Страница 3 из 147
– Вижу. Есть. Нормальная. Яркая. Теплая.
– Оттенок… какой…
– Как уголек.
– Нормально… жить… будет… должна… Это пройдет…
Он застонал, но ни Маркус, ни Милит не обратили внимания. Милит осторожно обтирал ей лоб холодной тряпкой, прижимал к виску пластырь. Последний. Больше нет. Зачем…
Голова заболела мгновенно и так сильно, что мир сузился, и Лена видела только прямо перед собой. Хотелось закрыть глаза, потому что было слишком ярко, но веки не слушались. Ничего не слушалось.
– Черт…
– Не надо было вообще ее толкать, – сухо сказал Милит. – Магия на нее не действует. Ты не видел? Она поглотила весь удар, полукровке досталось только то, что прошло над ее плечом. А она даже не заметила.
– Заткнись… – прохрипел Гарвин. – Там мог быть и лук. И нож. Она не может поглотить стрелу… Ус… успокойся, Маркус…
– Прости, Маркус, об этом я не подумал. Натяни над ней палатку, я посмотрю Гарвина и шута.
Гару подполз на пузе и начал лизать Лене лицо, жалобно поскуливая. Маркус торопливо натянул тент из палатки, потом опустился на колени и заглянул ей в глаза. Лена никогда не видела его таким подавленным. Он себя винит. Себя винит в том, что она ударилась головой. Господи, как же голова болит…
Через какое-то время Милит позвал Маркуса. Что там? Шут.
Рош…
Он не отзывался, а вторая попытка позвать отозвалась ядерным взрывом в голове, и больше не получалось, как она ни старалась. Он был жив, это она знала, и это казалось даже странным после того, как она увидела его лицо.
– Черт, – пробормотал Маркус. – Что это?
– Иссушающий огонь. Обычное боевое заклятие, – устало сказал Милит. «Сколько времени уходит на смерть от заклятия иссушающего огня? Не самого сложного, очень распространенного». Это говорил Гарвин. Сколько времени уйдет на смерть шута?
– Это…
– Шут, скорее всего, поправится, – пожал плечами Милит. – Нескоро и не сразу.
– А Гарвин?
– Умирает, – коротко отозвался Милит.
– Ты же…
– Я не целитель. Здесь нужно тонкое целительство или хотя бы просто очень хорошее. Я дал ему еще день, в лучшем случае два, но если за это время мы ничего не придумаем, он умрет. Ты же видел: вся грудь разворочена. У шута только плечо.
– А лицо? Ты его лицо не видел?
– Лицо только краем задето. Это не опасно. Маркус, когда они придут в себя, им надо как можно больше давать пить. Воды, чаю – неважно. Но очень много. Шуту можно приготовить обезболивающее. Не очень поможет, но все-таки.
Он наклонился над Леной, снова заглянул ей в глаза.
А выхода нет. Дед так уверен, что выход есть всегда, что я слепо ему верил. Я вообще слепо ему верил, особенно после того как она пришла за мной. Что более безвыходное, чем эльф у креста… А сейчас что? Что делать? Только сидеть и ждать, когда она придет в себя. А это может случиться очень нескоро. Мать говорила, что такое бывает после сильных ударов по голове. Она все-таки без сознания. Такой безучастный взгляд… Лена, Лена, ну что ж ты… Я знаю, что тебе больно. Откуда я это знаю? Чувствую ее, как шут? Вряд ли. Просто подсказывает что-то. Или это чувствует шут, а мы с ним связаны… Выход. Где искать выход. Увести нас отсюда некому. Почему я хотя бы не попытался научиться открывать проход? Ведь силы у меня столько, что могу делиться с первым встречным, а даже не спросил у деда, как это делается. Хоть бы попробовал. Где взять целителя? Пустота вокруг. Не чувствую ни людей, ни эльфов. До жилья далеко. Может, напоить ее обезболивающим? Это не сделает хуже. Не должна она так мучиться.
– Маркус, там готово? Давай ее напоим.
Когда Милит приподнимал ее голову, даже солнце потускнело. Маркус осторожно, чуть не по каплям вливал ей в рот отвар ее же собственного изобретения. Хрипло, сдавленно застонал кто-то рядом. Не шут. Он пока ничего не чувствует. Он без сознания. А она? Слышит. Видит. Даже знает.
– Она… как…
– Так же, Гарвин. Ты?
– Плохо. Ты же знаешь. Полукровка?
– Без сознания.
– Везет же…
– Пей. – Это уже Маркус. – Милит говорит, что тебе нужно много пить.
– А смысл?
– Ничего, пей. Воды тут целое озеро и целый ручей.
– Вы этого… взяли?
– А то, – мрачно отозвался Милит. – Живехонек и даже почти цел.
– Кто?
– Эльф. По виду – тот, что наложил заклятие на Кайла.
– Ты с ним справился? Растешь…
– Помолчал бы ты, а?
– Что-то изменится, если я буду молчать?
– Тебя хватит надольше, – проворчал Милит.
– Мы придумаем что-нибудь.
– Да? Интересно, что ты можешь придумать? Ох…
Никогда не думал, что можно чувствовать такую боль и жить. Впрочем, это ненадолго. Сутки? Нет, на сутки меня не хватит. Искра гаснет. Странно чувствовать, как это происходит. А Милит все-таки молодчина. Поймать мага такого уровня, который способен легко справиться с Кайлом, – это здорово. Особенно для вояки. Сколько же дала ему Аиллена за эти полгода? Почему отец хотя бы не попытался научить его или меня открывать проход? Нет, почему меня – ясно, такое знание нельзя давать некроманту. Но почему не Милита? Вот уж чистая душа… Так и не простил. Да, не простил. Сделал вид – для Аиллены. Ей так по-детски хочется, чтобы все друг друга любили и были счастливы. Маркус в панике. Хорошо, что он не маг, маг в таком состоянии опасен для окружающих. Как ему доказать, что она придет в себя, рано или поздно? Как доказать ему, если я сам в этом уверен не очень? Теперь он будет винить себя, значит, проку от него никакого. А если б и не винил, какой прок от человека?
О древние боги, зачем вы создали такую боль… или это всего лишь расплата за то, что делал я с людьми?
Вместе с болью притупилось и восприятие. Лена едва видела Маркуса и Милита, если их не загораживала несчастная морда Гару. Пес лежал рядом с ней и грустно смотрел, нехотя помаргивая. Застонал шут. Ох, как же больно ему…
– Лена? Где Лена? Что с ней?
– Это тебя надо спрашивать, – буркнул Милит, насильно вливая в шута воду из чайника. – Ты чувствуешь ее. Вот и скажи нам, как она.
Шут замолчал. Он не звал ее, наверное, не имел на это сил, просто прислушивался к той части себя, где была она.
– Ей плохо, – наконец выдавил он. – Что с ней?
– Я слишком сильно ее толкнул. Она ударилась головой, – подавленно ответил Маркус. – Ты как, Рош?
– Больно. Очень. Горит…
– Горит, – согласился Милит. – Иссушающий огонь. Если бы она не поглотила большую часть заклинания, тебя бы уже не было. А так… Лицо сильно обожжено, а плечо еще сильнее. Но жить ты точно будешь. И не переживай за лицо, иссушающий огонь не оставляет шрамов. Так что она тебя не бросит. А жаль.
– Что Гарвин?
Милит наклонился, посмотрел.
– Гарвин плохо. Пока без сознания. Но ненадолго.
– Он выживет?
– Нет.
– И ты так спокоен, – тихо сказал Маркус. – Никогда я не пойму эльфов.
– Не поймешь. Он жил долго, теперь пришло время умереть. Что тут особенного?
– Он твой друг. Он любит тебя.
– И я люблю его. Я могу отдать ему свою жизнь. Но она мне не принадлежит теперь. И я не знаю, как это скажется на шуте.
– Я же не об этом, – поморщился Маркус. – Так спокойно вы относитесь к смерти, что мне не по себе.
– Может, мы и живем дольше, что не растрачиваем себя на бессмысленные переживания? Я не могу сказать, как мне жаль, что он умирает. И как он умирает. Но спасти его может только очень хороший целитель. Как мать, например. Для этого нам надо в Тауларм. Но Аиллена не может нас отвести туда. Что остается? Биться головой о ствол дерева? Пойти утопиться в озере?
– Никогда я не пойму эльфов, – повторил Маркус и принялся поить шута. Гару снова полизал Лене щеку. Я не могу увести их отсюда, поэтому Гарвин умрет. Умрет, потому что я не могу помочь.