Страница 32 из 83
Гигантские, заостренные шампуры лежали возле нее на земле…
Дальше начался ровный, как стол, участок голой земли, запруженный людьми. В одном конце этого поля стояло исполинское, обвитое ползучими растениями тропическое дерево, приспособившееся к нашему климату, а по краям всего поля тянулись ряды восьмифутовых факелов — языки пламени уже реяли в воздухе, как знамена. На другом конце поля стояла хижина, построенная с гораздо большим тщанием, чем все остальные. Она была метров пять в высоту и десять — по фасаду, выкрашенная в ярко-красный цвет и покрытая сверху донизу шестизначиями. Вся средняя часть передней стены представляла собой высокую раздвижную дверь. Два вооруженных курета стояли на страже перед этой дверью.
Солнце стало на западе крошечным кусочком апельсиновой кожуры. Морби вел нас через все поле к дереву.
От восьмидесяти до ста зрителей сидели на земле за факелами вдоль каждой из всех четырех сторон поля. Морби махнул рукой, указывая на красную хижину.
— Как вам нравится мой дом?
— Славный, — сказал я.
— Там обитает мой сожитель, но днем он спит. Вы с ним встретитесь.
Мы подошли к самому стволу дерева-исполина, где, в окружении своей охраны, Морби нас и оставил. Он двинулся к центру поля и обратился на греческом к куретам.
Мы договорились между собой, что подождем почти до конца схватки, как бы она Ни сложилась, и, когда все члены племени под занавес войдут в раж, будем вырываться. Мы окружили своих женщин, и мне удалось зайти слева от меченосца правши, которого я намеревался быстро убить. Самое скверное — это то, что мы находились на дальнем конце поля. Чтобы добраться до лошадей, надо бежать обратно.
— …И вот в ту ночь, — рассказывал Морби, — встал-поднялся Мертвец, повергая на землю могучего воина Хасана, ломая ему кости и швыряя его туда-сюда на нашем пиру. Под конец он убил этого великого врага, и выпил кровь из его шеи, и съел его печень, сырую, еще дымящуюся в ночном воздухе. Вот что он сделал в ту ночь. Велик он и могуч.
— Велик и могуч! — вскричала толпа, и кто-то начал бить в барабан.
— Сейчас мы снова призовем его к жизни… И толпа радостно приветствовала:
— Снова к жизни!
— Снова к жизни!
— Привет тебе!
— Привет тебе!
— Острые белые зубы…
— Острые белые зубы!
— Белая, белая кожа…
— Белая, белая кожа!
— Руки, которые крушат…
— Руки, которые крушат!
— Рот, который пьет…
— Рот, который пьет!
— Кровь жизни!
— Кровь жизни!
— Слава нашему племени!
— Слава нашему племени!
— Слава Мертвецу!
— Слава Мертвецу!
— Слава Мертвецу!
— СЛАВА МЕРТВЕЦУ!
Под конец они уже ревели. Человеческие, получеловеческие и нечеловеческие глотки подхватывали эту короткую литанию, и она катилась по полю, словно волна прибоя. Вопили и наши охранники. Миштиго закрывал свои чуткие уши, и на лице его было выражение муки. В голове у меня тоже звенело. Дос Сантос перекрестился, один из охранников покачал головой и многозначительно приподнял свой меч. Дос поежился и снова стал смотреть в сторону поля.
Морби подошел к хижине и три раза стукнул рукой по раздвижной двери. Страж открыл ее перед ним.
Внутри стоял гигантский черный катафалк, обвешанный черепами людей и животных. На нем возвышался огромный гроб из темного дерева, расписанный яркими зигзагами.
По указанию Морби охранники подняли крышку.
Следующие минут двадцать он делал подкожные впрыскивания тому, что находилось в гробу. Движения его были медленно-ритуальными. Один из охранников, отложив меч, помогал ему. Барабаны продолжали медленную ровную каденцию. Толпа затихла, как умерла.
Затем Морби повернулся к ней.
— Мертвец поднимается, — объявил он.
— Поднимается, — отозвалась толпа.
— Он выходит, чтобы принять жертву.
— Он выходит…
— Выходи, Мертвец! — воззвал Морби. И тот вышел.
Встал во весь рост. И был велик. Огромен и тучен.
И вправду, могуч был Мертвец. Потянул бы на все триста пятьдесят фунтов.
Сначала он сел в гробу и огляделся. Потер свою грудь, подмышки, шею, пах. Вылез из своего большого ящика и встал возле катафалка.
Морби рядом с ним казался карликом.
На теле только набедренная повязка, на ногах — сандалии из козьей кожи. Кожа белая, мертвенно-белая, белая, как рыбий живот, лунно-белая… мертвенно-белая.
— Альбинос… — пробормотал Джордж, и голос его услышали все, поскольку он был единственным звуком в ночи.
Морби повернул к нам голову и улыбнулся. Он взял Мертвеца за короткопалую руку и вывел его из жилища на поле. Мертвец шарахался от факелов. Когда он приблизился, я вгляделся в его лицо.
— Никаких признаков ума, — сказала Красный Парик.
— Ты видишь его глаза? — спросил Джордж, прищуриваясь. Очки его были разбиты в стычке.
— Вижу. Розоватые.
— У него есть эпикантиальные складки[8]?
— М-м-м… да.
— О-хо-хо. Он монголоид, держу пари, что идиот. Вот почему Морби было нетрудно сделать с ним все, что хочешь. Взгляни на его зубы. Они, должно быть, заточены.
Мертвец как раз расплылся в ухмылке, поскольку заметил яркую голову Красного Парика. Обнажились отличные острые зубы.
— Его альбинизм — результат ночного образа жизни, который Морби ему навязал. Смотри! Бедняга вздрагивает от света факелов. Он сверхчувствителен к любой форме актиничности[9].
— А что насчет его диеты?
— Принял, раз навязали. Множество примитивных народов пьют кровь своего домашнего скота. Казахи делали это до двадцатого века, то же самое тоды. Ты видел раны на лошадях, в загоне. Ты ведь знаешь, что кровь питательна — надо только научиться ее останавливать. Уверен, что Морби установил диету этому идиоту еще с детства. Так что он, конечно, вампир — таким его вырастили.
— Мертвец поднимается, — сказал Морби.
— Мертвец поднимается, — подтвердила толпа.
— Слава Мертвецу!
— Слава Мертвецу!
Морби опустил свою белую руку и направился к нам, оставив ухмыляться посреди поля чуть ли не самого настоящего вампира.
— Слава Мертвецу, — сказал он, подойдя к нам с такой же ухмылкой. — Не правда ли, он великолепен?
— Что вы сотворили с этим несчастным существом? — воскликнула Красный Парик.
— Очень немногое, — возразил Морби. — Он родился с хорошими данными.
— Какие инъекции вы ему сделали? — поинтересовался Джордж.
— О, я оглушил его болевые центры новокаином — перед такой схваткой это необходимо. Отсутствие реакции на боль усиливает образ его непобедимости. Кроме того, я подбросил ему гормональных средств. Недавно он начал набирать вес и стал немного инертен.
— Вы говорите о нем так, будто это механическая игрушка, — сказала Диана.
— Он таков и есть. Непобедимая игрушка. К тому же бесценная. Ну как, Хасан? Готов?
— Готов, — ответил Хасан, снимая халат и бурнус и отдавая их Эллен.
Большие мышцы на его плечах вздулись, пальцы слегка напряглись. Он двинулся вперед и вышел из круга обнаженных мечей. На левом плече у него был шрам, еще несколько шрамов пересекали спину. Факел высветил его бороду, кроваво окрасив ее, и я поневоле вспомнил ту ночь в поселке, когда он словно душил кого-то, а Мама Джули сказала: «В твоего друга вселился Ангелсу» — и еще: «Ангелсу — бог смерти, и он приходит только с ней».
— Слава воину Хасану, — объявил Морби, отвернувшись от нас.
— Слава воину Хасану! — ответила толпа.
— Сила его велика.
— Сила его велика, — повторила толпа.
— Но Мертвец еще славнее.
— Но Мертвец еще славнее.
— Он ломает ему кости и швыряет его туда-сюда на нашем пиру.
— Он ломает ему кости…
— Он ест его печень.
— Он ест его печень.
— Он пьет кровь из его горла.
— Он пьет кровь из его горла.
— Велик он и могуч.
— Велик он и могуч.
8
Эпикантиальная складка особая складка у внутреннего угла глаза человека, характерная для монголоидной расы.
9
Актиничность — способность излучения оказывать действие на светочувствительный материал.