Страница 69 из 91
Вместе с дамами он поднялся на третий этаж и через люк проник на чердак. Женщины остались ждать его на лестничной площадке. Они снабдили его крохотным фонариком-жужжалкой, и при слабом свете он добросовестно облазил чердачные углы. Здесь было много наворочено разного хлама. Пашута дважды приложился головой о стропила и поранил колено о железную скобу. Но старания его не пропали даром. Он обнаружил уютное местечко, явно обихоженное человеческими существами. В закутке между переплетениями труб возвышался ящик, покрытый клеёнкой, а вокруг расставлены ящики поменьше. Ящик-стол завален остатками пиршества: селёдочными огрызками, кожурой от колбасы, обломками хлеба, тут же — мутный стакан гранёного стекла. Пашута его понюхал: о да, совсем недавно из него пили бормотуху. Уж не Вадима ли это личный загончик? Да нет, скорее всего обосновалась тут, в стороне от придирчивых глаз, компания трудных подростков.
Женщины встретили его нетерпеливыми вопросами, но он им ничего не открыл, а только пообещал регулярно наведываться и, если обнаружатся злоумышленники, непременно сообщить. Он так и сказал:
— О результатах следствия сообщу вам лично, дорогие сёстры.
Благодарные дамы пригласили его на чашку чая. Пашута засомневался: прилично ли одинокому мужчине навещать одиноких женщин в столь позднее время. Дамы переглянулись, а потом та, которая постарше, важно изрекла:
— Пусть вас это не беспокоит, милый друг. Наша нравственность, увы, давно под защитой наших лет.
Это выражение он запомнил и решил при случае блеснуть им в разговоре с Вареньхой. В небольшой комнате, похожей на музейный запасник в макетном исполнении, они пили чай с малиновым вареньем и с кексом домашней выпечки. Пашута быстро проникся к гостеприимным дамам симпатией и, естественно, поделился с ними горем. Они опять многозначительно переглянулись, что было у них, похоже, ритуальным действием, и утешили Пашуту. Манера говорить у них была такая: одна начинала фразу, а вторая её с середины подхватывала и заканчивала.
— Хорошо, что вы потеряли свою Вареньку, Павел Данилович. И не пытайтесь искать. Блажен, кто не допил до дна. Сейчас ваша история романтична, а потом вдруг обернётся пошлостью. Поверьте, любезнейший, любовь — это иллюзия. Хороши и поэтичны лишь мечты о ней.
Пашута был обескуражен.
— Вы советуете забыть Вареньку? Вот уж, честно говоря, от вас не ожидал.
— Зачем забыть, зачем? Вы не поняли, Павел Данилович. Живите воспоминанием, как мы живём. Разочарование вас минует, а хуже всего в любви именно разочарование. Неужели вы намерены уподобиться безумцам, которые разводят в убогих хижинах бесчисленное потомство, заведомо обрекая малюток на страдание? Наш больной мир плохо устроен для счастья. А так… Павел Данилович, не забывайте бесценную Вареньку, но не ищите её!
Дамы раскраснелись, потянулись друг к дружке, их очи заискрились над чанным столом подобно двум парящим светлячкам, они уже обращались не к Пашуте, а к каким-то давним упованиям. Он понял, что засиделся в гостях. Но он не был поколеблен. Уходя, упрямо заметил:
— Всё равно её найду, шлюху бессовестную, хотя вы правы во всём. Я её найду, а там уж видно будет. Со мной шутки плохи.
Как-то Пашута засиделся в тени оранжевого «гриба», удобно устроив ноги на перевёрнутом мусорном ведре. В этот безоблачный час предвечерней сиесты, с аппетитом затягиваясь сигаретным дымком, он думал о том, как поскорее поменять замок на кладовке с инструментами, а то нынешний запор любой пацан отколупнёт гвоздём. От этих мыслей его отвлекло появление сутуловатого мужчины, вошедшего во двор не через арку, как положено, а пролезшего через дыру в заборе. Пашута взглянул на мужчину, и сердце его ёкнуло. Пришелец был светловолос, несообразен в движениях, одет в приличный зеленоватого оттенка костюм, сидевший на нём мешковато, в правой руке держал жёлтый «дипломат», гoлову прятал под парусиновой кепчонкой молодёжного покроя. По тому, как он топтался посреди двора, беспомощно озираясь, можно было предположить, что он из тех хлипких интеллигентов, кто тратит уйму времени на решение проблем, которые для приспособленного к жизни человека яйца выеденного не стоят. Но главное было в том, что с помятого, утомлённого лица смотрели на Пашуту до гула в ушах знакомые, светлые Варины глаза, только без их отчаянного блеска, а напротив, смягчённые выражением затаённой навеки обиды.
— Вам чем-нибудь помочь, товарищ? — с напряжением спросил Пашута.
— Извините великодушно, — подстраховался пришелец. — Вы, случайно, не на стройке работаете?
— Я здешний дворник, к вашим услугам.
В кратковременном общении с обитательницами третьего этажа Пашута поднаторел в аристократическом слоге.
— Видите ли, у меня некоторое затруднение… До зарезу нужна изоляционная лента. Без неё хоть домой не иди. Я сунулся в соответствующий магазин — что вы! Они там удивились. Вот, посоветовали обратиться на стройку.
— Но где же вы тут видите стройку? — Пашута поинтересовался просто так, чтобы собраться с мыслями. Он не сомневался, что перед ним Варин отец. Это судьба его послала за изоляционной лентой. Пожалуй, он постарше Пашуты лет на десять. И то хорошо.
— В том и закавыка, — вдруг обрадовался мужчина. — И я им в магазине так сказал. Где же я стройку найду? Да и потом — что значит стройка? Это же не торговые ряды… Но вы не подумайте, я готов заплатить. Деньги у меня есть. Елена дала три рубля, но велела без ленты не возвращаться. У нас, видите ли, кое-где оголилась электропроводка. Ну и что-то ещё такое ей хочется починить.
Пашута пошёл ва-банк.
— Как вас зовут, товарищ?
— Олег Трофимович, — ответил мужчина с готовностью, лишь в глазах мелькнула серая тень, как у человека, который сообразил, что, похоже, вляпался в неприятность.
— А фамилия ваша как будет?
— Дамшилов. А вам зачем?
— Чтобы знать, кого из жильцов обеспечиваем инвентарём, — солидно объяснил Пашута.
Он привёл Вариного отца в кладовку. Пока копался на полках в жутком хламе, накопленном поколениями добросовестных работников, смешливо прикидывал, что сделал бы Олег Трофимович, скажи ему Пашута, что домогается его дочери. Что бы он сделал? Скорее всего извинился бы за то, что ничем не может помочь. Пашуту подмывало проверить это предположение, но он сдержался. Теперь не до озорства. Теперь… Ленты в кладовке не оказалось.
— Надо у меня в хибаре поискать, — обнадёжил Пашута огорчённого соискателя. — Я недавно на этой работе, ещё сам толком ничего не разведал. Пойдёмте со мной. Это вон в том подъезде.
Пашута, конечно, знал, где взять ленту, она наверняка есть у жэковских слесарей в дежурке, но, пользуясь младенческим неведением Вариного родителя, он надеялся завязать знакомство потуже и мучительно соображал, как бы произвести на Олега Трофимовича приятное впечатление. Не то чтобы он собирался как-то так особенно себя подать, чтобы образованный человек разглядел в нём возможного жениха своей дочери, об этом грешно думать, но всё же рассчитывал неким неожиданным поступком или умными речами себя хоть малость облагородить в глазах важного гостя.
Он втолкнул упирающегося интеллигента в свою каморку, зажёг свет и, для виду помявшись, с азартом ринулся к железному ящику сейфа.
— Всё в порядке, Олег Трофимович, наше дело в шляпе. В сейфе уж точно полно изоляции… Небольшая заминка — ключа у меня нету. Но мы его сейчас и так раскурочим. Вы присаживайтесь поудобнее. На топчан садитесь, не стесняйтесь. Он чистый.
Олег Трофимович, несколько оглушённый внезапной расторопностью дворника, послушно опустился на топчан и даже задымил предложенной сигаретой. Пашута долго возился с проклятым ящиком, сломал отвёртку, один за другим погнул несколько ключей, какие были у него на связке, но взломать сейф не удалось. Хитрый замок был смонтирован топорно, но на века. В отчаянии он присел отдышаться на колченогий стульчик. Олег Трофимович, сняв очки, смотрел на него близоруко просветлённым взглядом. Он как-то весь обмяк на удобном Пашутином топчане.