Страница 111 из 181
— А вы полагали, что настоящие нацисты должны быть христианами?
— Да, я так полагал и не уставал говорить об этом. В Рейхе возрождали староевропейские консервативные ценности — всячески поддерживали институт семьи, материнство, твёрдые нравственные устои, прививали молодым идеалы жертвенного служения и так далее. Все эти ценности по происхождению своему — христианские, абсурдно было развивать и утверждать достижения христианства на основе язычества и атеизма. Впрочем, такого абсурда в Рейхе было немало, но мы развивались и шли в правильном направлении.
— Чем же тогда был нацизм? Во имя чего вы вели свою борьбу?
— Это была борьба идеалистов и романтиком против двух типов материализма — либерального и марксистского. Мы сражались за Красоту, Гармонию, Духовность, Справедливость. Мы сражались за нечто Великое, а разве это возможно без Христа? Ты посмотри какой мир построили победители. Это царство денег и низменных инстинктов. Всё кругом продажно, низко и материально. Нет никакой высшей Идеи. Это и есть язычество. И против этого язычества мы сражались.
— Для меня всё это совершенно неожиданно, господин штандартенфюрер. Я думал, всё проще — мы сражались за торжество арийской расы, за то чтобы вернуть мир его подлинным хозяевам — арийцам.
— А ты полагаешь, достаточно быть голубоглазым блондином и уже в силу одной только окраски ты будешь человеком, достойным подлинной власти? Где ты найдёшь сейчас чистокровных арийцев? Надо возрождать арийский дух, а он-то и есть дух христианский. Настоящее национальное возрождение народов Европы возможно только через возрождение христианское. Ты ищешь правду? Христос есть Солнце Правды. Именно христианство воплощает в себе высокие мужественные идеалы благородства, великодушия, справедливости. Ты ищешь настоящих нацистов? Ты не найдёшь их. Какой народ Европы пойдёт сегодня за Солнцем правды? Разве что русские. У них, пожалуй, наилучшие шансы на национальное возрождение через возрождение христианское. Русские — единственный молодой народ Европы, ещё сохранивший в себе остатки Духовности, хотя и в искажённом варианте.
— Но вы сражались с русскими, для того, чтобы их покорить.
— Я никогда не сражался с русскими, я сражался с большевиками, а точнее — с большевизмом, который отрицает Дух, Религию, Традицию. Мы были последними крестоносцами Европы, поднявшими знамя веры против знамён безбожия.
У Зигфрида вдруг невыносимо заболела голова, он почувствовал себя совершенно разбитым. Дегрелль постоянно сбивал его с мысли своими рассуждениями о христианстве. Юноша был равнодушен к религии: христианства сторонился, язычеством не увлекался, к атеистам себя не относил. Его сосредоточенность на величии Третьего Рейха не оставила в душе никакого места для религиозных убеждений и переживаний. Глубокая религиозность героического штандартенфюрера его не отталкивала, но и усвоить, переварить её он был пока решительно не в состоянии. Сам по себе Дегрелль очаровал его и заворожил, но как трудно оказалось говорить с человеком такого масштаба. «Всё по-другому, всё не так», — стучал молоточек в голове Зигфрида. Он перевёл дух и постарался перевести разговор в привычную плоскость.
— Господин штандартенфюрер. — Одна только возможность обратиться к живому человеку по эсэсовскому чину пьянила Зигфрида. — Я никак не мог разобраться с русскими. В одних книгах написано, что они унтерменши, а в других, что русские — арийцы, хотя, конечно, не самые лучшие. Но не могут же унтерменши быть арийцами.
— А мы искали ответ на этот вопрос на поле боя. Когда мы пришли в Россию, то были уверены, что встретимся с унтерменшами азиатского типа и варварской культуры. Так нам внушала наша пропаганда, идиотские брошюрки, которые меня ещё и распространять заставляли. Как-то на фронт прибыла тыловая партийная крыса и попыталась выругать меня за то, что я не распространяю брошюры об унтерменшах. Я просто послал его подальше, едва удержался, чтобы не пристрелить. Столкнувшись с русскими, мы очень быстро поняли, что вся наша пропаганда об унтерменшах — грязная ложь. Русские люди — мужественные, благородные и великодушные, мы восхищались ими. Это великий народ. Тогда я понял, что идея колонизации России — опасная иллюзия. Уже через год сражений на Восточном фронте, я был убеждён, что русские должны войти в состав Рейха на равных основаниях. Как только смог, я высказал эту точку зрения Гимлеру и Гитлеру.
— А они?
— Мою идею не отвергли, ведь я не один так думал, но и не поддержали — слишком многие думали иначе. Пангерманские предрассудки были очень сильны. Да это и не удивительно. Ведь нацистская партия поднялась на идее возрождения Германии и только Германии. Гитлер первоначально был узконациональным, чисто германским лидером, но он развивался, постепенно учился мыслить общеевропейскими категориями. К сожалению, процесс осознания общеевропейского единства шёл очень медленно, и во многом его тормозил Гимлер. Мне стоило огромного труда убедить Гимлера даже в необходимости предоставления равных прав валлонцам, французам и другим европейцам негерманского происхождения. Впрочем, реальность убеждала лучше меня — немцы не могли воевать без нас. В итоге миллионные Ваффен-СС лишь на 400 тысяч состояли из немцев. Среди «зелёных СС» немцы оказались в меньшинстве.
— Да, я читал, что Ваффен-СС стали первой общеевропейской армией.
— А ты знаешь, мой мальчик, не первой. В средние века существовал Орден тамплиеров. Это были воины-монахи. Они-то и создали первую общеевропейскую армию. Костяк Ордена составляли французы, но туда входили так же англичане, немцы, испанцы, итальянцы.
Дегрелль встал, сделал несколько шагов по кабинету. Он, кажется, о чём-то напряжённо думал, хотел сказать нечто очень важное про тамплиеров, но вдруг усмехнулся и пошептал.
— Тамплиеры были такими же разбойниками, как и мы.
Зигфрида совершенно не интересовали тамплиеры, его заботила исключительно честь СС, а потому он обиженно заявил:
— Я убеждён, что все рассказы о зверствах СС — грязная клевета.
— Ах, мой мальчик. Если бы всё было так просто. Эта война сделала всех нас невероятно жестокими. Невозможно 4 года купаться в крови и остаться эталоном гуманизма. Конечно, мы старались воевать по-рыцарски, но если человек постоянно убивает, он поневоле становится нечувствительным к чужой боли. Мы не били рекордов по жестокости, но, во многом, были такими же бесчеловечными, как и любая долго воюющая армия. А после войны вытащили на свел всю эсэсовскую грязь, ни слова не сказав про жестокость и бесчеловечность союзников.
— Но рассказы про ужасы концлагерей — точно клевета.
— Тут мне трудно что-либо сказать. Я сражался на фронте и мне было не до того, чтобы проводить инспекции в концлагерях. Впрочем, мне известно, что коменданта Бухенвальда, заслуженного штандартенфюрера СС, по личному приказу фюрера расстреляли за издевательства над заключёнными. Издевательства, конечно, были, но за это в Рейхе карали. Вообще, в СС не любили садистов. Садизм — верный признак разбалансированной, ущербной психики, и мы полагали, что людям с такой психикой не место в СС, у нас ценили уравновешенных людей. После войны я не мало почитал про ужасы сталинских лагерей. Думаю, в Бухенвальде было не страшнее, чем на Колыме. А про секретные тюрьмы ЦРУ в Европе ты знаешь? Когда падёт США, этот колосс на глиняных ногах, о них узнают все, и тогда Бухенвальд многим покажется санаторием. Мы старались быть честными христианами, во всяком случае — мои парни из легиона СС «Валлония». Это у нас плохо получалось, но мы сражались за Высшую идею, за наше Солнце Правды. Для узколобых германских националистов мы были чужими, а потом для всего мира стали извергами-нацистами. Но у наших клеветников нет Веры, а нашу Веру у нас никто не отнимет.
Зигфрид встал и покачнулся, ноги едва держали его. Неожиданно для самого себя он сказал:
— Пусть Бог хранит вас, господин штандартенфюрер.
Старик глянул на него исподлобья. В его колючих глазах можно было уловить благодарность.