Страница 86 из 181
— Значит, ты не будешь возражать, если я прикажу тебя обезглавить?
— Да свершится воля Аллаха.
— Воля Аллаха свершится в любом случае, независимо от того, что ты по этому поводу думаешь. Следуй за мной.
В доме Усамы Ахмаду отвели отдельную комнату, очень скромную, но горцу она показалась хоромами. Простая еда так же показалась царской человеку, привыкшему к грубым лепёшкам. Ему выдали новую одежду, примерно такую же, как у слуг. Старую одежду забрали, но кинжалы оставили, немало удивив Ахмада. Простодушный странник не мог, конечно, понять, что дамасский эмир играет с ним, желая выяснить, как будет вести себя чужак, если ему оставить оружие. Ахмад не мудрил, он спрятал кинжалы в новой одежде примерно так же, как они были спрятаны в старой. Он понимал, что его судьба ещё не решена, и сабля по-прежнему занесена над его головой. Но он был совершенно спокоен, сам тому удивляясь. Наконец его позвали к эмиру.
— Расскажи, что произошло в Аламуте.
Ахмад подробно рассказал о непотребстве провозглашения Кийямы. Усама слушал, не перебивая, и, когда Ахмад закончил, продолжал задумчиво молчать. Ахмад осмелился спросить:
— А что Синан в Сирии?
— Развил бурную деятельность. Все сирийские ассассины пошли за ним, недовольных было не больше, чем у вас в Аламуте, их так же перебили, — Усама ответил Ахмаду, как ближайшему советнику, оставив без последствий дерзость пленника, осмелившегося задать вопрос.
Усама долго молчал и наконец задумчиво обронил:
— Значит, говоришь, теперь они считают себя пребывающими в раю уже на земле.
— Это кощунство наиболее меня поразило.
— Это не столько даже кощунственно, сколько ненадлежащее обращение с истиной. Некоторые суфии развивают анализ состояния души достаточно сходным образом — душа человека пребывает в вечном поиске мистической близости к Аллаху. Высшей иерархией души является длительное общение с Аллахом, в сущности равнозначное раю на земле. У христиан так же есть сходные идеи — душа, подражающая Христу, приобретает некоторые Его свойства и, до известной степени уподобляясь Богу, в некотором смысле переживает райское блаженство уже здесь, на земле. Ваш Хасан II — весьма учёный человек, он знаком с этими идеями, но развивает их некорректно и делает это лишь для утоления своего властолюбия. Тусклая тень рая на земле может быть доступна лишь немногим избранным праведникам, заслужившим такое состояние души трудами страшными и совершенно непосильными для большинства. А так, чтобы все, признавшие власть конкретного человека тот час обрели райское состояние души — это, конечно, полный бред.
— О, великий мудрец, учитель избранных счастливцев, — Ахмад, услышав с какой лёгкостью эмир излагает великие богословские истины, пришёл в неописуемое восхищение. Как жаждала его душа такой вот мудрости, которая никогда не была ему доступна.
Усама так же не часто имел таких благодарных слушателей. В мире войны всех интересует только богословие меча. Он по-отцовски тепло посмотрел на восхищённого Ахмада и, подумав, сказал:
— Ассассины должны быть уничтожены. Надо очистить землю от этой скверны. Постараемся убедить нашего повелителя Нур ад-Дина в том, что это наипервейшая задача. Мне нужен хороший советник по делам ассассинов, знающий мир этих блудодеев изнутри. Пойдёшь ко мне на службу?
— Господин наполнил мою душу слезами радости и благодарности.
Нур ад-Дин играл в мяч на площади Дамаска. Он был одет так скромно, что трудно было признать в этом человеке повелителя Аравии, Сирии, Египта и части Месопотамии. В одежде он никогда не позволял себе роскоши — ни шёлка, ни золота, ни серебра. Однажды Нур ад-Дину прислали из Египта тюрбан из очень тонкий и украшенной золотом материи. Он не захотел даже взглянуть на драгоценный тюрбан. Ему хотели описать эту редкую вещь на словах — он не захотел слушать. В это время вошёл суфи и он подарил ему тюрбан со словами: «Я надеюсь, что вместо этого тюрбана Аллах даст мне что-нибудь получше в другой жизни».
Итак, очень скромно одетый повелитель половины исламского мира играл в мяч на площади Дамаска. И тут он заметил человека, который в разговоре с другим указал на него. Он послал спросить, чего хочет тот человек, а незнакомец отвечал: «Я имею процесс против Нур ад-Дина». Неслыханная дерзость!
Кто посмел судиться с великим повелителем? Однако, Нур ад-Дин тут же бросил мяч, оставил площадь и явился к кади (судье) со словами: «Я пришёл для защиты собственного дела, сделай для меня то, что ты сделал бы для всякого». И вот кади установил, что претензии того человека к повелителю совершенно необоснованны. Что ждало теперь наглеца, дерзнувшего несправедливо обвинить самого Нур ад-Дина? Может быть, плаха или рабство? Нет. Нур ад-Дин, обратившись к кади и всем присутствующим, сказал: «Я знал хорошо, что притязания моего противника несправедливы, и тем не менее я пришёл в суд, чтобы не подумали, что я желал обидеть его. Теперь, когда право признано за мной, я желаю отдать этому человеку ту собственность, за владение которой он позвал меня в суд». О, Аллах, осени своим милосердием эту прекрасную душу, которая всюду искала пути правды!
А ведь надо сказать, что Нур ад-Дин сам и учредил высшую судебную палату для исследования обид, нанесённых частным лицам. Раньше не было такого учреждения, а повелитель счёл, что оно необходимо, когда узнал, что его эмиры и самый могущественный из них — Ширку злоупотребляют своей властью и обижают крестьян. О, этот буйный Ширку с его хитроумным племянничком Салах ад-Дином — от них ещё многие наплачутся. Но Нур ад-Дина Ширку боялся. Едва узнав об учреждении судебной палаты, этот любитель околачивать абрикосы в чужих садах тут же повелел слугам окончить все свои дела мировой. Потерял на этом много, но сохранил голову — Ну ад-Дин шутить не стал бы.
Благородный повелитель был исполнен уважения к чистым законам, сообразуясь с их определениями. По этому поводу он говорил: «Мы только слуги закона, наша обязанность состоит в наблюдении за исполнением их». День и ночь он готов был служить закону, любил оставаться один для чтения жалоб своих подданных и писем эмиров. Отвечая на них, он постоянно размышлял о том, как предупредить злоупотребления.
Все другие правители по одному подозрению и самому ничтожному поводу осуждали обвиняемых на пытку и истязания, а Нур ад-Дин запретил всё подобное. Число преступников заметно уменьшилось благодаря правосудию великого атабека и его уважению к закону.
Нур ад-Дин не только одевался, но и питался очень скромно. В это трудно проверить, но у него просто не было денег на дорогую еду. Впрочем, так он захотел сам. Атабек содержал себя только на доходы с имущества, которое было его личной военной добычей. Только то, что он сам завоевал саблей, он полагал своим, даже не помышляя потратить на себя хотя бы одну монету из казны.
Жена Нур ад-Дина постоянно жаловалась на скудость своего содержания. Однажды она поручила просить мужа об увеличении содержания. Нур ад-Дин прогневался: «Откуда она хочет, чтобы я достал, чем удовлетворить её расходы? Клянусь Аллахом, я не намерен из-за неё осудить себя на муки адским огнём. Если она думает, что деньги, врученные мне для хранения, составляют мою собственность, то она весьма ошибается. Эти деньги принадлежат всем правоверным, а я только их казначей и не хочу для её удовольствия соделаться вероломным стражем. Впрочем, у меня остаются ещё три лавки в Эмессе, пусть она возьмёт их». А эти три лавки приносили ничтожнейший доход. Но Нур ад-Дин не считал что-либо ещё своим, хотя мог бы брать из казны сколько хотел.
Казну он не желал наполнять путём обмана, полагая нечистыми деньги, получаемые при помощи обид, чинимых правоверным. Находясь однажды в казачестве, он нашёл сумму, захваченную в казну несправедливо. Он призвал служащих и сказал им: «Эти деньги не принадлежат ни нам, ни казне, их следует отнести к кади Кемаль ад-Дину с приказанием возвратить тому, у кого их взяли». Некоторое время спустя он снова пришёл в казначейство и снова увидел там эти деньги. Тогда он пришёл в гнев, повелев сказать Кемаль ад-Дину: «Я знаю, что ты способен взять на себя такой грех, но мои плечи не так крепки, и я не желаю из-за этих денег навлечь на себя правосудие Всевышнего».