Остров Эскадо

Завидев неопрятный корабль старого знакомого, Шприц показал Дарье синий язык с пупырышками, сразу сбежал.

Сердце поварихи ахнуло. Но Дарья крепко сжала его твердой рукой, сказала:

— Вот видишь! Я же тебе говорила!

Обитатели дальних краев не стали гоняться за Шприцем, решили: «Такие нам ни к чему. Нам таких даром не надо».

Два старых знакомых, Плинтус и Шприц, наконец встретились. Их встреча прошла на низком уровне. Измученные жаждой мести, они наглотались очень крепких напитков, спели парочку пиратских народных песен, упали на палубу и оба крепко заснули. Простуженный адмирал всю ночь чихал во сне и наваливался на попугая, который вместе со старшими товарищами тоже хлебнул напитков, тоже валялся на палубе, разметав крылышки. Тоже крепко спал.

Утром, не умывшись, не сделав зарядки, даже не почистив ни одного зуба, старые знакомые приступили к обсуждению плана жуткой мести.

— Ты читал две мои записки? — чихнул адмирал Шприц.

— Только одну, — нахмурился Плинтус.

— Очень жаль! — высморкался Шприц. — Я посылал две.

— А что написал на второй?

— То же самое. Я две одинаковые записки послал. На всякий случай. Одну в банке вишневого компота, другую в бутылке с маринованными персиками.

— Персиков в бутылке не получал! — заволновался Плинтус. — Да и компота в банке не было.

— Персики я съел. Апчхи! С компотом, — признался Шприц. — Тебе одни записки послал.

— А еще старым знакомым называется, — обиделся Плинтус. — Раз персиков нет — и говорить не о чем. Считай, что мы больше не знакомы.

Попугаю с трудом удалось помирить надувшихся Шприца и Плинтуса.

— Мстить-то надо! — убеждал Полиглот не желающих друг друга знать пиратов.

Заново познакомив адмирала с капитаном, попугай сказал:

— Если кто-то бутылку без персиков нечаянно получит… и вторую записку прочтет… Тогда кто-то сразу весь наш план жуткой мести узнает. А вдруг этот «кто-то» жителям острова наябедничает?

— Тогда, — тряхнул увесистой соплей адмирал, — мы этого «кого-то» так отделаем! Родная мама не узнает. Спросит: «Кто это такой страшненький пришел?» И домой не пустит.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

Кто зря старается? До каких мест не докапываются? Как букашки замирают? Почему бегут к девочкам, а прибегают к тетенькам?

Если бы букашка Наташка сообразила, что ей, маленькой, грозит, она бы пришла в ужас. И осталась там навсегда. Но Наташка вообще плохо соображала. Например, она выучила записку адмирала наизусть, без запинки могла пересказать ее, а содержание записки так и не усвоила. Ничего не поняла.

— Какая месть? Какой остров Эскадо? Что это за попугай с приветом? При чем тут жадность? — кумекала букашка.

Только напрасно ломала свою маленькую голову.

Расставшись с разбитой бутылкой из-под персиков, Наташка полночи промучилась на твердой земле, в темноте нашла себе что-то мягкое, спокойно заснула. Букашка не знала, что попала на тот самый остров Эскадо, про который говорилось в записке. И не знала, что писатель записки вместе с читателем уже тут как тут. На острове. И уже выполняют свой мстительный планч.

Первое утро на острове Эскадо застало Наташку врасплох. Она открыла глаза, увидела себя на чем-то мягком, длинном, извивающемся и, наверно, очень опасном.

— Раз, два, три! — шумело извивающееся. — Вверх, вниз, в стороны.

«Змея! — обомлела Наташка. — Это я на змее спала». И немедленно устроила скандал.

— Попробуй укуси меня! — скандалила Наташка. — Вот только попробуй укуси!

— Отстань, не хочу, — сказало то, что извивалось. — Дай зарядку сделать.

— Укуси! — не унималась Наташка. — Увидишь, что будет!

— А что будет? — заинтересовалось извивающееся и перестало извиваться.

Наташка набрала побольше воздуху, завизжала изо всех сил:

— Ииииииииииииииииииии!

Когда все Наташкины «и» кончились, то, что перестало извиваться, сказало:

— Зря старалась. Я не змея. Не кусаюсь. Червяк я. Дождевой.

— А откуда ты знаешь, что не кусаешься? — с подозрением спросила Наташка.

Червяк растерялся:

— Да я в жизни никого не кусал. Да я…

— Это ничего не значит, — перебила Наташка. — Все в жизни когда-нибудь бывает первый раз. Дождевой, говоришь? А дождя-то нету. Что на берегу делаешь?

— Я? — смутился червяк. — Жду.

— У моря погоды? — недоверчиво усмехнулась Наташка.

— Нет, — вздохнул червяк. — Не дождя жду. Меня еще черт знает когда на рыбалку взять обещали. И все никак не берут.

— Возьмут, раз обещали, — успокоила червяка букашка. И спросила: — А как называется этот материк, на который я высадилась? Европа? Азия? Африка? Надеюсь, не Антарктида?

— Это не материк, — вскользь заметил червяк, выползая из-под Наташки. — Ты высадилась на небольшой участок суши, со всех сторон окруженный водой. Называется остров Эскадо.

Букашка Наташка замерла, как пораженная громом. Словно вспышка молнии осветила ее сознание.

«Месть! Пираты! Остров Эскадо! Тринадцать ужасных золотых монет!..» Содержание страшн<?й записки замелькало в букашкиных мозгах, и ей вдруг все стало ясно.

— Кто? Кто тут у вас главный? — взвизгнула Наташка. — Я немедленно, сейчас, сию секунду должна сообщить ему про опасность. Она грозит!

— Главный у нас Президент. К нему беги. Он крупная девочка Синдирелла. Только ты уж больно маленькая. Пока до девочки добежишь, она взрослой тетей станет. Ты до нее лет семь топать будешь, а то и все двенадцать.

— Не успеть! — ахнула Наташка, но, к счастью, ей повезло.

Как раз в этот миг к берегу подкатили на телевизионном автобусе теледикторы. Хотели измерить температуру воды в море, чтоб сообщить ее сначала Президенту, а потом всем остальным телезрителям.

Букашка Наташка вцепилась в бок автобусного колеса, быстро вращаясь, понеслась сообщать про грозящую опасность.

Автобус остановился. Придерживая передними лапками закружившуюся голову, Наташка успела перескочить на ботинок теледиктора с красивой челкой, оказалась в кабинете Синдиреллы в тот самый миг, когда крупная девочка посоветовала зарыть неизвестную яму и не приставать к Правительству. Спрыгнув с ботинка теледиктора, Наташка два с половиной часа шла под столом, добиралась до туфельки Президента. На туфельке она посидела, перевела дух. Синдирелла была очень крупной девочкой, докричаться с ее туфельки до ушей Наташка, естественно, не могла. Букашке предстояло долгое и трудное восхождение.

Жалея, что не удалось захватить с собой никаких бутербродов, Наташка начала тяжелый подъем. Стала упорно карабкаться по ноге Президента.

— Если я не дойду, — повторяла себе Наташка, — весь остров ждет жалкая участь. Эпидемия жадности.

Тринадцать ужасных золотых монет, про которые писал в своей записке Шприц, — это про них спешила рассказать Синдирелле букашка, — были на самом деле никакие не монеты. Они были очень заразные золотые таблетки жадности. Положишь в карман — тут же заразишься жадностью, будешь болеть ею все сильней и сильней, пока не перезаразишь окружающих.

Когда-то очень давно эти тринадцать жадностей испек из своих золотых зубов на чародейском огне один Колдунишка. Колдунишка жил в окружении добрых людей. Добрые ему не нравились, он решил все свое окружение позаразить. Жадностью…

Но, к своему несчастью, встретил Колдунишка на жизненном пути адмирала Шприца. В те времена молодой Шприц ходил еще капитаном третьего ранга. Но был уже очень злой. Колдунишка привык встречать только добрых, поэтому и пикнуть не успел, а Шприц его уже ограбил. И выкинул за борт.

Напрасно Колдунишка долго плыл за пиратскими кораблями, шамкал беззубым ртом, кричал, что он тоже плохой, предлагал вместе делать всякие пакости, рассказывал, какие вредные монеты он испек из своих золотых зубов. Шприц про зубные монеты внимательно выслушал, но Колдунишку подбирать не стал. Любил делать пакости самостоятельно.