Подари мне луну

— Милорд, — промолвила она со вздохом. — Зачем вы это делаете?

Он недоуменно пожал плечами и присел на ее маленькую кровать.

— Что именно?

— Да все это! — воскликнула она, всплеснув руками. — Явились в мою комнату, уселись на мою постель. — Она растерянно заморгала, только сейчас осознав этот возмутительный факт. — Вы сели на мою постель! А ну, вставайте сейчас же!

Он озорно ухмыльнулся:

— Попробуй сгони меня.

— Если вы думаете, что я попадусь на эту удочку, вы сильно ошибаетесь.

— Да ну? — Он откинулся на подушки и удобно вытянул ноги. — Не беспокойся, сапоги у меня чистые.

— Пожалуй, — довольно хмыкнула она, — я попробую.

Виктория опасно сузила глаза, схватила таз с водой для умывания и выплеснула ему на голову.

— Черт тебя подери, ненормальная! — заорал Роберт, вскакивая с постели.

Вода ручейками стекала по его лицу, а галстук и белоснежная рубашка были безнадежно испорчены.

Виктория прислонилась к стене и, скрестив руки на груди, любовалась на свою работу.

— Знаете что, милорд? — весело сказала она. — Вот теперь вы обрели свой истинный облик.

— Не смей больше так шутить со мной, слышишь? — прошипел он.

— А что еще прикажете мне делать? Уж не предлагаете ли вы мне оскорбить вас, задев вашу честь? Не думаю, что у вас она вообще имеется.

Он шагнул к ней, и вид у него был самый угрожающий. Виктория прикусила язычок, но было уже поздно. Роберт прижал ее к стене.

— Ты об этом пожалеешь, — процедил он сквозь зубы.

Тут Виктория не выдержала — смех душил ее, и она сдавленно захихикала.

— Роберт, — еле вымолвила она, совсем забыв, что надо обращаться к нему официально, — никто и ничто не заставит меня пожалеть о том, что я сейчас сделала. Я до конца жизни буду этим гордиться. Слышишь меня? Гордиться! И уж меньше всего сожалеть — этот момент станет для меня одним из самых приятных воспоминаний.

— Виктория, замолчи сейчас же, — приказал он. Она послушно умолкла, но улыбаться не перестала.

Несколько секунд, он смотрел на нее, а потом сам ухмыльнулся.

— Что ж, раз я вымок по твоей вине, — промолвил он, и голос его стал хриплым, — ты меня и высушишь.

Улыбка сразу исчезла с ее лица.

— У меня есть полотенце… Я тебе его с удовольствием одолжу.

Виктория метнулась в сторону. Вернее, попыталась метнуться. Роберт схватил ее за плечи, и она затрепетала в его руках.

— Я целую вечность ждал этого мгновения, — прошептал он, прижимая ее к себе.

Виктория посмотрела в его глаза, и пламя, бушевавшее там, в ту же секунду охватило и ее.

— Не надо. — Она не знала, кого просит — его или себя. — Не надо, пожалуйста.

Роберт глядел на нее с непонятным отчаянием.

— Я ничего не могу с собой поделать, — хрипло сказал он. — Да поможет мне Бог, я больше не могу.

Он потянулся к ней губами, медленно, словно борясь сам с собой. Остановился в нерешительности, качнулся назад и в следующую секунду отпустил плечи Виктории, обхватил руками ее лицо и впился в нее неистовым поцелуем.

Роберт запустил пальцы в ее густые волосы, не обращая внимания на шпильки, дождем посыпавшиеся на пол. Все те же волшебные волосы — шелковистые и тяжелые пряди, их аромат сводил его с ума. Он снова и снова шептал ее имя, забыв на мгновение, что он должен ненавидеть ее, что она отвергла его любовь много лет назад, что из-за нее его сердце разбито навсегда. Он знал лишь одно — это Тори, его Тори, и она принадлежит ему.

Он покрывал ее лицо жадными, ненасытными поцелуями, словно хотел наверстать то, чего был лишен все эти годы. Крепко сжимая ее в объятиях, он чувствовал каждый изгиб ее тела, вспоминая те дни у пруда…

— Тори, — бормотал он, целуя ее подбородок, шею, впадинку у горла, — Я никого, кроме тебя… Ни одну женщину…

Виктория откинула голову, забыв обо всем на свете, едва только его губы коснулись ее губ. До этого ей казалось, что его объятия, его поцелуи давным-давно стерлись из ее памяти.

Но она ошиблась. Каждое его прикосновение было до боли знакомым и щемяще волнующим. И когда он опустил ее на постель, ей и в голову не пришло сопротивляться.

Он придавил ее своей тяжестью, высвободил одну руку и сжал ее ногу выше колена, лаская и поглаживая.

— Я овладею тобой, Тори, — горячо прошептал Роберт. — Я буду ласкать тебя до тех пор, пока ты будешь не в силах пошевелиться. Ты не сможешь думать ни о чем, кроме моих поцелуев. — Его рука продвинулась еще выше по ее ноге — туда, где кончался чулок. — Я сделаю то, что должен был сделать давным-давно.

У Виктории вырвался стон блаженства. Она и не знала, как стосковалась по его поцелуям за эти долгие семь лет. Она словно летела куда-то, охваченная пламенем, которое он разжег своими поцелуями. Роберт внезапно убрал руку, и она вдруг поняла, что он возится с застежкой панталон и…

— О Господи, нет! — воскликнула она и уперлась руками ему в плечи, отталкивая его. Ее воображение мигом нарисовало ей эту картину — она лежит, раскинув ноги, а Роберт расположился на ней сверху. — Нет, Роберт, — повторила она, извиваясь под ним и тщетно стараясь высвободиться. — Только не это.

— Не поступай так со мной, — взмолился он. Внезапно тон его стал угрожающим. — Не смей дразнить меня, иначе я…

— Так вот чего ты всегда хотел от меня, не так ли? — воскликнула она, соскочив с постели. —Только это тебе и нужно было?

— Ну, не только это, но и это тоже, — пробормотал он, и в голосе его звучали отчаяние и боль.

— Господи, какая же я дура! — Виктория сжала ладонями горящие щеки. — Неужели тот жестокий урок, который я от тебя получила семь лет назад, ничему меня не научил?

— Ты тоже раскрыла мне глаза на многое, — с горечью заметил он.

— Пожалуйста, уходи, прошу тебя.

Он резко остановился на полпути к двери.

— «Пожалуйста»? Какая изысканная вежливость.

— Роберт, я прошу тебя так вежливо, как только могу.

— Но почему ты прогоняешь меня? — Он снова шагнул к ней. — Зачем упрямиться, Тори? Ты же хочешь меня, и сама это прекрасно знаешь.

— Это к делу не относится! — Только сейчас Виктория к ужасу своему осознала, что он прав. Несколько секунд она смотрела на него, раскрыв рот, но потом все же умудрилась взять себя в руки и промолвила достаточно спокойным тоном:

— Ради Бога, Роберт, ты хоть понимаешь, что делаешь? Мне вот-вот откажут от места. А я не могу этого допустить. Если тебя застанут в моей комнате, меня в ту же секунду вышвырнут отсюда вон.

— Правда? — Казалось, его всерьез заинтересовала эта перспектива.

Она постаралась взять себя в руки и медленно, с расстановкой произнесла, чеканя каждое слово:

— Я прекрасно понимаю, что ты не питаешь ко мне ни капельки сострадания. Но во имя всего святого, оставь меня в покое!

Ей было противно, что она унизилась до мольбы, но у нее не было выбора. Рано или поздно Роберт уедет отсюда и вернется к своей прежней жизни. А здесь ее жизнь.

Он склонился к ней, голубые глаза его смотрели жестко и пристально.

— Почему тебя это так волнует? Готов поспорить, ты не в восторге от этого места.

Тут Виктория не выдержала. Есть же предел человеческому терпению!

— Конечно, я не в восторге, — огрызнулась она. — Неужели ты считаешь, что мне нравится нянчиться с этим маленьким извергом? Неужели мне приятно, что его мать обращается со мной как с собакой? Подумай, Роберт. Если сможешь, конечно.

Роберт, конечно, пропустил ее сарказм мимо ушей.

— Тогда зачем тебе здесь оставаться?

— Да потому что у меня нет выбора! — вспылила она. — Ты понимаешь, что это значит? Понимаешь? Нет, конечно, откуда тебе это знать. — Она резко отвернулась, не в силах больше глядеть на его наглую, самодовольную физиономию. Ее всю трясло.

— Тогда почему ты не выходишь замуж?

— Да потому что… — Она судорожно глотнула. Не может ведь она сказать ему, что не вышла замуж только потому, что ни один мужчина не мог с ним сравниться! Пусть его ухаживания оказались всего лишь хитрым притворством, все равно она была тогда так счастлива, как уже никогда не будет, и вряд ли ей удастся найти того, кто заставит ее забыть те волшебные два месяца.