Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 98

"Защитник" пока оставался незамеченным, опустившись на поверхность безвоздушной планетки в системе одного из бесчисленных в этом районе красных гигантов. По мониторам сенсоров Масканин наблюдал, как разведчик и корвет входят в пределы системы, дистанция между ними сокращалась.

Масканин отчаянно желал помочь своему, но это означало обнаружить себя, да и корабль имеет повреждения… А все-таки, что за кутерьму устроили остальные нишитурские звездолеты?

Теперь расстояние между "Защитником" и наблюдаемой им парой стала смехотворно малой, а сам он затаился на обращенной к ним стороне планеты. Неужели они его не засекли? Или засекли, но не обратили внимания? Странно.

– Всем плутонгам огонь по корвету, – принял решение Масканин и врубил двигатели.

Похоже, появление эсминца и произведенный им орудийный залп для корвета стали неожиданными. Получив множество прямых попаданий, он завертелся волчком и перестал быть боеспособной единицей. Вопреки ожиданиям, разведчик шарахнулся от своего корабля и начал уходить зигзагами. О его странном поведении на "Защитнике" гадал не один только Масканин.

Что за черт? Масканин почувствовал растерянность. Система "свой-чужой" опознавала убегающий М-17 как своего. Почему же тогда он удирает? Попытаться связаться с ним? Или поскорей убираться отсюда, пока другие имперцы не накинулись на "Защитника"? Масканин терял драгоценные секунды, а от его решения зависел экипаж.

Это все равно, что ввязаться в чужую игру с изменяющимися правилами, а за ошибки – расплата жизнями. Вдруг на панорамном мониторе Масканин увидел появление призрака, который был опознан как… свой. Теперь стало ясно, с кем дрались имперцы. "Проявление" призрака говорило о том, что у него повреждены системы невидимости. А бой он вел с шестью противниками, двое из которых дрейфовали, не подавая признаков жизни, остальные были повреждены незначительно. Все ясно, призрак сковали навязанным боем. Но какова в этом роль разведчика? Почему он все-таки шарахнулся от "Защитника"?

На пульте внутренней связи настойчиво заиграл сигнал вызова.

– Командир, нас вызывает призрак, в обычном режиме, без шифрования.

– На мой канал.

– Есть.

На видеоэкране внешней связи возник усталый молодой офицер в мундире армейского капитана. Первое, что отметил Масканин – это черные круги под глазами, второе – отпечаток непреклонности и жесткости на худом лице. Что делает армеец на корабле, здесь, в тылу противника? Должно быть, Масканину полагалось удивиться, но за последний цикл, он потерял эту способность.

– Капитан контрразведки Семага.

По его интонации Масканин понял, что капитан находится под прессом крайнего напряжения и сдерживается, чтобы не заорать.

– Исполняющий обязанности командира корабля старший лейтенант Масканин.

Контрразведчик кинул.

– Наверное, сам Бог послал сюда ваш эсминец. Слушайте внимательно. Задание, которое выполняет призрак, находится под контролем командования седьмого флота и выше. Вы должны немедленно, во что бы то ни стало, перехватить разведчик, захватить экипаж. Во что бы то ни стало! Если это будет невозможно, разведчик уничтожить. Сам я не могу уже этого сделать. Командир призрака сделает все возможное, чтобы прикрыть вас.





– Если экипаж не получится взять живыми?

– Тогда возьмите с собою голову самого главного, – Семага передал изображение офицера флота со знаками различия капитан-лейтенанта. – В его башке чертовски много ценного. После этого прорывайтесь к Ютиве III, вас будут ждать. Голова того типа не должна попасть к имперцам. Все ясно?

– Так точно.

– На борту разведчика пятнадцать человек и пленный. Конец связи.

Масканин развернул корабль по кильватерной разведчика. Действовать надо было стремительно, на погоню времени не было абсолютно. По команде Масканина оператор "Шивы" подорвал ее с ювелирной точностью у самой кормы беглеца. М-17 остался без двигателей и продолжал лететь лишь по инерции. Теперь нагнать его было делом нехитрым, тем более, когда выяснилось, что он не вооружен. Разведчик был взят в гравитационный захват и притянут к эсминцу. Сформированная Масканиным абордажная группа начала резать обшивку слабо бронированного корпуса пойманного корабля. С первой же секунды на его борту завязался бой. Через несколько минут связь с абордажниками прервалась. Какая судьба постигла пятнадцать опетцев было неизвестно.

Все это время разведчик беспрестанно вел радиообмен с имперскими кораблями. Одно из орудий эсминца выстрелом в упор снесло ему обе башенки сверхсветовой связи.

В это время призрак разнес в щепки еще одного врага и медленно пятился, преграждая путь двум корветам и эсминцу, которые, как и он, были сильно истерзаны.

Масканин был вынужден покинуть резервную рубку управления. Он сформировал еще одну абордажную группу, для которой ничего кроме стэнксов не нашлось. Находясь у шлюза, ведущего во вскрытый корпус разведчика, он готов был отправить и этих абордажников в неизвестность, но прислушался к своим (ощущениям? чувствам? или чему-то иному, более тонкому, нематериальному?), он не знал, как это объяснить. Галлюцинация, вызванная переутомлением? Масканин уже готов был решить не обращать на свои "ощущения" внимания, но где-то из глубин памяти, из подсознания вынырнуло предостережение. Он вспомнил. Нечто подобное он чувствовал несколько лет назад, будучи охранником у проконсула Ала. Казалось, это было так давно, словно из такой теперь нереальной прошлой жизни. Но память, как оказалось, ревностно оберегала то, с чем он тогда столкнулся. Теперь Масканин вспомнил одного из боевиков и признание, которое он выдавил из него. Сомнений не осталось. Масканин понял, что на борту М-17 находится ассакин, а возможно и несколько чужаков. Масканин помнил, что тогда, в прошлый раз, ему как-то удалось преодолеть воздействие. Зато теперь его люди не выходят на связь и возможно уже давно мертвы.

– Старший лейтенант Ценвер, – он воспользовался передатчиком гермошлема, – остаетесь на корабле старшим.

– Вы с ума сошли! – Ценвер даже захрипел в мембрану. – Послушай, Масканин, мы не можем тобой рисковать! Да лучше взорвать нахрен этот гребаный разведчик!

– А если наши еще живы? – Масканин отключился и повернулся к абордажникам. – Я знаю, что вы хотите меня не пустить. Я также согласен с Ценвером, он по-своему прав. Но есть одно большое "но". На борту этого М-17 присутствует некто поопаснее человека. Ассакин. Говорю так потому, что уже с ними сталкивался и могу их чувствовать. Так вот, чужак, что по ту сторону, обладает способностью влиять на людей. Однажды у меня получилось справиться с этим. А у ребят, что я послал, видимо, нет. Все остальное нет времени объяснять. Ждите моего сигнала и… пожелайте успеха, черт подери.

Толкая им эту речь, Масканин немного себя превознес. Но кто это мог проверить?

Только через несколько секунд, когда он вошел в шлюз, тишину нарушило тихое, но дружное пожелание победы. Масканин снял стэнкс с предохранителя и подумал об оставленных за спиной матросах и старшинах. Они были специалистами в своем деле. Но никто из них не был в шкуре простого пехотинца. Масканин же имел печальный опыт черного легионера, а самое главное – его опыт и навыки скоротечных огневых контактов, полученные в разведшколе, когда он согласился оставить флот и перевестись в Главразведупр. Он выставил хронометр по нулям и шагнул вперед.

Первый труп валялся возле самого входа и принадлежал матросу "Защитника". На стороже, готовый ко всему, Масканин обошел отсек. Здесь больше никого и ничего не было. Шлюз в следующий отсек был открыт. Прямо у него лежал второй абордажник, залитый кровью, без головы, которая валялась метрах в двух рядом, облаченная в пробитый гермошлем. В следующем отсеке распластался труп члена экипажа разведчика.

Минус один. Еще четырнадцать.

И тут это началось. Что-то теплое, липкое и влажное дотронулось до самого мозга, минуя гермошлем, кожу и череп. Ощущение было противным. Сперва осторожно и нежно, потом все настойчивее, сознание окутала вязкая пелена. В глазах потемнело, потом зарябило, затем зрение восстановилось. В ушах появился звон, во рту – привкус крови. Казалось, в самой голове звучит чей-то тихий, вкрадчивый голос, интонации которого затрагивали какую-то тонкую ниточку в самой душе. И завораживали, завораживали, завораживали…