Реальность сердца

— Да вы никак из дворца? — тут же вцепилась в ее рукав какая-то бабища в чумазом переднике. — Чтой-то там? Чего малец такой зареванный? Малец рукавом вытер нос и трагически простонал: — Стра-аажник побил!

— От сволочи! Да не реви, не убил же… — вздохнула баба, и своим передником вытерла Араону лицо. Юный лицедей содрогнулся, но из роли не вышел, хотя от тряпки воняло тухлой рыбой. — Вот что делается-то… Подданные короля Араона определенно заслуживали определения «добрые», вот только на его величество эта доброта не распространялась, только на босоногого беглеца из двора. Растрепанные фрейлины наперебой объясняли любопытствующей толпе, что ничего не знают, но боятся, а гвардейцы — злые, никого выпускать не велят.

— Чтоб королишка не утек, — объяснил какой-то долговязый всезнайка с бородавками на носу. — Знают, что делать!

— Вы домой идите, — велела торговка рыбой. — Мамки-то небось напугались, вы бегите, бегите…

— Пойдем, пойдем домой! — заканючил Араон. Нелегкое искусство лицедейства пьянило получше вина. Вчера еще он думал, что умрет, оказавшись в потной толпе, где тебя постоянно толкают, наступают на ноги тяжелыми башмаками, трогают грязными руками — нет, оказалось, не умер. Почувствовал себя так хорошо, как в детстве, пока еще живы была мать и дядя Агайрон, пока герцог Гоэллон не раздавал ему оплеухи и не звал змеенышем, а поднимал на плечо, чтобы малыш мог дотянуться до шпаги прадеда, висевшей слишком высоко… Вспомнив это, Араон опять разревелся — уже вполне искренне.

— Веди мальца домой, ишь, перепугался! Чего стоишь, растрепуха! — красномордая торговка отвесила Фелиде тычок.

— Не дерись! — огрызнулась скорийка, потом потащила Араона и Ханну прочь с площади.

Свернув в проулок, она остановилась, поправила волосы, скинула на землю белый передник, потом вдруг схватила юношу в охапку и расцеловала в обе щеки.

— Ты просто умница!

— Точно, — кивнула северянка. — Лучше, чем тогда в театре!

— Куда пойдем? — спросил Араон, смутившись. Ему было немного обидно, что его, пятнадцатилетнего, приняли за совсем ребенка, обозвали мальцом, да еще и вытерли из жалости сопли. Все-таки это чересчур, а теперь эта рыжая, сама первостатейная актерка, еще и целуется — вот тоже не хватало.

— Не знаю, — нахмурилась Фелида. — К нам нельзя, там, наверное, тоже… Ну, ваше величество? Что прикажете? Юноша задумался. Куда идти, к кому — кому он нужен? Никому. Даже герцогу Скорингу больше не нужен, все, его выкинули, как сломанную марионетку. Кукловод отыграл свое представление, порвал ниточки и бросил игрушку в мусорную бочку. И — какое же счастье, что так!

— К герцогу Алларэ, — сказал он наконец. Пусть сводный брат делает с ним все, что угодно — порет розгами, ссылает в монастырь, да хоть казнит, только не отдает толпе, не возвращает во дворец. Фиор добрый. Всегда был добрым. Если попросить его о прощении… …ага, явиться, упасть в ноги и сказать: «Я, братец Фиор, Анну Агайрон отравил, из-за меня герцогиню Алларэ убили, дядя Флектор отравился, и Элграса я хотел со свету сжить, а еще отца — тоже из-за меня, и королевский совет… Прости, братец Фиор!» Фиор, конечно, добрый, только есть вещи, которые никто не простит. Ну и ладно…

— Вы дорогу знаете?

— Нет.

— Ханна?

— Откуда? Я в столице еще не была, — развела руками северянка. — Может, спросить?

— Спятила? Чтоб сразу вся улица заинтересовалась, зачем нам, служанкам, герцог Алларэ? Араон, ну-ка вспоминайте, на какой улице он живет! Не могли ж вы не слышать?

— На Фонтанной площади… нет, это герцог Гоэллон. На Госпитальной… там дядя Агайрон… жил. На Девичьей!

— Точно?

— Точно… он еще шутил когда-то, что самое подходящее название. А герцог Гоэллон объяснял, что там раньше женский монастырь стоял…

— Я знаю, где это, — сказала Фелида. — Пошли. Раньше Араон видел столицу только из окна кареты, да еще пару раз, проезжая верхом в окружении эскорта гвардейцев. Тогда она почему-то казалась не слишком большой и невысокой, всего-то три этажа, редко — четыре, да и проехать все Левобережье можно за час. Это проехать… вот пройти, да еще и босиком, с непривычки, и если правду сказать, то с похмелья…

Собра оказалась большой и многолюдной, а еще в ней жило слишком много господ, привыкших разъезжать на лошадях. То и дело приходилось уворачиваться от конных, да еще и смотреть под ноги, чтобы не наступить в навозную кучу. Горожане толкались, сшибали девушек и не думали извиняться, отпихивали с пути Араона. Кажется, все спешили ко дворцу — в руках несли все те же вилы, топоры и даже грабли, много было пьяных, а еще больше злых и веселых. Юноша понимал, по чью душу эти злость с весельем, и радовался, что идет навстречу горожанам, в простой рубахе, в широких штанах до колена и босой, с грязными ногами и чумазым лицом — совсем непохожий на короля. «Малец», как сказала жалостливая торговка. Никому и в голову не приходит, что этого мальца идут свергать все эти смеющиеся люди с топорами. Чем дольше они шли по улицам, тем обиднее делалось Араону. Да что ж он им всем такого плохого сделал?! Налоги и подати понижал — ну ладно, не сам, а с подачи герцога-регента, — указы подписывал, велел каждый седмичный праздник подавать нищим… За что? За то, что родился не от короля и королевы — а он об этом знал? Узнал перед самой коронацией. Может, тогда и надо было отказаться… но тоже, нашли повод вилами махать. Не подданные, а свиньи. Вот пусть Элграс с ними и мается, он истинный король — ему и положено.

И не придется больше прятаться от портретов, заглушать страх вином, терзаться раскаянием, бояться за младшего брата, чувствовать себя последней дрянью — отцеубийцей, братоубийцей, сестроубийцей, если есть такое слово… Радуйтесь, граждане Собраны, король-самозванец покинул престол!

— Надо было хоть пару монет прихватить, или цепочку, — вздохнула северянка Ханна. — Хоть пообедали бы.

— В Левобережье ты в таком виде не пообедаешь, — покачала головой вторая. — Не пустят.

— А ты в столице давно?

— Мы жили с родителями лет пять назад, потом в Скору уехали, когда отец умер, — хмурясь, рассказала Фелида и тут же огляделась по сторонам. — Пошли, пошли. Недолго осталось. Араон наступил на битое стекло и взвыл. Осколок вонзился под большой палец левой ноги. Бывший король уселся на мостовую и попытался вытащить его, но пальцы не слушались, соскальзывали по мокрому от крови стеклу. Ханна оторвала от платья широкую ленту, шедшую по подолу, вытащила стекляшку и туго перебинтовала ногу.

— Идти все равно придется, — сообщила она. — Поднимайтесь!

— У тебя братья есть? — спросил Араон.

— Нет.

— У меня тоже сестер нет, — зачем-то сообщил прописную истину Араон. — У королей дочек не бывает…

— Что ж ваша маменька какой-нибудь девичий приют не удочерила? — усмехнулась скорийка. — Вам бы пошло на пользу.

— Фелида! — фыркнула вторая. — Фу! Араон, впрочем, нисколько не обиделся. Эти две вредные девки спасли его от мятежников, не побоялись и не бросили — а ведь вздумай они сбежать сами, ничего бы им не было. Надо Фиору обязательно рассказать, и ни в коем случае не забыть… Идти было больно, но, слава Сотворившим, недалеко. Широкие ворота с гербом — «цветущая ветвь: золотые цветы, зеленые листья» — были закрыты, но Ханна решительно постучала в них кулаком.

— Чего надо, босота? — высунулся гвардеец в алларском бело-зеленом мундире. Вот, оказывается, где городская стража…

— Нам нужен герцог Алларэ!

— А пинка тебе не нужно? — рассмеялся светло-рыжий красавец. — Совсем одурели, да? Герцога им…

— Послушайте, многоуважаемый, — строго заговорила Фелида. — Если вы немедленно не впустите нас во двор и не сообщите герцогу Алларэ, что прибыли девицы Скоринг и Эйма, а также его младший брат Араон, вас ожидают неприятности. От герцога, любезнейший.

— Че-го? Кто? — усмешка с лица гвардейца пропала, следом пропал и он сам, зато приоткрылась небольшая дверь сбоку от ворот. — Проходите. Если пошутили… Араон перешагнул порог, сполз по деревянной створке ворот на землю и расхохотался навзрыд.