Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 77



Сам виноват, подумал с досадой волхв. Парень в порядке самобичевания припомнил, что ничем не кормил вверенную ему живность с самого ее получения от бабули. Любая тварь своего ухода требует. А магическая – тем паче. Оголодали червяки-то. Вот и превратились в энергетических вампиров. Почти всю Нить сожрали, черви ворсистые.

Одно успокаивало – сожрали не зря. Хитрецы, ничего не скажешь. Кто ж заподозрит, что под личиной крупной птицы скрывается мелкая козявка, пусть и астрологическая? Никто. Правда, есть в том и свой минус. Увесистый, жирный гусь – приманка для охотника. Часть из них как пить дать перебьют по лесу окрестные добытчики…

Киря растерянно осмотрелся по сторонам.

Поднимать на чердаке мельницы невообразимый гвалт, как на птичьем базаре, лебеди не стали. Умные, сообразили: следует соблюдать тишину. Зато толкучку устроили несусветную. Хлопали крыльями, вытягивали шеи, «бодались», шипели, наскакивали друг на друга. «Эк, угораздило же вас…» – с тоской подумал волхв.

И, словно уловив мысль хозяина, птицы вдруг начали демонстративно уменьшаться, усыхать, пока не достигли размеров воробья. Этакие мини-лебеди. Лекарь подивился в очередной раз: «Не легче ль было сразу обратиться в обыкновенных пичужек? Стоило ради этих упражнений съедать всю Нить? Посмотри, какие эстеты. Воробьиные тела их не устраивают. Им подавай лебединые…»

Впрочем, возмущался своими питомцами Киря вовсе без зла, так, просто подтрунивал. А Нить Всесилия иссякла еще и потому, что пернатые бестии, скорее всего, запаслись энергией впрок – для обратного превращения из гусей в черви.

Закончив метаморфозу, пичужки гуськом, одна за одной выпорхнули в узкое оконце, образовали в воздухе классический журавлиный клин. Кирилл проводил «служителей магического пера» взглядом. Мини-лебеди споро удирали куда-то вглубь труднодоступного леса. «Молодцы! – мысленно подбодрил их волшебник. – Теперь мой черед…»

Волхв спустился по скрипучей, затянутой паутиной деревянной лестнице вниз, вышел на улицу.

Бас Дробителей продолжал всё так же бубнить, как попка, на всю округу:

– Носитель, выходи. Твоя подружка у нас. В случае отказа ее ожидает мученическая смерть!

При сих словах картинка на небе изменилась. Теперь мираж демонстрировал каких-то невообразимых существ, извивающихся от боли. Наверное, они хотели показать, как будет мучиться бедная Ульяна. А может, именно им и предстояло над ней издеваться, и это они не извивались, а плясали от радости. Черт их разберет, этих чертей.

Киря прищурился, взглянул на редкие тучки-пушинки, на солнце. Постоял так с минуту, рассматривая голубой небосвод, будто прощался со всей этой красотой или, может быть, просил у Матери Природы дополнительных сил для одоления трудной миссии. Природа ласковым ветерком потрепала своего сына за кудри, словно подбадривала, дескать, давай, дружок, не робей.

Глаза волхва налились решимостью. Используя остатки Нити Всесилия – один из последних витков, – волшебник вознес свой глас на вершину мира, заглушая нудный бас Дробителей. Средь ясного неба прогремело:

– Я готов! Высылайте ночной экипаж!

Вражеская болтовня немедля заглохла. С небосвода исчезли мерзкие черти.

Киря с сожалением оценил запасы нити: жалкие крохи, на одно-два желания, не больше; тяжело вздохнул, принялся ожидать заказанный транспорт.





«Ночным экипажем» в магических кругах именовали передвижную резиденцию Главы Ордена Антрацита – Верховного Дробителя Генерагема. Хотя резиденция-то, скорее всего, никуда не перемещалась, имела стационарную базу. Передвигался лишь вход в нее – всем известный «экипаж». В течение одного дня он мог несколько раз «вынырнуть» в самых различных частях света, перенося своего хозяина в любую точку обитаемых земель, либо подбирая визитеров, приглашенных на аудиенцию к высокому магу. Справедливости ради, стоит отметить, что Генерагем являлся одним из немногих магов, в совершенстве владеющих заклятием Перемещения и, наверное, даже самым искушенным средь них.

Почему «экипаж» главного Дробителя прозвали ночным? Ответ прост: перед глазами случайных свидетелей он возникал сумеречным призраком. Вначале в воздухе появлялись отдельные черные крапинки. С каждой секундой их становилось всё больше и больше. Они причудливо крутились, вращались одна возле другой, словно туча мошки. Сумеречный рой быстро уплотнялся, пока не превращался в дрожащую рыхлую яйцевидную энергетическую капсулу размером в полтора человеческих роста. Причем каких-то специальных входных створок на теле капсулы не наблюдалось. Войти в нее и выйти можно было с любой стороны. Как только «экипаж» принимал или выпускал человека, то сразу же терял прочность, вновь распадался на ворох парящих крапинок, быстро исчезал, не оставив следа.

Если транспортное яйцо появлялось в темное время суток, рассмотреть его было практически невозможно. Отсюда, вероятно, и прозвище – «ночной экипаж».

Как только Киря покинул мельницу, сразу зажег над собой магическую искорку, на языке разведчиков, – сигнальную ракету, означающую «Я здесь!». Простые люди, не ведающие волшебства, ее бы и не заметили. А вот по отношению к колдовскому Эфиру она вела себя как вертлявая оса, угодившая в паутину: теребила и трясла Волну так, что всякий чародей на несколько верст вокруг просто не мог не обратить на нее внимания. После сего действа у волхва не осталось и тени сомнения, что его засекли.

Вызывая «карету» Верховного Дробителя, Кирилл тем самым дал своим противникам ясно понять, что не собирается общаться ни с кем из них, кроме Генерагема. Его не устраивал даже ранг Главных Магистров каменноугольного клана. Только Правитель, никто более.

И «ночной экипаж» не заставил себя ждать…

В двух шагах от парня в воздухе затрепыхались черные соринки, а через несколько мгновений там уже висело энергетическое яйцо.

Любовь – безрассудна! Зачастую она заставляет людей совершать сверхрискованные, необдуманные шаги. Киря ступил в самое логово врага. Добровольно.

За темным проемом «ночного экипажа» располагался громадный тронный зал Ордена Антрацита.

Выпустив посетителя, «ночной экипаж» темным пятном отодвинулся в угол помещения.

Кирилл заинтересованно огляделся по сторонам. Не всякому дано побывать на приеме у Генерагема. Будет о чем порассказать любопытным внучатам…

Мраморные полы, стены, мраморные колонны и высокий потолок навевали ощущение холода. Ни окон, ни дверей волхв не заметил. Видимо, зал был целиком высечен где-то в глубине подземелья. Однако освещался он прекрасно. Куда ни кинь глаз, кругом сияли люстры, канделябры, светильники, бра. На стенах висели роскошные – одна лучше другой – картины. Лощеный пол поражал воображение замысловатой мозаикой. И несмотря на субъективный настрой холода, в помещении было довольно тепло и вполне уютно. Во всей обстановке чувствовалась скрытая претензия на богемную утонченность, изысканность.

По широкому залу в гордом одиночестве бродил сам Генерагем – лысоватый худенький старичок среднего роста с круглыми жабьими глазами, слегка приплюснутым носом, большими ушами и оттопыренной заячьей губой. Морщинистое лицо пожилого мага почти не скрывало, что под его маской прячется коварная, изворотливая, наихитрющая личность.

Генерагем возбужденно прохаживался по своим владениям из угла в угол. Впрочем, «прохаживался» – в отношении главного Дробителя выражение, мягко говоря, неточное. Он дробился. Натуральным образом.

Клан Генерагема получил свое название вовсе не случайно. Мастера клана владели сложнейшей магической методикой, позволяющей раздробить на малые части – хоть на время, хоть навсегда – любой материальный объект, как живой природы, таки не живой; а потом вновь воссоздать – без ущерба для объекта. При этом Дробители ухищрялись успешно руководить действиями отдельных частей разложенного предмета. Обычно любое физическое тело они разбивали почему-то на целый ворох упругих шаров размером с кулак, которые способны были скакать куда угодно, словно мячики, послушные воле умельцев-чародеев.