Талисман

Лоретта, у которой душа ушла в пятки, сделала, как он велел. Она прошептала:

— Пожалуйста, лошадь, не сходи с ума и не убей меня. — Жеребец заржал и понюхал ее босую ногу, перекатывая белками глаз.

Охотник засмеялся.

— Он чувствует твой страх и спрашивает, существует ли опасность? Должен ли он бежать, как ветер? Он должен стоять? Он нервнишать, как маленькая Голубые Глаза нервнишать, когда она думает, что я съем ее и буду ковырять в зубах ее костями. Ты скажи ему, как я сказал тебе, — это хорошо.

Лоретта отдернула ногу, боясь, что лошадь может укусить.

— Он м-может не понять. Он ведь конь индейца, не так ли?

— Toquet, это хорошо. Прошепчи свое сердце. Слова твои. Будь спокойна, и он будет спокоен.

Она провела руками по шее и телу жеребца, лаская пальцами мощные мускулы животного. Когда она удостоверилась в том, что лошадь не встанет на дыбы, она расслабилась. Жеребец опустил голову и начал щипать траву. Охотник передал поводья Лоретте.

— Разреши ему везти тебя. Шепчи ему. Научи, что твои руки не несут боли — только хорошие вещи. Он найдет сладкую траву и будет слушать.

— Он так красив, Охотник.

— Скажи это ему.

Лоретта сказала. Жеребец пошевелил ушами и заржал. Пока он щипал траву, она ласкала его. Только когда она стала чувствовать себя уверенно, Охотник снял ее с коня. Когда он брал поводья жеребца из ее руки, он также обхватил ее руку, при этом пальцы тепло обвились вокруг ее.

— Он теперь твой хороший друг. — Охотник обнял свободной рукой жеребца за плечи. — Если ты будешь дышать с ним часто, ты можешь красить себя и носить листья на голове, и он все равно будет узнавать тебя. Всегда.

— Хорошо, по крайней мере до тех пор, пока я не доберусь до дома. — Она глотнула. — Ведь я поеду домой, не так ли?

Что-то промелькнуло в его глазах, что-то опасное. Ноги Лоретты стали тяжелыми, как мокрая глина, и она беспомощно смотрела, как он прижал ее руку к своей щеке.

— Ты хочешь ехать? — Его челюсть на ощупь была твердой и теплой.

— Я… да, я хочу ехать.

Он переместил ее руку со щеки на грудь, прижав ладонь к вибрирующему мускулу своей груди. Безжалостный и проницательный взгляд его глаз цепко удерживал ее. Лоретте хотелось отодвинуться, но она понимала, что ей вряд ли удастся вырваться из его хватки. Она ощущала биение его сердца, устойчивое и сильное в противоположность прерывистому трепетанию своего собственного.

— Ты пойдешь назад по своим следам и пойдешь вперед по новому пути?

— Я…

Он подвинул ее ладонь вверх так, что она покоилась на его плече, прижав ее еще ближе к себе. Он был так высок, что она была вынуждена запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо. Если бы он был белым, она подумала бы, что он собирается поцеловать ее. Но он не был белым. И она сомневалась в том, что способы нежного убеждения входили в его планы. Ширина его плеч составляла около ярда, нависшая над нею стена мускулов. В глубине его глаз, когда он смотрел на нее, светилось тепло, которого в них раньше никогда не было.

— Я хотел бы, чтобы ты была рядом со мной, — сказал он хриплым голосом.

— Но ты обещал отвезти меня домой.

Жеребец заржал и сделал шаг в сторону, нарушив их равновесие. Охотник отпустил поводья, чтобы подхватить ее, его рука обвилась вокруг ее талии. Лоретта напряглась, когда его твердые бедра прижались к ее.

Он наклонил голову и прижался лицом к ее волосам. Его дыхание проникало сквозь волосы, достигая кожи головы. Дрожь пробежала по ее телу. В течение какой-то минуты она боролась с ним, но затем почувствовала, как невидимая паутина окутывает ее, шелковистые нити так связали ее, что она не могла пошевелиться, думать.

Она закрыла глаза, дико боясь его и того, что он заставляет ее ощущать. Она отчаянно пыталась вызвать в своем сознании образ матери, что-нибудь, что помогло бы разрушить эти чары. Возможно, ему в конце концов не были чужды способы нежного убеждения. Она понимала, что должна отодвинуться в сторону, но что-то, чему она не могла найти названия, не давало ей пошевелиться. Его губы прикоснулись к изгибу ее шеи, отчего по спине побежали мурашки. Предательское томление овладело ее конечностями. Тепло распространилось по животу. На мгновение ею овладело желание прижаться к нему, позволить его чудесным сильным рукам придать всему ее телу форму его тела.

Прикосновение его руки к обнаженной спине привело ее в чувство. Ее глаза раскрылись, и у нее перехватило дыхание. Она попыталась вырваться, но это привело лишь к тому, что его рот оказался прижатым к ее шее, когда голова откинулась назад. Он прижался губами к впадине на ее шее, где пульсирующая вена выбивала быструю дробь. Его загрубевшая ладонь медленно, но неотвратимо двигалась к ее боку, большой палец поглаживал нижнюю сторону ее груди. В ужасе она пыталась схватить его запястье, но пальцы оказались недостаточно сильными.

— О, nei mah-tao-yo, — прошептал он. — Ты дрожишь.

Его рот продолжал свое движение вниз. Губы, как шелк, покусывали ключицу. Остро сознавая, что низкий вырез рубашки не был преградой для него, она отпустила его запястье и сжала обеими руками его лицо. Подняв его голову, она встретила его взгляд, еще более обеспокоенная блеском желания, который увидела в его глазах.

— Ты пугаешь меня.

— Этот страх boisa. — Под рубашкой его теплая ладонь остановилась на ребрах. — Ты моя женщина.

— Как раз это пугает меня. Ты не можешь купить женщину. — Она уперлась одной рукой в его шею. Она не испытывала никаких иллюзий. Если бы он продолжал настаивать, у нее не хватило бы сил, чтобы справиться с ним. — Почему ты не можешь понять этого? Женщина должна прийти по своей воле.

Опустив руку на ее талию, он отклонился от нее и глаза его стали задумчивыми.

— А когда ты придешь по своей воле, ты не будешь бояться?

— Я… —Она смотрела на него. —Я предполагаю, что, если — не то чтобы я когда-нибудь захотела, учти, — но, если я приду к тебе по своей воле, тогда нет, я, вероятно, не смогу. — Лоретта понимала, что несет чепуху. У него был растерянный вид, и она понимала его. Она замолчала и опустила глаза. — Это совершенно невероятно, чтобы я… но, если бы я пришла, не думаю, что стала бы бояться. Я не пришла бы, если бы боялась.

Рука, обнимавшая ее, расслабилась. После рассматривания ее в течение периода, показавшегося вечностью, он сказал:

— Тогда Охотник будет ждать. До тех пор, пока Боги не приведут тебя большим кругом назад к нему.

Обратное путешествие к дому Лоретты заняло пять дней. Несмотря на свое нетерпение, временами она ловила себя на том, что в действительности получает удовольствие от медленного продвижения. Сорок воинов команчей, сопровождавших ее и Охотника, относились к ней доброжелательно, и она больше не испытывала страха, когда ее господин не был рядом с ней, что случалось редко. Домой. Кошмар почти закончился.

Лоретту беспокоили мысли о том, какой прием будет ей оказан. Люди вряд ли поверят, что пленивший ее индеец не изнасиловал ее. Но она решила не думать пока об этом. Потому что сейчас ей было достаточно того, что она снова увидит Эми и тетю Рейчел.

Охотник старался сделать все, чтобы время прошло быстрее. Для этого он учил ее всяким премудростям, пока они ехали: как найти воду, наблюдая за птицами и дикими лошадями, с помощью определенных трав, которые росли только вблизи подземных источников, как оставлять следы; и самое интересное, как читать знаки, оставляемые команчами, чтобы обозначить направление их движения.

— Охотник, если ты оставляешь знаки для других команчей, почему белые люди не могут тебя найти?

— Они не так умны. Лоретта негромко рассмеялась.

— Мне кажется, ты оскорбил меня. Ты считаешь меня глупой?

Он посмотрел на нее взглядом, который заставил ее рассмеяться снова.

— Немного умная. Потому что я учу тебя.

— О, значит, я невежественная, но не глупая? Я предполагаю, что могу принять это. — Она окинула взглядом бесконечное пространство золотых холмов, вытянувшихся перед ними, как буханки свежеиспеченного незаквашенного хлеба. Этот суровый край был для Охотника его главной кладовой, ее полки хранили все, что ему могло понадобиться. Для нее это было чужим и незнакомым местом, пугающим и таким огромным, что оно оказало на нее действие, обратное клаустрофобии. Здесь она чувствовала себя уязвимой, такой уязвимой. — В моем мире ты тоже был бы не очень умным.