Страница 77 из 84
Глава 22
Три часа спустя, Пенелопа все еще находилась в гостиной, все еще сидя на софе, все еще уставившись взглядом в пространство, все еще пытаясь представить, как она собирается решать свои проблемы.
Поправка: проблему, в единственном числе.
У нее была всего лишь одна проблема, но размер у нее был такой, что с таким же успехом у Пенелопы могла быть тысяча проблем.
Она всегда была не агрессивным человеком, но она не могла вспомнить, когда последний раз ее посещали жестокие мысли, в этот момент, у нее было сильное желание свернуть шею Крессиде Туомбли.
Она угрюмо посмотрела на дверь с фатализмом, ожидая прихода своего мужа, и зная, что каждая тикающая секунда приближает ее к моменту правды, когда ей придется во всем ему признаться.
Он не скажет: “Я же тебе говорил”. Он никогда бы так не сказал.
Но он подумает именно так.
Она даже на мгновение не подумала, что могла бы скрыть это от него. Угрозы Крессиды были не из тех, которые стоит скрывать от своего мужа, и, кроме того, она надеялась на его помощь.
Она не была уверена в том, что же ей делать, но независимо от этого, она знала, что не справится в одиночку.
Но в одном она была полностью уверена — она не хочет платить Крессиде.
Крессида никогда бы не смогла удовлетвориться десятью тысячами фунтов, тем более, когда она могла решить, что сможет получить еще больше. Если Пенелопа сейчас сдастся, она будет давать Крессиде деньги всю оставшуюся жизнь. К тому же, скорее всего, через неделю, Крессида Туомбли объявит всему миру, что Пенелопа Физеренгтон Бриджертон является печально известной леди Уислдаун.
Пенелопа подсчитала, что у нее есть два пути. Она могла бы соврать, и назвать Крессиду дурой, надеясь, что люди поверят ей; или она могла бы найти способ превратить открытие Крессиды в свое преимущество. Но, она понятия не имела, как это сделать.
— Пенелопа?
Голос Колина. Она хотела броситься в его теплые руки, и в то же самое время, а не могла заставить себя повернуться.
— Пенелопа? — в его голосе появилось беспокойство, он быстрым шагом пересек комнату. — Данвуд сказал, что Крессида была здесь.
Он сел рядом с ней, и нежно прикоснулся к ее щеке. Она повернулась, и увидела его лицо, его глаза, беспокойно смотрящие на нее, его губы, с беспокойством шепчущие ее имя.
И тогда она окончательно позволила себе расплакаться. Забавно, как она могла так долго сдерживать это внутри себя, до тех пор, пока не увидела его. Но когда он был рядом, все что она смогла сделать это спрятать свое лицо у него на груди, прижаться к его телу, почувствовать его теплые руки, обнимающие ее, и заплакать. Словно одним своим присутствием, он мог прогнать все ей проблемы.
— Пенелопа? — прошептал он, его голос бы тихий и обеспокоенный. — Что с тобой? Что случилось?
Пенелопа покачала головой, пытаясь прогнать слезы, и стараясь найти в себе храбрость, чтобы рассказать ему.
— Что она тебе сделала?
— О, Колин, — с трудом отрываясь от него, и снизу заглядывая в его лицо. — Она знает.
Его лицо побледнело. — Как?
Пенелопа засопела, вытирая нос, тыльной стороной ладони.
— Это моя вина, — прошептала она.
Он всучил ей носовой платок, не отрывая взгляда от ее лица.
— Это не твоя вина, — резко сказал он.
Ее губы сложились в грустную улыбку. Она знала, что его грубый тон, предназначен для Крессиды, но Пенелопа его тоже заслужила.
— Нет, — сказала она, в ее голосе прозвучало смирение, — Это моя вина. Это произошло именно так, как ты говорил. Я не обратила внимания на то, что написала. Я ошиблась.
— Что ты сделала? — спросил он.
Она рассказала ему все, начиная с прихода Крессиды и заканчивая ее денежными требования. Она призналась, что ее плохой выбор слов, может стать причиной ее падения, но ее слова не были иронией, она, действительно, чувствовало, что это разобьет ее сердце. Но под конец ее тирады, она почувствовала, что он ушел. Он слушал ее, но в тоже время он был далеко от нее. Его глаза странно смотрели вдаль, и еще они сузились.
Он в уме плел какие-то интриги. Она была уверена в этом.
Это ужасало ее.
И заставляло ее трепетать.
Независимо оттого, что он планировал, о чем он думал, все это было для того, чтобы спасти ее. Она ненавидела себя, за свою глупость, которая вынудила его решать эту дилемму, она ничего не могла поделать с дрожью, которая распространилась по всему ее телу, пока она наблюдала за ним
— Колин? — нерешительно спросила она.
Она говорила целую минуту, а он так ничего не сказал в ответ.
— Я позабочусь обо всем, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты не волновалась из-за этого.
— Уверяю тебя, это невозможно, — с дрожью в голосе проговорила она.
— Я отношусь к моим брачным клятвам очень серьезно, — сказал он, его тон был почти пугающим.
— Я полагаю, я поклялся чтить и защищать тебя, — добавил он.
— Позволь мне помочь тебе, — импульсивно произнесла она, — Вместе мы решим эту проблему.
Один из уголков его рта приподнялся в намеке на улыбку.
— У тебя есть готовое решение?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, я уже думала весь день, и я не знаю …хотя…
— Хотя что? — спросил он, приподнимая брови.
Ее губы приоткрылись, затем сжались, затем снова приоткрылись, и она, наконец, сказала:
— Что если я попрошу помощи у леди Данбери?
— Ты планируешь попросить ее, чтобы она заплатила Крессиде?
— Нет, — ее тон был чрезвычайно серьезен, — Я попрошу ее стать мной.
— Прошу прощения?
— Так или иначе, многие до сих пор думают, что она леди Уислдаун, — объяснила Пенелопа, — По крайней мере, очень многие так думают. Если она сделает заявление —
— Крессида тот час же его опровергнет, — прервал ее Колин.
— Кто поверит Крессиде против леди Данбери? — Пенелопа повернула к нему свое лицо с широко открытыми, серьезными глазами. Я в любом случае не смею с ней спорить. Если она заявит, что она леди Уислдаун. То, возможно, я поверю в это сама.
— Что заставляет тебя думать, что ты сможешь убедить леди Данбери солгать ради тебя?
— Ну, — проговорила Пенелопа, пожевывая нижнюю губу, — Я ей нравлюсь.
— Ты ей нравишься? — эхом откликнулся Колин.
— Да, я ей довольно сильно нравлюсь. Я думаю, ей бы понравилось помочь мне, особенно с тех пор, как она терпеть не может Крессиду, почти так же, как и я.
— Ты думаешь ее любовь к тебе, заставит солгать всему высшему свету? — недоверчиво спросил он.
Она уселась на свое место.
— Это стоящее предложение.
Он встал и подошел к окну, движения его были резкими.
— Обещай мне, что ты не пойдешь к ней.
— Но —
— Обещай мне.
— Я обещаю, — проговорила она, — Но —
— Никаких но, — сказал он, — Если придется, мы вдвоем пойдем к леди Данбери. Ну а пока, есть время, нужно придумать что-нибудь другое, — он рукой взъерошил волосы.
— Должно же быть что-то еще.
— У нас есть неделя, — тихо сказала она, но не нашла ничего успокаивающего в своих словах, и трудно было представить, что Колин мог найти что-нибудь успокаивающее в них.
Он резко развернулся кругом так, словно был военным и участвовал на параде.
— Я скоро вернусь, — сказал он, направляясь к двери.
— Но куда ты собрался? — завопила Пенелопа, вскакивая на ноги, и помчавшись вслед за ним.
— Я должен подумать, — проговорил он и положил руку на дверную ручку.
— Ты не хочешь думать вместе со мной? — тихо прошептала она.
Его лицо смягчилось, и он подошел к ней. Он пробормотал ее имя, нежно взяв ее лицо в свои руки.
— Я люблю тебя, — проговорил он, его голос звучал хрипло и страстно. — Я люблю тебя, всей своей душой, всем, что я был, и всем, чем надеюсь стать.
— Колин …
— Я люблю тебя, несмотря на мое прошлое, и люблю тебя благодаря моему будущему, — он наклонился, и поцеловал ее в губы, очень мягко и нежно. — Я люблю тебя за детей, которых ты мне подаришь, и за годы, которые мы проведем вместе. Я люблю тебя за каждую мою улыбку, и даже больше, я люблю и обожаю каждую твою улыбку.