Страница 17 из 53
На Гурова Бутягин смотрел с ужасом. Если б не спешка, профессор лучше согласился бы итти пешком, чем лететь во чреве этого «ВО-29», который то и дело проваливался в воздушные ямы, как пробка в водопад. А этому Гурову все нипочем: даже холодную котлетку ест!
Аппарат как раз в этот момент ухнул вниз. Бутягин скорчил страдальческую гримасу:
— Ну зачем Антон делает такие пируэты?
— Явление атмосферы, товарищ профессор, — пояснил Гуров, доедая котлету. — От пилота не зависит.
— На дирижабле лететь лучше… Все как-то устойчивее… Постели, ресторан… А тут… Ух! Груздев… вы целы?
— Вполне. Когда я нахожусь в воздухе, мне хочется петь о возвышенном и прекрасном. Последние дни я думал о новой конструкции трехплечного рычага. Сейчас, на высоте двух тысяч метров, я чувствую: вот еще одно напряжение фантазии, и я дам точное решение.
Бутягин заворчал:
— Странный вы человек! Изобретательские мысли записываете где попало — на манжетах, на обрывках газет, на книжных переплетах. Вы просто какой-то вредитель библиотечных книг. Исчеркали формулами все книги, какие я вам дал из академии. Я два дня оттирал их резинкой.
Груздев подскочил так, что ударился головой о потолок:
— Стерли?
Он грузно упал в кресло.
— Я там записал расчеты энергоприемника…
Бутягин улыбнулся:
— Извольте радоваться! Записал — и забыл, куда записал.
Груздев примирительно сказал:
— Ничего, постараюсь вспомнить.
— Не раздражайте меня, — заскрежетал зубами Бутягин. — С вами это постоянно. Подумать только, что вы идею газового тормоза ухитрились записать на обоях в своей спальне, да еще где — под самым карнизом!
Даже флегматичный Гуров фыркнул от смеха.
— Это когда жена меня заставила вешать гардины, — сконфуженно заморгал Груздев.
В слуховой трубе, соединявшей пилота с кабиной, послышался лебедевский баритон:
— Василий Павлович! Как наши пассажиры?
— Прекрасно, товарищ начальник.
Гуров вытер руки бумажной салфеточкой и посмотрел на часы:
— Через восемнадцать минут — на посадку!
Бутягин страдальчески вымолвил:
— Неужели еще восемнадцать?
У Василия Павловича Гурова глаза выразили полное сочувствие профессору. Он авторитетно насупил брови и сказал тоном, не допускающим ни малейшего возражения:
— Николай Петрович, да вы же прирождённый авиатор. Смотрите бодро вперед. Смелее!
Он привычной рукой взял ключ Морзе и начал выстукивать позывные районной радиостанции.
Бутягин огляделся и будто увидал все по-новому. Гуров в наушниках, склонившийся над аппаратурой, чуть призакрывший глаза, сосредоточенно слушающий сигналы в эфире. Улыбающееся круглое лицо Груздева. Уютная кабина с зеркальными стеклами.
Почему бы в самом деле и Бутягину не смотреть бодро? Надо только сделать крохотное усилие воли. Ведь вот за этой стенкой впереди кабины сидит Антоша Лебедев, да, да, тот самый, друг детства, и смело ведет воздушный корабль. Бутягин вспомнил события последних месяцев, встречу на аэродроме с Антоном, нападение Штопаного Носа. Ничего… Надо быть смелее…
— В порядке! — громко выговорил Бутягин.
Груздев удивленно посмотрел на него и качнул головой:
— Да, уже снижаемся. Взгляните, как интересно.
Мотор заревел неудержимо. Потом с глухим урчанием затих. Бутягин увидал, как Груздев усиленно показывал указательным пальцем вниз. Выглянул в окно. Самолет стремительно снижался. Снизу набегали и ширились какие-то зеленые квадратики. Бутягину вспомнилось, как, еще мальчиком, он нырял в речке с открытыми глазами и как тогда необычно ширились причудливые очертания подводных трав и разноцветных камней. Так и сейчас… Но нет, это не камешки, а домики… Вот большой корпус… Поля… Вот луг… Неужели аэродром? И уже остановка?
Бутягину даже стало жаль, что путешествие кончилось. Он не ощущал прежнего неприятного чувства высоты. Подумал: «А вдруг штурман прав? Наши летчики, честное слово, народ ой-ой какой проницательный. Ничего от них не скроется».
Гуров предупредительно открыл дверцу кабины:
— Прошу вас, профессор.
Два ассистента
За оградой районного аэродрома виднелись жилые постройки, невдалеке возвышалось стройное здание элеватора. Лебедев дружески здоровался с начальником аэродрома:
— Прошлым летом мы с Гуровым к вам инспектировать прилетали, а теперь в гости.
— Площадку расширили, Антон Григорьевич. Подсобные помещения выстроили. С весны аэровокзал мечтаем соорудить. Посмотрели бы, Антон Григорьевич, — попросил начальник. — А о машине не беспокойтесь. Заправим, будьте покойны.
В это время Бутягин знакомил Груздева с директором опытного отделения.
— Мой друг — инженер-конструктор Владимир Федорович Груздев, соавтор проекта, так сказать.
— Очень приятно, — здоровался директор, пожимая руки прибывшим. — Давно мы вас ждали. Подготовительные работы проделаны полностью.
Тонколицый человек быстро шагнул к Бутягину:
— Профессор…
— Здравствуйте, Башметов. Как дела с «альбиной»?
Тот в восторге развел руками:
— Масса изумительного!
К самолету сбегался народ. Толпа густела. Ребята, которые посмелее, уже дотрагивались до хвоста самолета. Высокая кудрявая девочка подбежала к Груздеву:
— Папа!..
— Лика!
Груздев поцеловал дочь:
— Как ты загорела… И выросла… Ну, как твое здоровье и успехи?.. Вот тебе письмо от мамы.
Шли все гурьбой к ожидавшим гостей автомобилям. Лика рассказывала:
— Знаешь, папа, а наш опыт со стимулированием удался…
В этот момент директор окликнул Груздева:
— Владимир Федорович! Я хочу вас познакомить с одним нашим новым сотрудником… Он работал здесь вместе с Башметовым.
Перед инженером остановился плотный, сухощавый и крепкий молодой человек в скромной куртке и кепке, назвал себя:
— Голованов.
Инженер приостановился:
— Позвольте, это не вашу статью я читал относительно посадочных машин?
— Мою.
— Тогда давайте знакомиться. Груздев.
Инженер махнул рукой Бутягину:
— Вы поезжайте… Полтора километра? Мы с товарищем Головановым пешком дойдем. У нас разговор…
Лика шла рядом и слушала, как ее отец разговаривал с молодым человеком:
— Чертеж вашей модели я помню, как будто вижу перед собой во всех деталях… Ваше имя-отчество?..
Голованов потупил глаза:
— Иван Васильевич… Но это неважно.
— Все важно на этом свете, мой друг. Скажите, пожалуйста, у вас в статье, насколько я помню, проектировалось предварительное разрыхление почвы…
— Не обязательно.
Лицо инженера сделалось сосредоточенным:
— При каждом поступательном движении колес посадочные резцы должны опускаться в почву. Трехплечный рычаг у вас имел целью удобнее передвигать ростки. А если бы сделать передачу несколько иначе, — скажем, транспортерной лентой?
— Понадобится бесконечный винт, — заметил Голованов просто.
Но в его лице Груздев увидал выражение решительности и уверенности. Это инженеру понравилось.
В летном клубе по случаю прилета гостей из центра состоялся митинг. Бутягин остался доволен проверкой работы. Заметил инженеру:
— Можем смело начинать строить нашу модель.
Инженер поделился впечатлением о Голованове:
— Парень действительно головастый. Сидит в нем этакая изобретательская изюминка. Хорошо бы мне такого на завод… А?
Бутягин пожал плечами:
— Он только что весной окончил институт. Совсем зеленый юноша. Но, говорят, давно и серьезно интересуется машинизацией.
На митинге Бутягин произнес краткую речь о достижениях агрохимии:
— Химия — сама жизнь. Мы со всех сторон окружены химией. Зажег я спичку — начался химический процесс горения. Удобрения свезли в поле — тоже химия… Теперь у нас на очереди задача проникнуть в тайны прорастающего зерна, овладеть и ускорить процесс созревания растений.
А Гуров в это время наклонился к уху молодой девушки, слушавшей профессора, и нашептывал ей что-то смешное. У девушки были мягкие глаза и темнокаштановые волосы. Она покусывала яркие губы, чтобы не рассмеяться.