Сказки и истории

В этот момент позади них открылась дверь, и в библиотеку вошла мама.

— Что за кавардак! — воскликнула она сердито. — Я вижу, вы все-таки залезли в ящик и взяли рождественские подарки. А куда подевались цукаты, финики и изюм?

Дети растерянно переглянулись, понимая, что им бесполезно даже попытаться объяснить маме, как они попали в город в библиотеке дома в городе, построенного ими в библиотеке своего настоящего дома из книг, деревянных кирпичей и разрисованных кубиков, которые им подарил добрый дядюшка Томас.

Поэтому вместо того, чтобы прямо ответить на мамин вопрос, Розамунда сказала:

— Ой, мамочка, у меня сейчас совсем разломается голова, — и она начала плакать. Фабиан не сказал ничего, но тоже схватился за голову и заплакал.

— Не удивительно, что у вас болят головы после того, как вы съели столько сладостей, — сказала мама. При этом у ней был такой вид, словно она и сама уже была готова расплакаться. Уложив детей в постель, она заставила их проглотить какие-то горькие порошки.

— Еще неизвестно, что скажет папа, когда я сообщу ему о вашем поведении, — добавила она напоследок, гася свет и выходя из детской.

— Хотел бы я знать, что он скажет, — произнес Фабиан прежде чем погрузиться в сон.

— Я бы тоже очень хотела это знать, — поддакнула Розамунда.

Как это ни странно, но дети до сиз пор не знают, что именно сказал на сей счет их папа. На следующее утро они оба заболели корью, а когда, много дней спустя, они наконец, поправились, все в доме уже давным-давно забыли о том, что произошло в канун Рождества. И Фабиан с Розамундой забыли об этом тоже. Таким образом все, о чем вы только что прочли, мне стало известно со слов заводной мыши, которая узнала подробности этой истории от самих детей, когда беседовала с ними в игрушечном городе в библиотеке дома внутри еще одного игрушечного города, построенного в библиотеке их лондонского дома из всевозможных подручных материалов, включая сюда Шекспира, Мильтона и, разумеется, дядю Томаса — точнее, его незаменимые кубики. Вы можете сколько угодно сомневаться в достоверности этого рассказа, но лично у меня нет причин не доверять заводной мыши, которая просто-напросто не умеет говорить неправду. Вот вы, к примеру, когда-нибудь слышали, чтобы заводная мышь говорила неправду? Не слышали? То-то и оно.

ЗАКОЛДОВАННАЯ ЖИЗНЬ

или

ПРИНЦЕССА И ЛИФТЕР

Жил да был на свете принц, чей папаша — а папаши принцев как правило бывают королями — крупно погорел на своем королевском бизнесе, напрочь утратив все владения, корону, драгоценности, деньги, слуг и даже друзей. Беда его заключалась в том, что король слишком уж увлекался механикой и целыми днями возился со своими изобретениями, пустив управление королевством на самотек. Однако королевство оказалось с норовом и, не пожелав мириться с подобным к себе отношением, в один прекрасный момент взяло да и утекло совсем из рук своего незадачливого монарха. Во французской истории, если вы помните, тоже был один король, который чересчур увлекался механикой — в особенности, часами, — и он тоже лишился своего королевства, а вместе с ним и головы. У нашего короля, по счастью, голова осталась на плечах и, будучи избавлена от необходимости придумывать законы, вплотную занялась придумыванием всевозможных машин и устройств. Машины его, надо отдать им должное, по качеству намного превосходили придуманные им законы, так что со временем король смог открыть собственное дело и, поднакопив деньжат, купил дом в соседнем королевстве, где и поселился со своей семьей, состоявшей из жены и сына.

Дом их представлял собой весьма симпатичную виллу в стиле, получившем название по имени королевы Анны (той самой, чья смерть и по сей день служит предметом многочисленных пересудов и сильно запоздалых сожалений). Там были: большая стеклянная дверь с яркими витражами; ведущая к ней дорожка из цветных плиток; декоративные фронтоны над каждым окошком; пышные герани и кальцеолярии в небольшом садике перед парадным крыльцом; а также презентабельный фасад, отделанный благородным красным кирпичом. Задняя стена дома была выложена из обыкновенного желтого кирпича, но это мало кого беспокоило, поскольку приличная публика с этой стороны к дому не подходила…

В целом жили король с королевой и принцем совсем неплохо. Королева с утра обрезала высохшие листочки гераней миниатюрными золотыми ножничками, а по вечерам делала вышивку и росписи для благотворительных базаров. Принц учился в кадетском корпусе, ну, а король, понятное дело, занимался своими механизмами. По окончании корпуса принц не пошел по военной части, а был привлечен к делам отцовской фирмы. Он выказал себя прилежным подмастерьем, не имеющим ничего общего с теми бездельниками, что сутки напролет хлещут пиво или режутся в кости на могильных плитах, как это показано на картине незабвенного мистера Хогарта.

Когда принцу исполнился двадцать один год, королева призвала его к себе и, отложив в сторону блокнот с промокательной бумагой, обложку которого она разрисовывала настурциями и левкоями — блокнот предназначался для школьного базара, — обратилась к своему чаду со следующими словами:

— Мой дорогой мальчик, ты уже получил обычные подарки, вручаемые ко дню совершеннолетия: серебряные портсигар и коробочку для спичек, набор щеток для одежды и обуви с твоими инициалами на тыльной стороне, кожаный саквояж, собрания сочинений Диккенса и Теккерея, авторучку с золотым пером и сердечное благословение твоих родителей. Но у нас есть для тебя еще один подарок.

— Ты слишком меня балуешь, мама, — сказал принц, рассеянно тыкая пальцем в нарисованную настурцию.

— Осторожнее, — сказала королева, — ты испортишь рисунок; краска еще не высохла. Не отвлекайся, слушай, что тебе говорят. Когда ты был еще младенцем, твоя крестная — она, между прочим, добрая фея — сделала тебе бесценный подарок — Заколдованную Жизнь. Это гораздо лучше любой страховки, тут даже нельзя сравнивать. Пока твоя Заколдованная Жизнь находится в безопасном месте, никто и ничто не сможет причинить тебе вред.

— Вот это я понимаю! — воскликнул принц. — Но почему тогда ты не пустила меня в морское плавание? Помнишь, год назад? Ведь со мной все равно ничего бы не случилось.

— Да, мой дорогой, — сказала королева, — но лучше зря не рисковать. Все эти годы я хранила твою Заколдованную Жизнь, но теперь ты стал взрослым и можешь позаботиться об этом сам. Спрячь ее в каком-нибудь тайнике и не вздумай носить при себе — с ценными вещами так поступать не принято.

Прочитав эту небольшую нотацию, она вручила ему Заколдованную Жизнь; принц поцеловал свою маму и, поблагодарив ее за чудесный подарок, отправился на поиски подходящего тайника. В конце концов он вытащил кирпич из стены их виллы, засунул свою Жизнь в образовавшийся проем и после этого вставил кирпич на место. (Как известно, виллы, построенные в стиле королевы Анны, славятся удивительной подвижностью своих кирпичей). Покончив таким образом с этим ответственным делом, принц вернулся к своим обычным занятиям, главным из которых была работа на отцовской фирме.

Страна, где правил отец принца до своего низложения, называлась Богемией, и принца, следовательно, звали Флоризелем — других имен у богемских принцев не бывает и быть не может. Почему это так, я не знаю, но это — не подлежащий сомнению факт. Однако по окончании своей монархической карьеры король счел неудобным заниматься бизнесом под прежним именем — отныне он именовал себя Рекс Блумсбери, а его Компания Скоростных Лифтов получила официальное название «Р.Блумсбери и K°». Что касается принца, то во всех документах он значился как Ф.Блумсбери, что, разумеется, было не так шикарно, как «Флоризель, Принц Богемский», но зато более соответствовало его теперешнему положению. Кстати сказать, королева вплоть до последнего времени называла своего сына просто Флорри, что звучало совсем несолидно, но с этим опять же приходилось мириться.

В той стране, где последние годы жило семейство новоявленных Блумсбери, тоже имелся свой король, который в отличие от отца Флоризеля довольно-таки прочно сидел на своем троне. Этот король был человеком передовых взглядов и не чурался технического прогресса, поэтому, едва узнав о существовании механических лифтов, он пожелал ознакомиться с этой новинкой на предмет использования ее у себя во дворце. Придворные службы навели справки и приняли меры, и вот на следующее утро лакей принес королю визитную карточку с надписью: «Мистер Ф.Блумсбери, Р.Блумсбери и K°».