Страница 11 из 13
Но даже когда избежать ответственности не удается, она гораздо мягче, чем за аналогичные преступления в развитых странах. Например, за убийство характерно применение смертной казни (в некоторых штатах США), пожизненного заключения, двадцати или тридцати лет лишения свободы (США, Франция). У нас же средний срок лишения свободы за убийство по ст. 105 ч. 1 УК РФ составляет 8,4 года (при санкции от шести до пятнадцати лет), а по ст. 105 ч. 2 — 11,5 лет (при санкции от восьми лет до пожизненного лишения свободы).
Развитые, демократические и либеральные зарубежные страны весьма жестко относятся к разбойникам, грабителям, ворам. Например, ст. 123.3 Уголовного кодекса Австралии предусматривает, что совершение грабежа лицом, «имеющим при себе оружие с целью нападения», наказывается лишением свободы на срок 20 лет, в то время как статья 162 отечественного УК за разбой с применением оружия предусматривала от семи до двенадцати лет, причем гуманные суды придерживаются нижнего предела наказания.
После изменений, внесенных в Уголовный кодекс 8 декабря 2003 года, санкция снижена еще больше и составляет от пяти до десяти лет лишения свободы. Гуманные законодатели позаботились и о ворах, и о грабителях: наказания смягчены, предыдущие преступления и судимости перестали учитываться как отягчающие обстоятельства, смягчено понятие рецидива. Злостное хулиганство, которое каралось пятью годами лишения свободы, превратилось в административный проступок, за который в самом худшем случае можно получить пятнадцать суток. Перестало наказываться незаконное ношение холодного, газового и метательного оружия. Даже огнестрельное гладкоствольное оружие можно носить и хранить безнаказанно! А в эту категорию попадают не только бандитские обрезы и самодельные пистолеты, но и минометы, гранатометы, даже некоторые виды пушек! Как можно объяснить такое с позиций здравого смысла? И какое отношение все это имеет к гуманизации закона? Через полгода положение поправили, хотя охотничьи ружья по-прежнему можно хранить и носить, не опасаясь уголовной ответственности!
Даже если преступник оказался в изоляции, то, как правило, ненадолго. Снижение фактического срока отбытия наказания, необходимого для условно-досрочного освобождения, широкое применение амнистий и помилований открывают возможности для быстрого возвращения на свободу. В 2000 году, например, было помиловано 12 843 осужденных, из которых более 76 % отбывали наказание за тяжкие и особо тяжкие преступления. В их числе 2689 убийц, 2188 причинителей тяжкого вреда здоровью, 1834 разбойника, 18 похитителей людей и 14 бандитов![6]
Наша юридическая машина работает вхолостую, напрасно тратятся материальные и человеческие ресурсы. Но было бы слишком примитивно объяснить все «плохими законами», хотя именно так и привыкли поступать ответственные (и не очень) должностные лица. Ведь законы есть производное от политической воли государства. И если государство заинтересовано в каком-то законе, то он будет разработан, принят и исполнен! А если почти двадцать лет сетовать на отсутствие Закона о борьбе с организованной преступностью, при этом отклоняя подготовленные проекты, то вывод столь же прост, сколь и однозначен: этот закон никому не нужен!
Еще одно новшество последнего времени — Уголовно-процессуальный кодекс. Обстановка, в которой он принимался, комментарии вокруг него и, наконец, содержание могут создать впечатление, что в России нет разгула преступности и бессилия перед ней уголовной юстиции, не жируют бандиты и не запуганы до предела честные граждане вкупе с работниками правоохранительной системы. Напротив, свирепствуют карательные органы и метут подчистую ни в чем не повинных людей. Именно поэтому следователь теперь лишен права возбудить уголовное дело без согласия прокурора. Но любой гражданин, обращавшийся в милицию, знает, что и в былые времена там вовсе не спешили возбуждать уголовные дела, а действовали с точностью до наоборот. Укрывательство преступлений и незаконные отказы в возбуждении уголовных дел — вот бич органов внутренних дел, с которым безуспешно борются многие поколения министров. И при таких обстоятельствах адекватным было бы прямо противоположное новшество: отказывать в возбуждении уголовных дел допускается только с санкции прокурора!
С субъектами этих самых санкций тоже вышла неувязка. Прокурора посчитали заинтересованным в исходе дела и передали право ареста другому органу, незаинтересованному. Теперь арестовывает обвиняемого… суд! Тот самый суд, которому впоследствии предстоит выносить приговор! «Заинтересованный» прокурор мог только просить о назначении той или иной меры наказания. «Незаинтересованный» суд разрешает дело по существу. Перед этим он уже выскажет свою позицию при даче разрешения на прослушивание телефонных переговоров подозреваемого, выемку почтово-телеграфной корреспонденции, обыск и арест. Как при этом он умудрится сохранить незаинтересованность — уму непостижимо!
Продолжать анализ подобных несуразностей можно практически до бесконечности. Ограничимся только тем, что с введением нового УПК почти вдвое снизилось число возбужденных уголовных дел и арестов. Его создатели убеждают всех, что это хорошо и соответствует европейским стандартам. Но беда в том, что наша преступность «ихним» стандартам не соответствует. Она качественно обостряется и угрожает основам общества и государства. К тому же она растет.
Сложившееся положение вызывает обоснованную тревогу криминологов, которые отмечают, что истинное положение дел в сфере противостояния преступности и государства обстоит гораздо хуже, чем даже в не очень оптимистических официальных оценках. Так, констатируется практически полная победа преступности над обществом[7], а коррупция признается не просто неотъемлемым, но даже необходимым элементом нашей жизни, вследствие чего ее одномоментная ликвидация вызовет крайне негативные последствия для общества, государства и всех граждан: например, рухнет вся система управления[8].
Столь критическая обстановка требует радикального пересмотра концепции борьбы с преступностью в сторону ужесточения ее форм и методов, повышения бескомпромиссности, создания обстановки непримиримости и осуждения криминала. Прямо противоположные тенденции в законотворчестве и правоприменительной практике свидетельствуют об отсутствии научно обоснованной системы взглядов, знаний и идей, выражающих криминологическую концепцию государства, то есть об отсутствии идеологии борьбы с преступностью. Именно эта криминологическая идеология должна сопрягать меры противодействия с состоянием, тенденциями и качественными характеристиками преступности, добиваясь адекватности первых вторым.
При этом необходимо определиться с концептуальными подходами к проблеме, которые должны опираться на криминологические знания о реальном состоянии преступности в целом и отдельных ее видов, причинах и условиях преступности, личности преступника и тому подобных категориях. В настоящее время такие знания подменяются догадками, примитивно-обывательскими представлениями, умозрительными предположениями, которые неверны по сути и ненаучны по существу.
В основу идеологии противодействия преступности необходимо положить принцип: «Риск совершения преступления должен превышать возможную выгоду от него». Развитие этого принципа логически приводит к совершенно иным подходам в противодействии преступности. Становится ясно, что отмена конфискации имущества у экономических преступников, вкладывающих похищенные деньги в многомиллионные квартиры, особняки, виллы за рубежом, — никакого отношения к борьбе с преступностью не имеет: это форма поощрения к миллиардным хищениям!
В последние годы произошел перекос в определении приоритетов в борьбе с преступностью. Центр тяжести приходится на борьбу с терроризмом. Недавнее повышение санкций на несколько лет и введение пожизненного заключения — это только видимость принятия мер по следам кровавых событий в московском метро. Мер конъюнктурных и совершенно бесполезных. Отступление от привычных стереотипов и работа на опережение требуют усиления борьбы с малозначительными правонарушениями.
6
Российская газета от 30.04.02. № 78. С. 8.
7
Старков О. В. Криминопенология. М.: Экзамен, 2004. С. 96.
8
Голик Ю. В. Борьба с коррупцией как перманентный процесс // Преступность и коррупция: современные российские реалии. Саратов, 2003. С. 150–151.