Страница 36 из 83
Под конец я узнал крутой каменистый холм, где мальчиком я пас овец. Маленькая пещерка для пастухов в трех четвертях пути до вершины была сухой и свободной. Деревянная стенка, перегораживающая ее снаружи, сильно обветшала, но еще держалась. Мы нарвали для постели свежей травы, подперли дверь изнутри и растянулись на подстилке. Уже через мгновение Хасан захрапел.
Сознание мое чуть покрутилось, перед тем как поплыть, и за этот краткий миг я понял, что изо всех радостей мира — глотка холодной воды, когда у тебя жажда, или спиртного, когда жажды нет, занятий любовью или сигареты, первой за многие дни, — изо всех этих радостей ничто не сравнится со сном. Сон лучше…
Пожалуй, если бы наша группа двинулась длинной дорогой от Ламии до Волоса — вдоль побережья, — все сложилось бы совсем иначе и Фил был бы сегодня жив. Но, по правде говоря, мне трудно понять, что бы в таком случае произошло; даже сейчас, оглядываясь назад, я не могу сказать, как бы я, представься такая возможность, распорядился Событиями. Силы рока уже вышагивали гусиным шагом среди руин, с оружием на изготовку…
Мы добрались до Волоса на следующий день и поднялись на гору Пелион к Портарии. За глубокой лощиной лежала Макриница.
Там мы нашли всех остальных.
Фил привел их в Макриницу, где попросил бутылку вина и экземпляр книги «Освобожденный Прометей», и засел на весь вечер. А утром Диана обнаружила, что он уже окоченел. На его лице была улыбка.
Я сложил для него погребальный костер в окружении кипарисов близ руин Епископальной церкви, потому что он не хотел быть зарытым в землю. Я положил сверху фимиам и ароматические травы, и кострище вдвое превышало рост человека. В ту ночь все сгорит, и я скажу «прощай» еще одному из своих друзей. Если оглянуться назад, кажется, будто моя жизнь только и состоит, что из встреч и прощаний. Только Земля остается на месте…
К черту.
Так что в тот день я вышел вместе с группой из Пагасы, этого порта в древнем Иолке, выстроенного на мысе против Волоса. Мы стояли в тени миндальных деревьев на холме, откуда прекрасный вид и на море, и на гряду гор.
— Отсюда аргонавты поплыли на поиски Золотого руна, — сказал я в пространство.
— Кто именно? — спросила Эллен. — Я читала эту историю в школе, но забыла.
— Геракл, Тезей и певец Орфей, Асклепий и сыновья Борея, Северного Ветра, и Язон, капитан, ученик кентавра Хирона, чья пещера, между прочим, находится вон там, возле вершины горы Пелион.
— Неужели?
— Как-нибудь я ее покажу.
— Отлично!
— Боги и титаны тоже сражались в этих местах, — добавила Диана, подходя ко мне. — Это ведь титаны опрокинули гору Пелион и бросили ее на Оссу, пытаясь подняться на Олимп.
— Есть такое предание. Но боги были добры и восстановили пейзаж после кровавого сражения.
— Парус, — сказал Хасан, указывая вдаль наполовину очищенным апельсином.
Я глянул поверх вод и увидел крошечную метину на горизонте.
— Да, это место еще используется как порт.
— Может, идет какой-нибудь корабль с героями, — предположила Эллен, — которые возвращаются с каким-нибудь новым руном. А все-таки что они с ним будут делать?
— Дело не в самом руне, — сказала Красный Парик, — а в его поисках. Каждый хороший сказитель знал это. Деревенские женщины всегда делали сногсшибательные одежды из руна. После ухода гостей они обычно подбирали все шерстинки.
— Такая одежда не подошла бы к цвету твоих волос, дорогая.
— Это поправимо. Хотя тебе, конечно, проще…
— За дорогой, — сказал я, повышая голос, — руины византийской — Епископальной — церкви, которая у меня намечена к реставрации через пару лет. Традиционное место свадебных празднеств Пелея, тоже аргонавта, и морской нимфы Тетис. Наверно, вы слышали об истории этого празднества. Пригласили всех, кроме богини раздора, но она все-таки пришла и бросила вверх золотое яблоко с надписью «Прекраснейшей». Парис счел, что оно принадлежит Афродите, и это определило судьбу Трои. Когда Париса видели в последний раз, он был не очень-то счастлив… Как часто я говорил, эта земля кишмя кишит мифами.
— Сколько мы здесь пробудем? — спросила Эллен.
— Я бы хотел провести еще парочку дней в Макринице, — сказал я, — затем пойдем на север. Примерно еще неделю мы будем в Греции, а потом двинемся к Риму.
— Нет, — отрезал Миштиго, который сидел на камне и наговаривал в свой диктофон, а теперь глянул поверх вод. — Нет, путешествие закончено. Это последняя остановка.
— То есть как?
— Я вполне удовлетворен и теперь собираюсь домой.
— А ваша книга?
— Сюжет мне уже ясен.
— Какой сюжет?
— Когда я закончу, я пришлю вам экземпляр с автографом. Мне дорого время, а все необходимые материалы я уже получил. Все, что мне так или иначе понадобится. Этим утром я запросил Порт, и вечером они высылают за мной скиммер. Вы можете продолжать путешествие и делать, что хотите, но я закончил.
— Что-нибудь не так?
— Нет, все так, просто пора уезжать. У меня много дел. — Он встал на ноги и потянулся: — Нужно еще кое-что упаковать, так что я сейчас иду к себе. У вас тут, Конрад, несмотря ни на что, действительно прекрасная страна. Увидимся за обедом.
Он повернулся и стал спускаться с холма. Я сделал вслед за ним несколько шагов, глядя ему в спину.
— Хотел бы я знать, что все это значит? — подумал я вслух.
В тишине раздавались его шаги.
— Просто он умирает, — тихо сказал Джордж.
Мой сын Язон, опередивший нас на несколько дней, исчез. Соседи рассказали о его уходе на поиски Гадеса вечером накануне нашего появления. Патриарх сидел на спине огненноглазого гончего пса, который сорвал с петель дверь его жилища и понес его на себе сквозь ночь. Все мои родственники хотели, чтобы я пришел на обед. Дос Сантос еще не вставал — Джордж залечивал его раны и не считал необходимым отправлять его морем в афинский госпиталь.
Всегда приятно вернуться домой.
Я спустился на площадь и провел день в разговорах со своими потомками. Рассказать им о Тайлере, о Гаити, об Афинах? Да, рассказать. Что я и сделал. Расскажут ли они мне о двух последних десятилетиях в Макринице? Несомненно.
Затем я положил цветы на кладбище, немного постоял и пошел к дому Язона, чтобы починить дверь, — в сарае нашлись и инструменты. Наткнувшись на бутылку вина, я всю ее выпил и закурил сигарету. Затем сварил себе кофе и тоже весь его выпил.
И все же мне было тяжело.
Я не знал, что происходит.
Хотя Джордж знал болезни веганцев и сказал, что у Миштиго явные симптомы неврологического расстройства неизвестной разновидности. Неизлечимого. С неизбежным смертельным исходом.
Даже Хасан не мог этому поверить.
«Этиология неизвестна» — таков был диагноз Джорджа.
Все стало с ног на голову.
Джордж знал Миштиго с момента прибытия последнего… Что же предопределило такой ход развития событий?
…Еще Фил просил его осмотреть веганца в связи с признаками смертельного заболевания. Почему?
Да, он так и не сказал почему, и я уже не мог спросить его об этом.
Передо мной встала проблема.
Миштиго или уже закончил свою работу, или у него не осталось на нее времени. По его словам — закончил. Если нет, то мне придется защищать смертельно больного еще неизвестно сколько. Если же закончил, то мне нужно знать результаты, чтобы очень быстро принять решение относительно оставшихся ему дней жизни.
Обед ничего не прояснил. Миштиго уже сказал все, что мог себе позволить, и отметал или просто-напросто игнорировал все наши вопросы.
После чашки кофе Красный Парик и я отошли в сторонку, чтобы выкурить по сигарете.
— Что случилось? — спросила она.
— Не знаю. Я думал, может, ты знаешь.
— Нет. Так что теперь? — Скажи.
— Убить его?
— Может, и да. И все же сразу вопрос — зачем?
— Он все закончил.
— Что? Что именно он закончил?
— Откуда я знаю?