Страница 3 из 36
Все молчали. Молчание нарушил Бен.
— Значит, то завещание… ну, которое раньше было… оно уже не считается, да? И вы уже не можете быть здесь хозяйкой?
Гвин Томас наклонила голову.
— Правильно, мальчик. Первое завещание моего мужа, написанное на мое имя, уже недействительно, так как появилось новое, которое составлено позднее. Оно считается законным. И хуже всего то…
— Что может быть еще хуже? — крикнула Мартина, и бабушка даже не стала делать ей замечание, что невежливо перебивать взрослых; она сказала на удивление спокойным тоном, который было тяжелее слушать, чем окрик:
— Еще хуже, дорогие мои, то, что… — Она подняла в руке другой документ. — Что, согласно официальному уведомлению, у нас остается всего 13 дней на то, чтобы покинуть Савубону, распрощаться со всеми служащими, со всеми животными… — Голос ее дрогнул. — И отправиться неизвестно куда. Через тринадцать дней здесь будет новый хозяин…
• 3 •
Каждый раз, когда Мартина вспоминала о пожаре, в котором погибли родители, перед глазами у нее возникало одно. Воспоминания тревожили, к счастью, не слишком часто, но одно в них настойчиво повторялось. И было оно не о тех минутах, когда она проснулась вдруг среди ночи накануне своего одиннадцатого дня рождения и поняла, что дом горит, и дверь, отделяющая коридор от комнаты родителей, уже охвачена пламенем. И даже не о том, как ее комната превратилась в пылающую печь, ночная рубашка уже начала тлеть на спине и как Мартина чудом сумела связать вместе две простыни, привязать один конец к ножке кровати и спуститься на них со второго этажа прямо в заснеженный сад.
Нет, самое острое воспоминание было о тех минутах, когда, уже выскочив из дома, она обежала вокруг и увидела ту часть, что почти уже обгорела. Рядом стояли сбежавшиеся люди, они не ожидали увидеть Мартину: думали, она погибла вместе с родителями. Один из соседей, мистер Моррисон, накинул на нее свою куртку, его жена обняла девочку и удерживала, а девочка плакала и рвалась увидеть родителей.
Мартина помнила, как она вдруг отчетливо поняла, что мама и папа, с кем всего несколько часов назад она сидела за предпраздничным ужином, никогда уже не будут с ней, не будут здесь, на земле.
Ее жизнь, так она поняла тогда, тоже окончилась: в ней никогда уже не будет того, к чему она привыкла и что так любила…
Нечто похожее она ощутила теперь — после того, как услышала слова бабушки.
На следующее утро в девять часов в Савубоне уже появились бульдозеры. Их было несколько, они двигались по дороге один за другим и были похожи на гигантскую желтую гусеницу. Припарковались они возле здания, где содержали больных и беспомощных животных, которых пугал шум моторов и лязг гусениц.
Миссис Томас отправилась разбираться с водителями бульдозеров, и лицо у нее было такое решительное, что Мартине стало не по себе, и она поспешила присоединиться к бабушке.
— Ну, и что вы себе позволяете? — услышала она ее слова, обращенные к водителю первой машины. — Влезли на чужую территорию и напугали всех зверей! Я буду жаловаться!
К разгневанной хозяйке подошел старший из бульдозеристов. Он был настроен мирно.
— Мы всего-навсего действуем по инструкции, мэм, — сказал он.
— Эта инструкция незаконная, — возразила ему миссис Томас. — А законная приведет вас прямо в тюрьму, если вы сейчас же не уберетесь отсюда! Я вызываю полицию!
— Как вам угодно, мэм, — ответил тот, доставая какую-то бумагу и разворачивая ее. — А у меня в руках судебное решение… Вот оно… начинать работу на этом участке. Мы понимаем, — добавил он сочувственно, — что вы не сможете за две недели подготовить новое помещение для ваших зверей, но что поделаешь. У нас приказ: готовить территорию под охотничий парк. Для сафари[4].
— Да хоть под Букингемский дворец! — яростно крикнула миссис Томас. — Я не позволю вам и горстку песка сдвинуть с места! Слышите? Покажите вашу бумажку!
Мужчина вручил ей судебную повестку. Миссис Томас достала очки, водрузила на нос, начала читать. Когда она вновь заговорила, тон ее сменился — в нем появилась ледяная вежливость, даже вкрадчивость. Но предвещающая грозу — Мартина уже знала это.
— Прекрасно, дорогой сэр… — говорила миссис Томас. — Вы честно исполняете свой долг. Собираетесь готовить место для создания развлекательного предприятия под названием «Сафари-парк „Белый жираф“». Так? Охота и развлечения?
— Видимо, так, мэм, — проговорил мужчина. — В бумаге все написано.
— Так вот что я скажу вам, любезный. Здесь не будет никаких развлечений, никаких зрелищ! Ни «Белого жирафа», ни «Розового слона», ни «Лилового носорога»! Понятно? Это говорю вам я, Гвин Томас, и только через мой труп мистер Джеймс войдет сюда и станет хозяином Савубоны!
— Но, миссис Томас, — заговорил наконец немного растерявшийся подрядчик, или кем он был. — Зачем вы мне все это говорите? Я только исполнитель.
Она с подчеркнутой любезностью вернула ему документ.
— Вы совершенно правы, мистер. К чему, в самом деле, я беспокою вас? Вы всего лишь следуете полученным указаниям. — Голос ее окреп и снова обрел воинственную тональность. — Поэтому сообщаю, что я тоже дам сейчас указание моему главному смотрителю открыть ворота, чтобы львы могли совершить свою утреннюю прогулку перед завтраком. Думаю, их заинтересуют ваши машины и их водители. Я же тем временем отправлюсь в город к своему адвокату… Напоминаю вам, что львы предпочитают на завтрак свежее мясо…
Мартина, к сожалению, почти не слушала превосходную речь бабушки — вместо этого она с горечью представила себе, как на месте заповедника появится какое-то шоу, где дрессированные звери будут выступать под музыку, а на других зверей будут продаваться билеты — чтобы их убивать во время так называемого сафари. И весь этот ужас будет носить имя ее любимца — белого жирафа Джемми!.. Нет! Она все сделает, чтобы руки Ройбена Джеймса никогда не дотянулись до их заповедника!..
Сопровождая бабушку обратно в дом, она мысленно повторяла ее слова:
— Только через мой труп, мистер Джеймс!..
• 4 •
Три часа спустя Гвин Томас вернулась из соседнего городка (который назывался Грозовой Перекресток) с двумя сообщениями: хорошим и плохим.
— Сначала расскажи хорошее, — попросила Мартина, войдя вместе с Беном в рабочую комнату бабушки. — Садись, Бен, — пригласила она друга и сама уселась на крышку ящика с деловыми бумагами.
Миссис Томас помахала перед ребятами каким-то документом.
— Здесь написано, — сказала она, — и я хочу этому верить, что означенный мистер Джеймс и его команда не имеют права начинать любые работы, пока мы не покинем Савубону.
— А когда… — дрожащим голосом спросила Мартина, — когда мы должны ее покинуть?
— Официально, — твердо сказала бабушка, — мы должны убраться отсюда в канун Рождества.
— А тогда, — чуть не плача проговорила Мартина, — какое же у тебя плохое известие? Что может быть хуже?
— Хуже, друзья мои, то, что всем этим людям — инженерам, архитекторам, разным экспертам — разрешается все это время приходить сюда, когда им будет угодно, и составлять свои планы, проекты, схемы и все прочее.
— Просто жуткая жуть! — воскликнула Мартина.
Она никогда раньше не употребляла этих слов, но они как-то сами выскочили изо рта, когда она представила, как этот противный мистер Джеймс начнет всюду совать нос, подходить к клеткам с животными, дразнить их, чего доброго, или что-нибудь еще хуже… А если он увидит белого жирафа, то сразу же подумает о том, за сколько его можно продать, и, кто знает, быть может, найдет в этом сторонников…
Всего этого она вслух не произнесла, но решительно добавила:
— Если мистер Джеймс дотронется хотя бы кончиком пальца до Джемми, я просто не знаю, что сделаю! Для начала проколю все четыре шины у его джипа!
4
Сафари — так называются охотничьи экспедиции (обычно в Центральной и Восточной Африке).