Страница 11 из 53
— Прибавьте хибинские апатиты, Николай Петрович, прибавьте и южноуральские киманиты… — добавил конструктор.
— Да, Владимир Федорович, богата наша Советская страна… Но, знаете ли, обычные удобрения не совсем будут в «стиле», что ли, нашей машины. Остановимся на любом из удобрителей, ну хотя бы на фосфорной руде, — ведь нам ее понадобятся сотни тонн. Слишком громоздко. Ведь не забывайте, что наша идея заключается в том, чтобы…
— Понимаю, Николай Петрович. Вернее, догадываюсь… А второй ваш путь?
— В том, чтобы машина и удобряла и стимулировала…
— Вы хотите, чтобы она вырабатывала фосфорную муку?
— Нет, азотистые удобрения.
— Откуда же вы хотите взять азот?
Бутягин, растягивая слова, повторил вопрос:
— Откуда я хочу взять азот? А вот откуда. Для построения удобрительной молекулы мне пришлось брать остатки бензольного ядра. Я нитрировал производные бензола крепкой азотной кислотой, вводил нитрогруппу, пробовал брать азот из молекулы анилина, но выделяется аммиак. Мы рискуем протушить весь воздух вокруг нашей машины. Она начнет распространять такой аромат, что нас примутся всенародно бить при первом же испытании.
— Каков же все-таки ваш второй путь? — нетерпеливо переспросил конструктор.
Бутягин приподнял брови, торжествующим взглядом посмотрел на собеседника и повысил голос:
— Азот я возьму…
В окно из сада просунулась голова Лебедева:
— Ничего, зычный у тебя голосище, Николай Петрович… Здравствуйте, Владимир Федорович! Голосок твой, Коля, у трамвая слышен. Я и дороги ни у кого не спрашивал, а прямо шел на голос, как по веревочке. О какой-то машине ораторствуешь…
— Да ты иди сюда, влезай, — протянул Лебедеву руку Бутягин.
— Эх, вспомним молодость, как по заборам лазили! — засмеялся Лебедев и, легко перепрыгнув через подоконник, очутился в кабинете. Огляделся, снял пилотку и серьезно сказал: — Насчет трамвая я присочинил, но говорите вы чересчур смело. А факты вот какие. Подходя к твоей хижине, Коля, спугнул я какого-то подозрительного субъекта из-под самых твоих окон. Занял я его позицию, прислушался, а вы говорите о машине и, кажется, не совсем обычной. Нитрогруппа. Даже Венедикт Кузьмич вспомнился.
Лебедев строго нахмурился.
— И в науке порой нужны секреты, особенно нам и в нынешнее время.
Бутягин радостно посмотрел на своего друга:
— Да никаких особых секретов нет, Антоша!.. Видишь ли, в чем дело: мы с Владимиром Федоровичем давно работаем и уже ввели в агрикультуру несколько машин, посадочных и уборочных.
— Механизируете? — спросил Лебедев.
— Ну да. Еще пять лет назад мы сконструировали машину, которая пропускала до десяти тысяч ростков пшеницы в час. Она прорезывала борозды, сама сажала ростки в землю, притаптывала промежутки, удобряла и поливала.
— Ну, это, Николай Петрович, еще доисторические наши дела! Первый, так сказать, дебют, — скромно вставил Груздев. — Мы теперь придумали нечто поинтереснее…
— Извините, пожалуйста, — произнес со странным акцентом незнакомый голос.
Все обернулись. В дверях стоял невысокий, одетый в серый простой костюм человек. Это был Штопаный Нос.
— Еще раз простите. — Штопаный Нос вежливо поклонился. — Дверь была не заперта. Я стучал… Вы были заняты.
— Что вам угодно? — привстал Бутягин с кресла.
Штопаный Нос шагнул в середину кабинета и быстро огляделся. Эту быстроту взгляда заметил только Лебедев.
— Я хочу получить мою записную книжку. Я потерял ее на аэродроме. Мне сказали, что она может находиться здесь…
Лебедев легко спрыгнул с подоконника, на котором сидел:
— Совершенно верно. Можете получить.
Он вынул из кармана гимнастерки книжку:
— Извольте.
Правый глаз Штопаного Носа еще раз осмотрел кабинет, на мгновение задержался на стиллефоне.
— Благодарю вас.
Он вынул из кармана просторного летнего пиджака бумажник и раскрыл его, как будто хотел положить в него полученную книжку.
Бутягину показалось, что вошедший человек хочет предложить за находку деньги. Но Штопаный Нос большим пальцем нажал кнопку у бумажника и быстро обвел им вокруг себя.
Струя слезоточивого отравляющего вещества ударила в лица Бутягина и его друзей. Они зашатались…
— Желтая кнопка… Антон!.. — крикнул изо всей силы Бутягин, теряя сознание.
Ему казалось, что он закричал громко, почти оглушительно. На самом же деле Бутягин беспомощно свалился, ударившись головой о кресло и медленно шевеля губами. Пенсне его покатилось по полу. Нога в желтом бутсе шагнула к столу, сокрушая пенсне.
Июньские звезды мгновенно исчезли со смертельно черного неба. Пахло сиренью.
Лебедев очнулся. Сколько прошло времени после появления Штопаного Носа, он не знал. Глаза нестерпимо болели, будто их жестоко нахлестали крапивой.
— Ничего не вижу!.. Ослеп!..
Он подполз к подоконнику, приподнялся, жадно задышал свежим воздухом. Собрался с мыслями.
«Что же произошло? А-х да!..»
Став на колени, он нащупал рядом тело Бутягина:
— Дышит…
Опять нащупал подоконник, расстегнул кобуру и вынул наган. Гулко выстрелил два раза вверх через окно. Крикнул:
— Помогите!
Лебедева навещают
Лежа на госпитальной койке с плотной повязкой на глазах, упорно и настойчиво размышлял Лебедев обо всех обстоятельствах, связанных с появлением Штопаного Носа. Кто он такой? Ясно: враг. Но зачем и как была обронена записная книжка? Что за формулы находились в ней? Почему Штопаный Нос явился к Бутягину? Кто этот угловатый человечек, который на аэровокзале приглядывался к портфелю Груздева, а потом услужливо помогал таскать чемоданы Штопаного Носа?
Мельчайшие детали всплывали в памяти Лебедева… Штопаный Нос тогда вынул бумажник, небольшой, красивый, темнокоричневой тисненой кожи. Лебедев отлично запомнил этот бумажник. Ясно представлял себе, как в руках диверсанта этот обыкновенный предмет вдруг превратился в химическое оружие нападения: из бумажника показалась дымящаяся струя ядовитой жидкости необычайной силы действия — и сразу боль, резь в глазах, слезотечение, чувство беспомощности, обморок…
На третий день после нападения Штопаного Носа острые явления воспаления глаз у Лебедева стихли. Советские врачи одержали очередную блестящую победу благодаря быстро принятым мерам и внимательнейшему уходу за пострадавшими. Но повязку Лебедев должен был носить еще дней восемь. Он оставался в госпитале в распоряжении врачей, которые тщательно наблюдали за ходом выздоровления. Так, с повязкой на глазах, Лебедев давал свои показания следственным властям. Он подробно рассказал все, что знал, стараясь не пропустить ни одной детали.
Несколько раз навещал его старый товарищ по боевой работе Звягин, после фронта перешедший на партийную работу. Звягин по роду своей работы был в курсе событий, происшедших с Лебедевым и его друзьями. Слушая Лебедева, Звягин делал свои замечания. И сейчас Лебедев взвешивал, стараясь глубже проанализировать все происшедшее и сделать правильные выводы.
Час послеобеденного отдыха кончился. Лебедев слышал, как пробило четыре. Узнал приближавшиеся мягкие шаги дежурной сестры:
— К вам пришли, товарищ Лебедев.
По легкому поскрипыванию ботинок человека, идущего за сестрой, догадался Лебедев:
— Константин Иванович?
И сейчас яге услыхал скромный басок Звягина:
— Я, родной мой. Как здоров? Знаю, что прекрасно… Вид у тебя бодрый, правильный.
Рад был Лебедев посещению боевого товарища. Понемногу разговор перешел на темы, интересующие их обоих.
— Имеются некоторые новости, — сообщил Константин Иванович Лебедеву, когда они остались в палате наедине. — Главный диверсант успел скрыться, но мы напали на след его сообщника. Правда, дело несколько осложнилось некоторыми не подлежащими оглашению обстоятельствами. Но, во всяком случае, он будет выслан из пределов нашей родины. Вот пока все, что я могу тебе сообщить. Друзья твои поправляются, вчера уж выписались из Третьего госпиталя.