Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 92

— Ты трусишь, Грег?

— Какой толк моей семье от покойника?

— Тогда почему ты согласился?

— Я и не предполагал, на что это будет похоже. Никто не посмеет упрекнуть нас в случае неудачи. В конце концов мы сделали все, что смогли.

— А как же те люди в Бостоне, о которых ты столько говорил?

— Там уж наверняка никого нет в живых.

— А тот парень, Брейди? Он умер, чтобы доставить нам известие.

— Видит Бог, я восхищаюсь его подвигом. Но мы потеряли уже четверых, и надо ли доводить это число до шести, лишь бы показать всем, что мы не трусы?

— Грег, сейчас нам гораздо ближе до Бостона, чем до Лос-Анджелеса. На обратный путь даже не хватит горючего.

— Можно заправиться в Солт-Лейк-Сити. Да и вообще последнюю сотню миль пройти на мотоциклах.

— А ты меня еще поносил. Удивлялся, откуда берутся такие… Ты спрашивал, что они мне сделали. И я ответил: ничего. Теперь, может быть, я что-нибудь для них сделаю, просто потому, что мне так хочется. Я немало думал.

— Тебе не приходится кормить семью. А мне надо беспокоиться не только о себе.

— Ты очень красиво оправдываешься, когда хочешь смалодушничать. Ты говоришь: «Я не боюсь, но у меня есть мать, сестры и братья и еще одна крошка, от которой я без ума. Только поэтому я иду на попятный…»

— Именно так! Я не понимаю тебя, Черт, я совершенно тебя не понимаю! Ты же сам подал мне эту идею!

— Ну так отдавай ее назад — и поехали!

Таннер увидел, как рука Грега тянется к револьверу на дверце, швырнул сигарету ему в лицо и еще успел ударить его один раз в живот — слабый удар левой рукой, но ничего больше из этого положения он сделать не мог.

Грег бросился на Таннера и вдавил его в кресло. Пальцы царапали лицо, подбираясь к глазам. Таннер судорожным движением ухватил голову Грега и изо всех сил оттолкнул его. Грег ударился о приборную доску и обмяк.

Таннер для верности еще дважды ударил его головой о доску и перебрался за руль. Успокаивая дыхание, изучил экраны — ничего угрожающего.

Он достал моток веревки и связал руки Грега за спиной, потом обмотал веревкой лодыжки и наконец прикрутил его к спинке сиденья. Через два часа Грег начал стонать, и Таннер включил музыку погромче.

Пейзаж вновь изменился: появились зеленые поля, яблони с еще незрелыми плодами, белые домики и бурые сараи, покачивающаяся на ветру кукуруза с уже заметными коричневыми кисточками, маленькая колокольня с голубой кровлей…

Полосы наверху расширились, но само небо не потемнело, как обычно перед бурей. У Дейтоновской Пропасти Таннер повернул на север и двинулся вдоль бездонного обрыва, притормаживая лишь для того, чтобы объехать расщелины и провалы. Снова повысилась радиация. Густой желтый пар струился из-под земли, обволакивая машину липучим сернистым облаком.

В тот момент, когда порыв ветра внезапно рассеял ядовитый туман, Таннер непроизвольно нажал на тормоз. Машина дернулась и замерла, а Грег опять застонал. Несколько секунд Таннер не мог оторвать глаз от того, что ему открылось, а потом медленно двинулся вперед. «Люди, — подумал он, — опять люди…» Над Пропастью качался пожелтевший распятый скелет, ухмылявшийся оскаленным ртом.

Когда Таннер выехал из тумана, небо было темным. Он даже не сразу понял, что пелена рассеялась. На объезд Дейтона ушло четыре часа, и теперь, когда машина вновь шла на восток по поросшей вереском прерии, солнце уже садилось, тщетно пытаясь вырваться из-за черной реки.

Таннер догадывался, чего следует ожидать. Он включил фары и стал осматриваться в поисках убежища. На холме неподалеку стояла покосившаяся конюшня без дверей. Таннер осторожно загнал туда машину и увидел покрытые плесенью стены и скелет лошади.

Он вырубил двигатель, потушил фары и стал ждать.

Скоро снаружи раздался завывающий звук, заглушивший периодические стоны и бормотание Грега. Потом донесся другой звук — не тяжелый и резкий, как обычно в Лос-Анджелесе, а мягкий, настойчивый, почти мурлыкающий.

Им ничто не угрожало, уровень радиации был невысоким, и Таннер вылез из машины, не надевая защитного костюма. Он немного размялся, подошел к проему и выглянул наружу.

Солнцу все-таки удалось вынырнуть из-за черной завесы, и его косые лучи освещали падающие сверху серые капли.

Это был дождь. Таннер никогда в жизни не видел простого, чистого дождя… Он стоял и смотрел.



Дождь падал непривычно тихо, чуть шелестя. Потекли ручейки, появились лужи. В лицо ударил резкий порыв влажного ветра, и Таннер непроизвольно слизнул холодные капельки. Он подобрал щепку и бросил ее в лужу у ног; щепка упала с легким всплеском и поплыла. Из-под крыши раздавалось птичье щебетанье, в воздухе разливался сладковатый запах гниющей соломы. В тени справа виднелась ржавая молотилка. Сверху, покачиваясь, проплыло перышко, и Таннер подставил ладонь, — легкое, темное, пушистое… Никогда раньше не обращал он внимания на такую чепуху. Таннер отпустил перышко, и его тут же подхватил ветер.

В такую погоду можно было бы ехать, но сил не осталось. Таннер нашел бочонок, сел и снова закурил. Пока все шло нормально. Его беспокоил последний отрезок пути, так как он все еще не мог доверять Грегу. Надо заехать так далеко, чтобы исключить возможность отступления. Тогда они станут необходимы друг другу, и Грега можно будет освободить. Если он не окончательно лишился ума… Кто знает, какие еще сюрпризы приготовила им Долина? Хорошо, если бури отныне будут не такими яростными.

Он услышал хихиканье и вскочил, зажав в руке пистолет. Оглянувшись, никого не заметил. Похоже, звук донесся не из машины; по крайней мере, это не был голос Грега. Звуки послышались снаружи. Таннер внимательно осмотрел все темные углы. Никого. Звук повторился. На этот раз Таннер взглянул вверх, на сеновал, и направил пистолет на темное прямоугольное отверстие в дальней стене под крышей.

— Спускайтесь, — приказал он.

Ответа не последовало. Таннер выстрелил два раза через отверстие, и только после этого послышался голос:

— Погодите! Я спускаюсь!

По лестнице торопливо спустился темноволосый мужчина в лохмотьях, ростом ниже Таннера. Прижавшись спиной к стене, он мелко дрожал. Затравленно озираясь, незнакомец поднял к груди руки с растопыренными пальцами, похожие на когтистые лапы.

— Ты кто?

Человек несколько раз перевел взгляд с пистолета на Таннера.

— Я спросил, кто ты такой?

— Канис. Джефри Канис. — Голос его окреп и зазвучал громче. — Я не ученый, — добавил он.

— Это никого не волнует. Что ты делал наверху?

— Я спрятался там, когда начался дождь.

— И что там, черт побери, смешного?

— Что вы имеете в виду?

— Почему ты смеялся?

— А потому, что вы не соблюдаете правила мимикрии, выведенные Бейтсом, а следовало бы.

— О чем ты?

— Я не ученый.

— Ты уже говорил это.

Человек коротко хохотнул и заученно ответил:

— По Бейтсу, все происходит в одном и том же районе и в одно и то же время года. Бейтс считает, что мимикрирующая особь сама должна быть не защищена, происходить из более редкого вида и отличаться от защищенных особей своего вида внешними, отчетливо воспринимаемыми характеристиками. Бейтс отмечает, что такая особь должна иметь способность создавать зрительные иллюзии. Ее способность к мимикрии — лишь несущественная характеристика, она не должна порождать фундаментальные изменения вида, утверждает Бейтс. Сам он проводил опыты с бабочками.

— Ты что, рехнулся?

— Да, но я соблюдаю правила.

— Подойди к свету, чтобы я тебя мог лучше видеть. Человек повиновался.

— Да, взгляд безумный… Что это за бейтсовские штучки?

— Мимикрия, описанная Бейтсом, это то, чем пользуются некоторые виды для самозащиты. Они становятся похожими на что-нибудь неживое, чтобы их не тревожили. Так вот, будь вы более сообразительным, вы никогда бы не отрастили бороду, вы бы умывались и причесывались, вы бы носили черный костюм, белую рубашку, галстук и дипломат. Вы бы сделали все, чтобы выглядеть, как все вокруг. Тогда вас не беспокоили бы, и вы могли бы делать что угодно, без надоедания. Вы были бы похожи на защищенный вид и не подвергались бы опасности.