Мифическая Средневековия

Злополучная парочка спряталась под гигантским подоконником, не рискуя сразу улететь, боясь быть пойманными, ведь могли же и заметить, через окно в лучах предрассветной зари. Так сидели они, дожидаясь ухода гигантов мира сего, притаились как пауки-переростки и чуть к таковому в паутину, как раз время завтрака, не угодили, едва ноги, то есть крылья, унесли.

— И чем только их тут таким кормят, — со злостью произнесла Катарина, отряхивая пыль с рубашки, видно теранулась о фронтон, взлетая. — Не пауки, a прям боровы какие-то, самих как любимцев содержать можно. Надо возвести хвалу солнцу и свету за то, что отблеск зари осветил это восьминогое чудовище, а то еще бы чуть-чуть, да цап-царап и висели бы мы сейчас как куколки в белых пеленах, да только без белых тапочек, отравленные и разъедаемые его пищеварительным соком и переворачиваемые двумя ногощупальцами. Никто бы нас не вспомнил, и не кому было бы над нами панихиду отслужить, не в первом, не во втором смысле.

— Хватит недовольства выражать, ты лучше на небо посмотри.

— А что там? — Катарина подняла глаза вверх и безразлично пожала плечами. — Небо как небо. Разве что светает, ну и что?

— Светает? — Через минуту она уже была на ногах и в ужасе заламывала себе руки. — Мы погибли Виктор.

— Только не паникуй, дитя моё, все в силах Господа нашего, а если бы он хотел чтобы мы перешли в мир иной, покинув грешную землю, то не осветил бы своей лампадой господней поджидающего нас монстра и не даровал бы нам пути ко спасению.

— Но что нам делать?

— А ты посмотри себе под ноги, дочка. Что ты видишь?

Катарина посмотрела вниз и слегка ударяла носком ботинка серую волну под ногами.

— Хоть и верую я в Господа Бога нашего всей душой, но хоть убей, не вижу под собой ничего божественного. Шифер обычный и ни черта больше.

— Не упоминай Господа всye, не то будешь гореть в гиене огненной, хотя думаю, мы и без того с тобой там побываем, доля такая. А стоишь ты на крыше, под которой неизменно есть тёмный чердак, где самое место тебе, мне и нам подобным. Полетели. День переждём, отдохнём, выспимся, как следует и…

— А на тёмном чердаке, где нам самое место, неизменно присутствуют и пауки, а об этом вы не подумали? — Катарина впёрла руки в бока.

— Хватит жаловаться, если не хочешь поджариться. Мы, между прочим, тоже кровососы, так что сама должна понимать, что кушать хочется всем. Уж тебе то с твоей жалостью ко всему живому следовало бы это знать.

Катарина недовольно крякнула, но так и не нашлась что ответить.

А Виктор между тем продолжал.

— Вот теснина, пролезай, а с закатом Медена нагоним. Зная старого прохвоста, как свои пять пальцев, гарантирую, что он будет плестись теперь как черепаха, время тянуть, да нас поджидать, чёрт бы его побрал.

— За зов нечистого будете гореть в аду. — Голос Катарины звучал еле слышно и глухо, так как она уже находилась за толстенными досками перекрытия.

Кряхтя и ругаясь, Виктор попытался, было пролезть в щель в человеческом обличии, а затем, схватившись за голову одной рукой и взмахнув другой, будто вспомнив что-то важное, забытое и, превратившись в мышь, спокойно влетел в огромный теперь для него проём.

Старик придержал лошадей, стремящихся догнать вперёд ушедшую гнедую кобылу.

Катарина пропала уже двадцать часов назад, принеся себя в жертву их благому делу, но Меден не оставлял надежды, чувствуя, а может быть просто очень желая чтобы эта белокурая девушка была жива и здорова. Хватит с неё и тех суровых жизненных передряг, которые уже успели выпасть на её нелёгкую долю.

— Не спеши, Мада, надо подождать наших.

— Тут я с вами не согласна, — она всё же придержала лошадь, — может быть, их и в живых-то уж нет, а мы будем тратить на них такое драгоценное время. Нет, не секунды лишней не желаю больше оставаться в вашем варварском мире. Хочу домой. — Она капризно топнула ногой, оставаясь при этом сидеть в седле, от чего испуганное животное, не столько получившее сигнал к движению, сколько ощутив неописуемый страх, и со степенного шага сразу перешло на ускоренный галоп. Напуганная жительница Эдема вцепилась в кобылу всеми четырьмя пятернями, издавая при этом дикий, полный ужаса, вопль.

Меден подождал пару минут, дав ей таким образом обдумать своё непристойное поведение, хотя вряд ли за эти сто двадцать секунд она хоть на миг ощутила укоры совести. Зато старик сам несколько устыдился, почувствовав какое-то радостное удовлетворение хоть от какого-то отмщения за её холодную жестокость и за то, что испытал к этой предупредившей их, и тем самым давшей шанс на спасение, девушке, презрение.

Он нехотя взмахнул рукой, переборов детское желание помучить её ещё, но уж слишком громко она кричала и, наверное, уже все находившиеся от них в нескольких милях вокруг живые существа были предупреждены об их приближении.

Лошадь остановилась мгновенно и Мада, не ожидая столь сильного и резкого толчка, с трудом удержалась, будучи близка к тому, чтобы перелететь через шею замершего как вкопанное животного, так и повисла на уздечке и гриве впереди и чуть слева. Меден догнал их легко.

— Устыдись, Мада, Создатель ведь всё видит и слышит и вот тебе его первый знак в подтверждение моих слов, — он кивнул на тяжело дышащую лошадь.

Мада поправила волосы судорожно сжатыми пальцами и, словно удивившись этому обстоятельству, окинула их не понимающим взглядом. На руках остались вздутые мозоли от кожаного повода, которые она заработала, пытаясь удержать взбесившееся животное. Дрожь утихла, страх отступал, но боль, пульсирующая в обожженных пальцах, не только не улеглась, но и наоборот усилилась. Ощущение собственной чёрствости приходило медленно, но неизбежно.

Сидя на крепком вороном жеребце, он безжалостно размахивал своим массивным мечом, будто хлеща плетью, наносил удары направо и налево, сея страх, боль и смерть. Но другого выхода не было, он это прекрасно понимал, они все это прекрасно понимали, он и все его мужественные соратники, воспротивившиеся злу. Те с кем им сейчас приходилось иметь дело, были простым отребьем, никчёмными отбросами общества, изгоями, отлучённые от своего народа и сбившиеся, пускай в большую, но всё же стаю с её понятиями и иерархией. Здесь были всевозможные существа, которые только может себе представить чей-то воспалённый разум, жители этого мира и вероятно множества других, так как о некоторых из них Дерек и представления не имел, кто они и откуда взялись. В отличие от оборотней, троллей и кентавров, они были более озлобленны, мстительны и жестоки. Это был не их мир, не их народ, не их уклад жизни. Они и понятия не имели, как вернуть свою жалкую жизнёнку в прежнюю умеренную колею, от того и собирались в сумасшедшие стаи, от того-то и жгли деревни, насиловали женщин и, впиваясь клыками, когтями и мечами, разрывали в клочья всё живое, что попадалось им на пути. Им не было дела до чужой беды, до чужой боли и лишь удовлетворение собственной ежеминутной слабости волновало их больше всего, и каждое последующее убийство делало их ещё более жестокими и обозлёнными. Жестокость, как известно, порождает жестокость. Поднялся, в конце концов, не выдержал народ герцогства Альбатрасов и, возглавляемый отцом и сыном, своими могущественными, многоуважаемыми и любимыми всеми лордами, бросился на одичавшие стаи недочеловеков, громя и разрушая все их временные и постоянные убежища, лишая жизни тех, кто лишал жизни их родных и близких. Это сладкое слово месть зависло над всем Севером, не принося желанного облегчения. Жестокость порождает жестокость это всеми известная истина, но бывают ситуации, когда даже без этой нежелательной жестокости просто не обойтись. Весь Север был охвачен жарким пламенем нескончаемого сражения, в то время как на Юге царила холодность и сдержанность. И единственное тому объяснение это множество бесхозных земель на Севере, там хозяйничали либо люди, либо полукровки, изгнанные своим народом за несчастье уродиться такими или пустить иноверца в своё сердце. Они не буянили на Юге лишь потому, что вот уже какое поколение, столетие за столетием стекались на свободные земли Севера, ведя там мало-мальски мирное существование, лишь изредка совершая небольшие вылазки, похищая главным образом продукты питания и вещи домашнего обихода. И вот именно сейчас, когда весь мир оказался под угрозой, когда из параллельных миров начали проникать всевозможные виданные и невиданные создания, агрессивные и не очень, эти убийцы и мародёры начали свою кровавую деятельность. Но слишком несобранными были их действия, не было сплочения и единения в рядах этой разношерстной армии и за личиной солдат скрывалось одно лишь хулиганьё, целью которого были не какие-то жизненные ценности, не власть и даже не деньги. И всё чем они занимались, так это просто жгли деревни и города, убивали, насиловали, грабили.