Страница 89 из 181
Нур ад-Дин, узнав египетские новости, побледнел и посмотрел на Усаму, а тот откровенно растерялся — едва ли не первый раз в жизни. Объявить Ширку изменником означало собственными руками создать себе ещё одного врага, возможно, довольно сильного. А если Ширку действительно покоряет Египет для Нур ад-Дина, не помышляя об измене? Не хотелось бы самим же поломать такую красивую и тонкую игру. Но если Ширку так и останется на службе у фатимида или, того смешнее, завоюет Египет для себя, всё это время пользуясь благосклонной поддержкой атабека? Будет, мягко говоря, обидно. И если Нур ад-Дин прикажет отрубить голову творцу египетской интриги, Усаме ибн Мункызу, последнему останется лишь поблагодарить атабека за самое мягкое из всех возможных наказаний.
— Что молчишь, Усама? — зловеще улыбнулся Нур ад-Дин. — Ведь это ты предложил послать в Египет не кого-нибудь, а именно Ширку. Уж не в сговоре ли ты с ним?
Усама грустно улыбнулся. Такое обвинение не имело смысла даже опровергать. И что он мог объяснить атабеку, если сам ничего не понимал? Усама решил просто думать вслух:
— Я предложил для египетской экспедиции именно Ширку, потому что сей храбрый воин, по моему суждению, совершенно не способен на самостоятельную политику — для этого он слишком глуп. Ширку — вор и грубиян, но этих качеств недостаточно, чтобы совершить изощрённое предательство.
— Значит, мы по-прежнему можем доверять этому глупому и грубому вору, которого мой мудрый советник Усама избрал для великих свершений?
— Если честно, то не уверен. Ни в том, что Ширку можно по-прежнему доверять, ни в собственной мудрости. Кажется, я что-то не учёл, не доглядел.
— А я скажу тебе, многоопытный Усама, что, или точнее кого, ты не доглядел. Мальчика Юсуфа, племянника Ширку. Теперь этого мальчика всё чаще называют Салах ад-Дином.
Усама закатил глаза и дернул себя за бороду. В крепко сжатом кулаке остался клок седых волос, но он даже не обратил на это внимания:
— О, горе мне, тупому и слепому! Щенка не доглядел! Безобидного щенка, который ничем, кроме книжек, не интересовался. Ах, Юсуф, ах, мальчик!.. Да это же его интрига — хитроподлая, как и всё, что он отныне будет совершать в своей мерзкой жизни, — Усама совершенно забыл про повелителя, настолько он был поражён этим открытием. — Ну, конечно же, Ширку был саблей Юсуфа, Юсуф был умом Ширку. Ах, парочка. Глупость моя воистину безмерна.
— К слову сказать, юный Салах ад-Дин уже и сам неплохо владеет саблей, он успел доказать свою способность командовать войсками. Скоро дядя Ширку станет ему не нужен, — Нур ад-Дин по-прежнему зловеще улыбался. Он не допускал и мысли о предательстве Усамы, в чём был совершенно прав — атабек хорошо разбирался в людях. Сейчас он совершенно не думал о наказании ибн Мункыза. Что толку срывать на нём свою досаду, если надо было принимать решение?
— Ну так что будем делать, мой мудрый и глупый эмир?
— Делать. — растерянно протянул Усама и почти сразу же твёрдо заключил — Делать! Что угодно, но надо что-то сделать. И не в связи с Египтом. Что бы мы не предприняли по отношению к Салах ад-Дину — это может оказаться нам во вред. Но и ничего не делать мы тоже не можем, потому что этим покажем свою растерянность, а значит — слабость. Следовательно, надо серьёзно озаботить себя чем-то другим, пусть Салах ад-Дин думает, что нам пока не до него. Ассассины! Я уверен, мой повелитель, что голова Старца Горы непозволительно долго остаётся у него на плечах. Пусть уже завтра на всех площадях Дамаска говорят о том, что великий атабек идёт на ассассинов. Так мы выиграем время и сохраним достоинство. Даже если Салах ад-Дин готовит предательство, мы не будем выглядеть слишком доверчивыми — просто у нас были другие дела. А когда покончим с Синаном, египетская ситуация уже должна проясниться и тогда наше слово, обращённое к Салах ад-Дину, прозвучит по существу.
— Дело говоришь, Усама. Завтра же все узнают, что мы готовим войско против ассассинов. А вот на кого пойдёт это войско — на Синана или на Салах ад-Дина — это мы ещё посмотрим. Если мальчик Юсуф остаётся нам верен — наши военные приготовления отнюдь его не оскорбит — ведь не на него же собираемся. Если же он замыслил предательство, пусть ещё раз подумает, узнав о том, что войско уже готово. Очень хорошо. А всё же, как ты думаешь, Усама, что будет делать Юсуф?
— Некоторое время он будет изображать верность и перед халифом, и перед атабеком, а потом попытается устранить первого и добиться независимости от второго.
Нур ад-Дин вдруг жизнерадостно расхохотался:
— Ты знаешь, а я и сам, на его месте, поступил бы именно так. Но вот что ещё интересно: какой религии будет тогда придерживаться Салах ад-Дин? Останется ли он правоверным суннитом, или решит унаследовать от каирского халифа не только трон, но и его измаилитские убеждения?
— Мой повелитель — мастер хороших вопросов. Всё зависит от того, как высоко намерен взлететь мальчик Юсуф. Если он захочет немедленной и абсолютной самостоятельности, тогда у него есть резон принять измаилизм, но в этом случае он никогда не сможет претендовать ни на что, кроме Египта. Если же он хочет взлететь повыше и со временем подчинить себе весь исламский мир, тогда ему надо остаться суннитом. К тому же в этом случае он сможет изображать из себя если не подданного, то хотя бы союзника атабека — это даст ему некоторый шанс избежать немедленной войны с Дамаском. Юсуф уже доказал, что он не идиот, а значит он останется суннитом.
— Какой же ты циник, Усама. Ты действительно считаешь религию лишь разменной монетой в борьбе за власть?
— Я так не считаю, но я вижу, что все вокруг, кроме моего повелителя, считают именно так. Да есть ведь ещё и сам Ширку, которого рано полностью сбрасывать со счетов. А уж этот-то — законченный властолюбец и сластолюбец, на вопросы веры ему совершенно наплевать. Он будет молиться так, как ему будет выгоднее.
— А я разве не сказал тебе, что Ширку умер 3 дня назад? Объелся ворованных абрикосов и умер.
Ахмад считал Усаму ибн Мункыза не просто покровителем, но и вторым отцом. Бывший низарит преклонялся перед широчайшей учёностью дамасского эмира, перед его политической мудростью и искренней религиозностью. Но одного Ахмад никак не мог понять — дружбы Усамы с тамплиерами. Как можно дружить с врагами, уничтожение которых — дело всей твоей жизни? К тому же, эту дружбу приходилось скрывать от великого атабека, как нечто нечистое. Конечно, Ахмад ни на секунду не подозревал Усаму в предательстве, не сомневаясь, что эмир верен исламу и верен атабеку, но тогда вообще ничего не понятно. Впрочем, Ахмад доверял своему второму отцу — если эмир изредка тайком встречается с тамплиерами, значит так надо ради славы Аллаха. Усама не скрывал от Ахмада этих встреч, но и пояснений по этому поводу не давал и уж тем более не предлагал Ахмаду принять участие в разговоре. Но сегодня, когда в дом Усамы тайно пожаловал какой-то высокий тамплиерский чин, эмир сказал, что Ахмаду надлежит присутствовать при разговоре. Ахмад обрадовался — увидеть живого тамплиера — таинственное и зловещее чудовище — это было очень интересно.
Тамплиер был одет, как мусульманин, но — во всё белое, по своему обычаю. Он распахнул объятия на встречу Усаме и широко улыбнулся:
— Сколько лет мы не виделись, мой дорогой Усама?
— Да с тех самых пор, как я обменял тебя на своего брата, мой дорогой Жан.
— Надеюсь, что твой брат жив и здоров?
— К сожалению, он умер 2 года назад.
— Мне искренне жаль. Твой брат был настоящим воином. У нас в плену он вёл себя самым достойным образом.
— Да. да. в этой жизни много достойного сожаления. То вы у нас в плену, то мы у вас в плену, а потом, глядишь, и все поумирали.
— Что же делать, все мы смертны. Но дни славного Дамаска да продлятся до скончания времён.
— И дни вашего Ордена так же — во славу чистейшей Мариам.
— Да будет так, мой прекрасный друг Усама.