Страница 10 из 37
Разбогатеть мы от этого не разбогатели, разве что на двенадцать шоколадных горошин, но дело могло повернуться и иначе, и в любом случае это было замечательное приключение.
Мы очень любим играть в Гринвичском парке, особенно чуть в стороне от самого Гринвича — первоклассные места. Хотел бы я, чтобы парк был поближе к нашему дому, да только парк не сдвинешь с места.
Иногда нам удается сговорится с Элайзой, она складывает нам в корзинки побольше еды, и мы отправляемся в парк на весь день. Ее это устраивает, поскольку тогда ей не надо варить обед, так что в погожий денек она иной раз сама предлагает:
— Я испекла для вас пару пудингов, и вы можете отправляться в парк. Погода сегодня как раз подходящая.
Она велит, чтобы мы наливали из фонтанчика воду в медную чашку, и девочки ее слушаются, но я сую голову под краник и пью прямо оттуда, как бестрепетный охотник из горного ручья, к тому же так гораздо чище. Дикки делает тоже самое, и даже Г. О., а вот Ноэль пьет из чашки и говорит, что это золотой кубок, который сковали ему очарованные гномы.
Мы повстречали принцессу в конце октября, день был на редкость жаркий, и мы уже выбились из сил.
Обычно мы входим через маленькую калитку на вершине Крумсхилл. В хорошей книге именно у такой калитки и начинаются замечательные события. Правда, пока дойдешь, притомишься, но в самом парке было так здорово, что мы решили немного передохнуть и поваляться, глядя на верхушки деревьев и мечтая вскарабкаться на них и поиграть в мартышек. Один раз мы это проделали, но парковый сторож принялся так вопить, что нам пришлось от этой игры отказаться.
Мы отдохнули, а потом Алиса сказала:
— Путь в заколдованный лес был долог, но сам лес прекрасен. Что мы найдем здесь сегодня?
— Мы повстречаем оленя, — пообещал ей Дикки, — только для этого надо перейти на другую сторону парка: они все собираются там, потому что люди кормят их булочками.
Булочки напомнили нам про наш ленч, и мы расправились с ним, а потом выкопали ямку под деревом и закопали все обрывки бумаги, потому что если бросать повсюду эту грязную промаслившуюся бумагу от бутербродов, людям потом неприятно будет сидеть в этом месте. Так говорила мама Доре и мне, еще когда мы были совсем маленькими, и очень жаль, что не всех людей родители научили этому, а так же насчет апельсиновых корок.
Мы съели все, что у нас было, и Алиса сказала тихонько:
— Я вижу волшебного белого медведя — он крадется там, под деревом. Мы должны выследить и убить его!
— Я — медведь, — вызвался Ноэль, встал на четвереньки и пополз, а мы шли за ним. Порой волшебный медведь скрывался за деревом и внезапно выскакивал из-за него, но чаще он был на виду и мы просто шли за ним по следу.
— Мы поймаем его и будет жестокая битва, — произнес Освальд. — И я буду графом Фолько де Монфуко.
— Я буду Габриэллой, — сказала Дора. Только она одна и соглашается на девчоночьи роли.
— Я буду Синтрамом, — решила Алиса. — А Г. О. может быть Маленьким Мастером.
— А как же Дикки?
— Я буду Пилигримом со скелетом.
— Ш-ш! — прошептала Алиса. — Видите, как блестит среди зарослей его волшебная белая шкура?
Я тоже видел впереди что-то белое — это был воротник Ноэля, который сзади совсем выбился.
Так мы преследовали медведя среди деревьев, и вдруг он пропал с глаз, а мы наткнулись на какую-то стену посреди парка — голову даю на отсечение, что раньше тут не было никакой стены. Ноэля по-прежнему нигде не было видно, а в стене мы обнаружили дверь, и эта дверь была открыта — поэтому мы вошли.
— Здесь, в горной пещере укрылся медведь! — сказал Освальд. — За ним — мой добрый меч наготове!
Я схватил зонтик — Дора всегда берет зонтик с собой, на случай дождя, потому что у Ноэля от любого пустяка начинается бронхит, — и мы вошли.
По ту сторону стены был конный двор, мы никого не увидели, но слышали, как кто-то чистит в конюшне лошадь и посвистывает, так что мы прошли мимо на цыпочках и Алиса прошептала:
— Здесь прячется Чудовищный Змей — я слышу его злобное шипение. Смелее вперед!
На цыпочках мы миновали мощеный двор и дошли до другой стены, в которой тоже была дверь. Потихоньку мы миновали и эту дверь, и я подумал: «Уж это настоящее приключение!» Мы вошли в заросли, в глубине которых что-то белело. Дора сказала, что там спрятался белый медведь. Так всегда с Дорой — когда всем игра уже надоела, она вдруг вспоминает, что тоже участвует в ней. Ничего плохого я сказать не хочу, я очень люблю Дору, не говоря уж о том, как она заботилась обо мне, когда у меня был бронхит. Неблагодарность смертный грех, но ведь и правду не скроешь.
— Это не медведь, — коротко сказал ей Освальд, и мы все пошли дальше, по-прежнему ступая на цыпочках. Тропинка, изогнувшись, вывела нас на поляну, а там-то и был Ноэль. Воротничок у него, как я уже говорил, отстегнулся, а на лице по-прежнему было чернильное пятно — оно было у него на лице, еще когда мы выходили из дому, но он не позволил Доре его умыть, к тому же теперь у него еще и шнурок развязался. Он стоял и глядел на какую-то девочку — смешнее этой девчонки я в жизни никого не видел.
Она была похожа на фарфоровую куколку, из тех, которые продаются за шесть пенсов — личико белое, волосы желтые и туго стянутые в две косички, лоб у нее был очень большой, а щеки выступали так, что у нее под каждым глазом было словно по полочке. Глаза маленькие, голубые, одета она была в черное платье, а башмачки на пуговках доходили ей почти до колен. Ножки у нее были совсем тоненькие. Она сидела в шезлонге, лаская голубого котенка — не ярко голубого, разумеется, а такого, как карандаш на изломе. Мы подошли поближе и услышали, как она спрашивает Ноэля:
— Кто вы, мальчик?
Ноэль совсем позабыл про белого медведя и вошел в свою любимую роль:
— Я — Принц Камаралзаман.
Девчонке это, похоже, понравилось.
— Я сперва подумала, что вы — просто мальчик, — сказала она. Тут она заметила и всех нас и спросила:
— А вы все тоже Принцы и Принцессы?
Само собой, мы все ответили «да», и она сказала:
— Я тоже принцесса, — и очень здорово она это сказала, так, как будто все было по правде, а не понарошку, и нам это понравилось, поскольку мало кто из ребят умеет вот так сходу включиться в игру, прежде, чем им все дотошно растолкуют. Да и тогда они говорят, что «будут» львом, или там колдуньей, или королем. А эта девочка сказала не «я буду принцессой», а просто «я принцесса». Потом она поглядела на Освальда и сказала: — По-моему, я видела вас в Бадене.
Освальд, само собой, сказал:
— Да-да, а как же.
У нее был какой-то смешной голосок, и она странно выговаривала слова, тщательно отделяя их друг от друга, совсем не так, как говорим мы.
Г. О. спросил ее, как зовут кошку и она сказала:
— Катинька.
Потом Дикки предложил:
— Давайте отойдем подальше от окна, а то когда играешь под окном, кто-нибудь в доме обязательно выглянет и велит прекратить.
Принцесса очень аккуратно опустила на землю кошку и сказала:
— Мне не разрешают сходить с травы.
— Какая жалость, — посочувствовала ей Дора.
— Но раз вы этого хотите, я пойду с вами.
— Нет-нет, не надо делать того, чего вам не разрешают, — сказала Дора, но тут Дикки сказал, что по ту сторону кустов есть еще много травы, и ее отделяет от нас только узкая дорожка, так что я перенес Принцессу через дорожку, чтобы ей не пришлось сойти с травы. Там мы все уселись, и принцесса спросила нас, любим ли мы «драже» (я посмотрел в словаре Альбертова дяди и знаю теперь, что писать это слово надо с одним «ж»).
Мы сказали: скорее всего — нет, а она вытащила из кармана настоящую серебряную коробочку и показала нам эти драже — попросту говоря, это были шоколадные горошины, и мы съели по две каждый. Потом мы спросили ее, как ее зовут, и она начала, и ей понадобилось минут пять, чтобы дойти до конца. Г. О. утверждает, что у нее было целых пятьдесят имен, но Дикки умеет считать лучше, чем кто-либо из нас, и он говорит, что имен было всего восемнадцать. Сперва ее звали Полина, Александра, Алиса, потом Мери и Виктория — это мы все слышали, а в конце были еще Хильдегард Кунигунда такая-то Принцесса чего-то там еще.