Страница 46 из 156
Андрей отстранённо и молча смотрел куда-то в сторону. Он ни о чём не думал, не пытался осмыслить сказанное отцом Августином. Его душа в безмолвном благоговении склонилась перед величием открывшейся ему тайны. Отец Августин, видимо, чувствуя, что происходит в его душе, ни словом не потревожил этого безмолвия. Потом Андрей сказал очень тихо и мирно, не испытывая даже намёка на душевное перевозбуждение:
— А ведь это, отче, величайшее чудо всех времён и народов. По сравнению с чудом Евхаристии все перечисленные вами «страшные тайны» масоно-тамплиеров кажутся жалкими, убогими, дешёвыми. Вы знаете, мне их жалко. Они, видимо, не способны постичь величие подлинного чуда и пытаются заменить его самоделками, суррогатами.
— Подлинно так, Андрюшенька, подлинно так. В таинстве причастия человек соединяется со Христом, душа человеческая получает свойства души Христа. Нет и не может быть на земле чуда выше этого. Дело совсем не в том, что ты видел. Господь сказал: «Блаженны не видевшие и уверовавшие».
— Да, я понимаю. Чудо Евхаристии всё равно всегда совершается.
— Всегда, да не всегда. Многие причастники не осознают к чему они допущены, легкомысленно относятся к таинству, и чуда с ними не происходит. Они не перерождаются, не соединяются с Христом. Настоящее чудо — плод тяжёлого духовного труда, который тебе ещё предстоит.
— Как вспомню про тамплиеров, которые в железных доспехах жарились под палящим солнцем Палестины и всё переносили с радостью ради славы Христовой. Я, как и они, готов выдержать всё.
— Если это будет угодно Господу, Андрюша.
— Ещё хотел спросить. Таинство Причастия действительно как-то связанно с легендой о Святом Граале?
— Ну. Чашу Причастия можно бы и не называть Святым Граалем. Тайна всех тайн не очень-то нуждается в таком сравнении. Просто может быть, некоторым духовно немощным «искателям Святого Грааля» через этот образ будет легче постичь Таинство Причастия. К тому же, существует вполне конкретная историческая связь между этим таинством, легендой о Граале и нашим Орденом.
Тамплиеры всегда имели особо трепетное отношение к Крови Христовой. Они слишком хорошо знали, что такое кровь, и, может быть, поэтому Кровь Небесного Сеньора приобрела для них такое большое значение. Тому можно найти множество подтверждений, но достаточно узнать, что говорили храмовники на процессе. Раймон Гардиа, командор Ма-Дье, сказал про «белый плащ, на котором изображён почётный знак красного креста в память о Святой Крови, пролитой Иисусом Христом за верующих в Него». Ему вторил брат Беранже де Колль: «За то что Иисус Христос пролил за нас Свою Пречистую Кровь, мы носим кресты из красной материи на нашей одежде, чтобы пролить свою кровь в борьбе с врагами Христа». Значит, главный символ Ордена — красный крест был символом Крови Христовой.
И вот, представь себе, в XII веке Католическая Церковь запретила мирянам причащение Кровью Христовой. На Литургии освящались по-прежнему как Тело, так и Кровь Христова, но и тем и другим причащались теперь только священники, а простых христиан причащали только Телом. Значит рыцари Христа и Храма, простые монахи, оказались лишены того самого главного для них, что символически было изображено на их плащах. Для тех, кто по-настоящему пережил чудо Евхаристии, это могло стать настоящей трагедией. Уже в наше время «запрет на Кровь» назвали «литургическим предательством» Католической Церкви по отношению к своим мирянам. Тамплиеры могли возмущённо недоумевать: «Мы за Христа свою кровь проливаем, мы ради Христа отреклись от всех радостей жизни, а нас лишили Крови Христовой — нашей главной духовной пищи, нашей главной радости. Разве не за всех верующих в Него пролил Господь свою Кровь на кресте? Разве не сказано в Евангелии: «И взяв чашу, и благодарив, подал им и сказал: пейте от неё все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставлении грехов».
Тамплиеры лучше чем кто-либо знали, что такое послушание и повиновение священноначалию, но в этом случае действия папского престола настолько очевидным образом расходились со Святым Евангелием, что они могли и не стерпеть. Тем более, что на Святой Земле у них была очень простая возможность проигнорировать папский запрет. Ведь православные никогда не запрещали причащение мирян Кровью Христовой, а в Палестине православных храмов было больше, чем католических. К тому же в XII веке разрыв между Православной и Католической Церквями ещё не стал фактом общественного сознания и если рыцарь-франк шёл в православный храм, то никто не обвинял его в измене своей церкви.
По всей вероятности, тамплиеры зачастили в православные храмы сверх обычного, привыкнув там причащаться Кровью Христовой. Отсюда один шаг до того, чтобы и у себя во Франции тайно проводить богослужения по типу православных. Вот тебе и «тайна тамплиеров». Впрочем, это тема не малая и отдельная, так же как и связь тамплиеров с православием.
— А при чём тут Святой Грааль?
— Терпи, Андрюша. К нашей теме с какого бы бока не приступил, а всё равно придётся уйти немного в сторону. Желающий понять тамплиеров должен отказаться от следования прямыми путями. О Святом Граале написана целая библиотека и никто не знает, что это такое. Кретьен де Труа, впервые запустивший само слово «Грааль» в литературный обиход, умер, не успев дописать свой роман «Персеваль» и, соответственно, не успев объяснить, что он разумел под Граалем. Ну и сыплются версии, как из рога изобилия, вот уже 700 лет. Их разбор мог бы стать делом всей жизни, только жалко тратить на это жизнь. Кажется, гораздо проще обратиться к первоисточнику и попытаться самим понять Кретьена.
Начнём с того, что родился Кретьен около 1130 года в самых что ни на есть тамплиерских местах, в Шампани, откуда родом был основатель Ордена тамплиеров. Орден только что официально утвердили. Он служил у Генриха, графа Шампанского, который был известен, как покровитель тамплиеров. Так что и сам Кретьен, скорее всего, был большим поклонником Ордена Храма. И персонажи его романов списаны, вероятно, с тамплиеров. Кстати, Вольфрам фон Эшенбах, продолживший тему Грааля, уже прямо называет хранителей Грааля храмовниками.
Так вот наш доблестный храмовник Персиваль видит в замке загадочного Короля-Рыбака ещё более загадочную процессию: «Появился слуга, несущий в руке копьё. Капля крови стекала с острия наконечника. Чаша Грааля, плывущая впереди, была из чистого листового золота. Как по началу копьё, Грааль и серебряное блюдо пронесли мимо ложа». Спорить о том, что за таинственные предметы проплыли мимо Персиваля могут лишь те, кто не имеет ни малейшего представления о Божественной Литургии. Тут же нет никакой загадки, это просто литургические принадлежности. Маленьким символическим копьём за Литургией пронзают «агнца» — просфору. Отсюда, не удивительно, что с копья, которое видел Персиваль, вечно капает кровь. Это символ Крови Христовой, которая, благодаря служению Божественной Литургии, ни когда не иссякает в этом мире. Чаша Грааля — Чаша Причастия. С серебряным блюдом ещё проще — это дискос — литургическая принадлежность.
Позднее Персиваль узнаёт, что Король-Рыбак тяжело болен и жив лишь благодаря тому, что ему приносят в Граале облатку. Мне кажется, тут всё настолько просто, что вовсе не стоило разводить полемику на семь столетий. Облатка — Тело Христово и только благодаря Его вкушению Король жив. А болен он потому, что ему не дают Крови Христовой. Здесь Кретьен да Труа символически изобразил главную тамплиерскую боль — лишение западных христиан Крови Христовой.
— А почему Персиваль не догадался, что стал свидетелем символического отражения Божественной Литургии?
— Да потому что он на тот момент был нераскаявшимся грешником, то есть слепцом. Представь себе, что ты впервые попал в церковь и вообще не понимаешь, что там происходит. Ты бы спросил — тебе бы объяснили, но ты не спрашиваешь, и чудо святого Причастия остаётся для тебя неизвестным, хотя оно прошло перед твоими глазами. Так же и Персиваль не спросил. Святой отшельник прямо говорит ему в чём причина: «Тяжёлый грех помешал тебе спросить о копье и о Чаше Грааля». Потому и позднейшие исследователи никак не могли разобраться, что же понимал сам Кретьен под Граалем. Их удалённость от Церкви, их нераскаянность мешали им увидеть в Граале то, что столь очевидно для любого христианина.