Реальность сердца

— Куда мы едем?

— Ко дворцу, ваше величество.

— Почему вы меня так называете?

— Потому что вы отныне — король Собраны, — Араон не видел спутника, но почувствовал, что тот ласково усмехнулся. — Сейчас вы должны прекратить панику и отдать распоряжения…

— Какие? — принц, а теперь уже король, не представлял, что нужно делать.

— Я подскажу вам, когда настанет время. Ничего не видно. Надолго ли пришла тьма? Что, если навсегда — как же тогда жить? Что делать? Может быть, все они наказаны за грехи? Отец погиб во время взрыва. Он отказался наблюдать за казнью, сославшись на свое дурное самочувствие, и должен был лежать в постели. Вспыхнуло именно там. Что случилось? Наверняка господин комендант знает, что произошло… «Пройдет две девятины, и вы станете королем…» Прошло даже меньше: девятина и две седмицы.

Дворец, точнее, то, что от него осталось — середина и правое крыло, — полыхал огнем. Здесь, на площади, не было темно, но зато было слишком людно. Гвардейцы, слуги, брандмейстеры и солдаты — все суетились, пытаясь потушить пожар, выгнать зевак, понять, что происходит…

Левое крыло дворца более всего напоминало яму, наполненную горящими угольями. То, что не взорвалось — загорелось, и сгорело быстро, очень быстро. Камни, еще недавно бывшие плитами и колоннами, накалились докрасна, и едва отличались на вид от горящих досок. Кирпичи, которые не разлетелись по площади, тоже теперь могли пригодиться в бане. Баню и напоминала площадь: чем больше таскали от реки воду и лили на пылающие руины, тем больше клубов горячего пара поднималось в воздух, прибавляясь к слепящей тьме, которую едва-едва развеивало зарево пожара.

Принц, окруженный двумя десятками королевских гвардейцев и незнакомых всадников в красно-синих мундирах, сидел на лошади в сравнительно безопасном углу дворцовой площади. То и дело к господину коменданту подбегали люди за распоряжениями, он отдавал приказы, пока касавшиеся только тушения пожара и принятия мер, чтобы пламя не перекинулось на соседние строения. От Араона ничего не требовалось, и у него нашлось время подумать. Отец погиб, это уже выяснили, допросив уцелевших слуг и гвардейцев. Теперь Араон — король, Араон III. Да, он еще не коронован, и закон требует, чтобы он правил при помощи регента, но это — не беда. Вот он, будущий регент, сын герцога Скоринга. Сильный, надежный, внушающий доверие человек. Единственный, кто пришел на помощь принцу, которого едва не лишили надежды взойти на престол. Отец погиб. Должно быть, Араону следовало испытывать скорбь, горе и печаль?

Он знал, что, когда все утихнет, будет потушен пожар и наступит время готовиться к коронации, придется изображать и горе, и скорбь. Приказывать найти подлых убийц, взорвавших дворец, требовать их казни, негодовать… но пока что Араон мог не притворяться. На него никто не обращал внимания, следили лишь за тем, чтобы с принцем ничего не случилось, но до его чувств никому не было дела. Юноша же чувствовал лишь облегчение. Кошмар кончился… …кончился, но начался новый. Что, если света и вовсе не будет? Никогда?

Быть королем в умирающем впотьмах мире — много ли радости? Что делать, если небо больше не просветлится? Бежать прочь, в Энор, и укрываться там? На этот вопрос предстояло ответить господину регенту. Будущему регенту будущего короля.

— Правое крыло не пострадало вовсе, пожар в средней части потушен, — сказал в конце концов господин Скоринг. — Ваше величество может проследовать в свои покои. Араон вздрогнул. Сколько времени он провел на площади? Час? Или шесть? Он не мог ответить: чувство времени отказало с момента падения тьмы. Юноша то ли впал в забытье, то ли заснул в седле. От запаха гари кружилась голова, и казалось, что он спит, спит и видит дурной сон, насквозь провонявший дымом. В этой вони была тысяча оттенков: раскаленный мрамор, тлеющая ткань, паленая плоть, чад пылающего масла, чистый дым дерева. Тысяча оттенков была и у огня: от багрово-черных углей до пронзительно-белого пламени, вскипевшего вдруг в средней части дворца. Алое, лиловое, багряное, золотое, медное — все краски пожара, которых не пожалел неведомый художник… Зрелище зачаровывало, гипнотизировало. Следя за мельтешением сияющих огней, принц забыл, где и почему находится.

— Нужно распорядиться… — Араон замолчал, не в силах сообразить, о чем именно распорядиться. О чем-то нужно, непременно нужно… — Распорядиться…

— Начать расследование, — кивнул Скоринг. Широкое его лицо, освещенное пламенем, было добрым и внимательным. — Несомненно, ваше величество. К сожалению, верховный судья, епископ Марк и другие почтенные господа погибли на площади. Нужно назначить им достойных преемников. Но сначала вашему величеству необходимо отдохнуть.

— Как погибли?!

— В поднявшейся панике они не смогли выбраться и погибли в давке. Я выражаю вам мои соболезнования, ваше величество. Принц не поверил ни единому слову; впрочем, ему было все равно. Все, что говорил его регент, он говорил ради тех двадцати пар ушей, что окружали их. Потом настанет время для приватной беседы, и там уже можно будет обсудить все подробности. А обсуждать придется многое — от планов на будущее до того, что именно случилось со дворцом, и как избежать обвинений в отцеубийстве. Разумеется, охрана дворца проходит не по ведомству коменданта столицы, так что на его доброе имя тень брошена не будет. Коменданта дворца придется казнить, если он уцелел. Его и всех заместителей, допустивших подобное преступное небрежение… Кого назначить виновным? Это нужно будет обсудить с господином Скорингом позже. Если наступит рассвет. Если вообще будет смысл что-то обсуждать…

— Так кому отдать приказ?

— Отдайте его мне, ваше величество. После того, как вы отдохнете, я, с вашего позволения, представлю вам список достойных занять эти должности господ.

— Да-да, конечно.

— Дитрих, проводите его величество в покои и установите охрану. Четверо в красно-синих мундирах не отходили от Араона ни на шаг. Высокие плечистые мужчины, такие же крепкие и надежные, как их господин, внушали доверие, и юноша радовался, что по темным коридорам дворца он идет в таком окружении. Дворец, то крыло, где располагались их с братом покои и учебные классы, вдруг показался чужим и незнакомым. Дело было не в темноте: сколько раз он проходил по галереям и коридорам ночью, даже не взяв с собой свечу. Да и темноты-то особой не было — слуги уже зажгли светильники. Скорее уж, причина состояла в том, что впервые Араон шел по дворцу не пленником, на которого была наложена сотня ограничений, который обязан был подчиняться тысяче правил, а хозяином. Вплоть до нынешнего дня он отстранялся от всего — от этих просторных коридоров, темных переходов, бронзовых подсвечников на стенах, светлых стенных панелей, не называл своими даже кабинет и спальню, и все, что там стояло. Теперь Араон шел по собственному дворцу и видел его заново, другими глазами. Теперь дворец нравился ему еще меньше, чем раньше: уцелевшее крыло, построенное при короле Лаэрте, выполнено было в том стиле, который почитался изысканным за счет нарочитой простоты. Неуютно, слишком много окон, из которых просачиваются сквозняки, слишком много открытого пространства, где постоянно зябко и тревожно. Отделка стен казалась бедной, слишком скупой для пристанища королей Собраны: резное светлое дерево, без капли золота или серебра, даже без бронзы. Шандалы на стенах заставляли думать, что здесь не дворец, а собор: свирепые горгульи злобно скалились на проходивших мимо, высовывали длинные языки…

— Разбудите меня через четыре часа, — приказал Араон, глянув на клепсидру и прикинув, что тогда и начнется рассвет; если начнется, конечно. Оказывается, он провел на ногах почти сутки. — К этому времени я хочу видеть господина Скоринга с результатами расследования и тем списком, о котором он говорил. Вы, — юноша указал на Дитриха, пытаясь повторить отцовский жест, плавный и величественный, — сообщите ему о моей воле.

— Все будет исполнено, ваше величество, — поклонился мужчина с медовыми волосами; кажется, он был здесь за старшего.