, и выяснилось, что он очень даже симпатичный.

– Разве?

– Но орден уничтожили и меня девать некуда, потому что… потому что никому я не нужна.

Стан перевел взгляд на Риэля и улыбнулся еще раз.

– Так уж и никому? Так не бывает, Женя. Всякий обязательно кому-то нужен, просто не знает, кому. А ты нужна не ордену… То есть нет, не пугайся, ордену ты тоже, разумеется, нужна, но главное, что ты нужна Гатае.

Из-за полога сообщили, что мясо готово. Стан забрал деревянную тарелку с огромной горой обалденно пахнущей оленины, велел не беспокоить, тарелку поставил на стол, а стол легко, будто он был фанерный, переставил так, чтобы Жене не пришлось вставать.

– Столовых приборов нет, – извинился он. Женя проворчала: