Отрочество

— Ребята, если вы пришли сюда шуметь, сейчас же попрошу освободить пионерскую комнату.

Между тем у стола вожатой постепенно собирались председатели отрядов и звеньевые четырех классов обеих смен, начиная с четвертого «А».

— Сядьте, ребята, — деловито, без улыбки сказала Зоя Николаевна.

Мальчики сели.

— Ребята, мы собрались сегодня, чтобы поговорить о сборе цветного лома. Ну, как у кого дела? Рассказывайте!

Молчание.

Она положила на стол руку и поглядела на мальчиков внимательно чуть прищуренными глазами:

— Ну что же? Кто первый?

Молчание.

Не теряя терпения (запас которого был у нее не особенно велик), Зоя Николаевна опять взглянула на мальчиков и продолжала бодрым голосом, как будто желая сообщить им что-то очень приятное и радостное:

— Через пять дней сдача первой партии.

По рядам пробежал легкий шумок. Но Зоя Николаевна этого как будто не заметила.

— Я договорилась обо всем, — продолжала она. — Была на Охте… два раза. На базе говорят, что мы первые застрельщики и что если произвести сбор цветного металла по всему городу, это может дать…

Шум сделался сильнее.

— Ребята, кто там шумит? Терехин, можешь сейчас же выйти в коридор… Одним словом, после таких разговоров, товарищи, сдать какие-нибудь пятнадцать-двадцать килограммов просто неудобно. Ребята! — Она строго посмотрела в ту сторону, где были малыши. — Не трогайте треугольник. Вы слышите, что я сказала? Положите, пожалуйста, треугольник!.. Ну хорошо. А теперь расскажите, сколько кому удалось собрать.

Мальчики молчали.

Она, слегка удивившись и как будто к чему-то прислушиваясь, чуть наклонила вперед голову. Зажегся светлый чуб над ее лбом, попав в полосу оконного света.

Открылась дверь. В пионерскую комнату, разыскивая кого-то, заглянул Александр Львович Онучин, классный руководитель шестого класса «Б».

Они молча с минутку смотрели друг на друга, и Зоя Николаевна сказала очень вежливо:

— Милости просим, Александр Львович, заходите, пожалуйста. У нас собрание. Не знаю только, будет ли вам интересно.

— Нет, нет, не хочу вам мешать, — ответил он еще вежливее. — Прошу прощения!

И дверь закрылась.

Все ребята в школе знали, что Александр Львович и Зоя Николаевна недолюбливают друг друга. Поэтому во время этого любезного разговора они с нескрываемым интересом посматривали то на нее, то на него.

И вот дверь опять закрылась. Ребята лениво и нехотя повернулись к Зое Николаевне. Кто-то откашлялся. Кто-то уронил на пол портфель. Им было скучно, скучно! Она это понимала. И первый упрек, еще не успев задуматься, она привычно обратила к себе. Случилось то, чего она больше всего боялась: они скучали…

— Ну, кто хочет сказать, ребята? — Голос Зои Николаевны зазвучал неуверенно. — Кажется, Петровский хочет что-то сказать?

— Зоя Николаевна, — ответил Саша, — я после, пусть кто-нибудь другой.

— А у нас уже три примуса, — сказал мальчик из четвертого класса «А». Сказал и мечтательно поглядел на затянутое тончайшей морозной пленкой окошко. — Только ножки и горелки у них, кажется, не цветные, а черные. Так, может быть, на всякий случай отломить?

Кто-то засмеялся.

Зоя Николаевна сдвинула брови.

Брови у нее были удивительные. Они казались такими странными на бледном и узком личике, словно природа похитила их у какого-нибудь черкеса и, по рассеянности, приклеила над серо-голубыми северными глазами.

— Смеяться нечего! — резко сказала она. — Очевидно, все, что мы можем сдать на базу, это и есть три примуса, которые собрали самые маленькие…

— Я не самый маленький — Куропаткин из второго звена младше! И Петька Андросов тоже!..

— Что? — Она серьезно посмотрела в сторону говорившего. — Андросов?.. Ах, да… Дело в том… — Зоя Николаевна с досадой хлопнула ладонью по столу, — дело в том, что младшие, очевидно, способны все-таки держать слово. Собрали что могли. А вот у старших нет… как бы это сказать точнее… нет, ну, что ли, чувства ответственности. Они, видите ли, берут на себя обязательства и не считают нужным выполнять их. Должно быть, думают, что слово пионера можно бросать на ветер…

По рядам прошло какое-то легкое движение. Ей все-таки удалось задеть их за живое.

— Да вовсе мы так не думаем, — раздался в задних рядах чей-то обиженный и сердитый голос. — А просто никто ничего не дает. Говорят: некогда собирать для вас всякий хлам. Будет время — сами сдадим в утиль, говорят.

— Ах, вот как! — Зоя Николаевна прошлась по комнате и остановилась, глядя через стол на мальчиков прямым, требовательным взглядом. — Да вы понимаете, что речь идет о добыче цветного металла? О добыче, ясно? Старое, можно сказать, промысловое словцо: до-бы-ча!.. А вы поискали, пошарили, не сразу нашли и сразу сдались. И знаете почему? — Прищурив глаза, она посмотрела на мальчиков. — Потому, что у вас нет воображения!

— Это у нас-то нет воображения? — сказал тонким голосом Яковлев. (Он уже совершенно, забыл, что пятнадцать минут назад называл свое воображение «проклятым» и готов был избавиться от него любой ценой.) — Это у нас нет воображения?..

— Да, да, именно у вас! — отрезала она. — Вы, небось, считаете, что вас, словно старьевщиков, послали собирать негодный хлам! А на самом деле вас, как геологов, отрядили на поиски цветного металла. Только и разница, что геологи ищут в земле руду, а вы — на земле лом. По сути — не все ли равно? Тот же металл!.. Вы думаете, работа геолога — пустяки? Одно удовольствие?.. Ошибаетесь. Они иногда работают так тяжело, как вам и не снилось: в горах, в пустынях, может быть на самом краю нашей родины… И не всегда — удача… (Голос ее прозвучал грустно. Она подумала о себе, об этом затеянном ею сборе.) Нет, не всегда удача. Конечно, если найдешь руду, тогда счастье. Тогда все хорошо. Оглянешься назад — как будто так и надо: и трудности и лишения. Все кажется легким, счастливым. Ну, а если удача не сразу? Тогда что? Сдаться? Нет. Надо начать сначала. Опять сначала. И снова сначала.

Зоя Николаевна посмотрела вокруг, и глаза ее неожиданно встретились с глазами Яковлева.

Жадно, радостно смотрели навстречу ей эти черные, чуть косящие от напряженного внимания глаза.

И она обрадовалась, как геолог, нашедший руду. Слушают! По-настоящему слушают!

— Вы думаете, — продолжала Зоя Николаевна уже гораздо тверже и увереннее, — думаете, что если мы странствуем не по ущельям и горам, а по улицам и дворам, так мы не должны будем преодолевать трудности, не увидим нового? Нет. Даже тот из вас, кто придет с металлом на базу, увидит неизвестный ему край нашего города…

— Да ведь поедут не все — один или двое, — перебил кто-то из ребят.

— Я, я поеду! — крикнул Яковлев.

— Разумеется, сдавать поедет один или двое, — ответила Зоя Николаевна, — но искать будут все. А когда люди ищут — они всегда что-нибудь находят, всегда узнают и видят новое…

Глаза ее опять встретились с глазами Яковлева. Успокоенная, она продолжала:

— Мальчики! Вы помните речь товарища Сталина перед избирателями Сталинского округа? Помните, товарищ Сталин сказал о послевоенных пятилетках: пятьдесят миллионов тонн чугуна, шестьдесят миллионов тонн стали… Что это значит, ребята? Вы думаете, весь этот металл будет добыт из недр земли? Нет. В цивилизованных странах большой процент металла идет как раз за счет бытового лома. Так оно и называется: металл первичный, металл вторичный. Первичный — из руд, вторичный — бытовой лом… Представьте себе: наша шкала, потом еще и еще одна… Мы очень богаты, ребята. Наша страна единственная, где есть в земле и никель, и свинец, и вольфрам, и магний, и золото, и олово… Но вторичный металл — дешевле. Его уже не нужно добывать — надо только найти. А что же, бросить так? Ведь это бесхозяйственность… Значит, мы можем помочь пятилетке. Подумайте: невозможно собрать ни один комбайн, трактор, самолет, автобус без цветного металла. Если бы меди не было, мы сидели бы при коптилке — без электричества. Свинец — это серная кислота, стало быть без него не могло бы быть химии… А типографские шрифты? Они, если не ошибаюсь, свинцовые и сурьмовые — значит, без цветного металла не было бы и книг…