Реальность сердца

— Что ты смотришь? — тихо прошипела девица Скоринг. — Не ожидала, да? А вот так. Тебе хорошо, тебя скоро домой отпустят. А я с этим останусь.

— Откуда ты знаешь?

— Любезный братец сказал, — судя по всему, братец был глубоко нелюбезен сердцу Фелиды; по крайней мере, Ханна бы их наедине оставлять не рискнула.

— Надо что-то делать, — задумчиво сказала старшая фрейлина. — Если дворец приступом возьмут, нас же разорвут… под конец.

— Что-то я не слышу городской стражи, — Фелида прошла к окну. Сначала шаги были резкими, не женскими, потом все мягче и мягче. Товарка заставляла себя успокоиться, и когда она обернулась, на лице опять застыло нежное и покорное выражение. — И не вижу. Я думаю, нас предали. Эллонцы и алларцы только того и ждут, а скорийские полки — где ж они? В казармах? Не видят и не слышат? Дряни…

— Тогда нас не выпустят, — испугалась девица Эйма. — Сначала не отпустят гвардейцы, а потом мы просто не выйдем, поздно будет. Дворец, конечно, большой…

— Это тебе кажется, что он большой. Двести человек его перетряхнут, как сундук, — разница между выражением лица и словами заставляла Ханну дрожать. Фелида ее пугала, с каждой минутой становясь все более похожей на брата. — Найдут под кроватями… и на тех же кроватях…

— Да полно тебе! Никогда такого не было!

— Ты про Лючию Монтанаро не читала?

— Ох-х… — Ханна испуганно прижала ладони к щекам. Королеву огандской династии вытащили из спальни и насиловали, пока она не умерла. Не только ее, но и фрейлин, служанок, даже судомоек — всех, попавшихся бунтовщикам под горячую руку. Протектор велел спасти только пятилетнего наследника престола, остальных же отдал на растерзание разъяренным горожанам. Их даже не наказали. Короля Лоренцо, сбежавшего из дворца через тайный ход, арестовали и казнили, все было более-менее пристойно, а вот тем, кто остался в королевском дворце, не повезло…

— А я думала, ты покрепче будешь, — презрительно бросила Фелида. — Говорили, ты прямо дева-воительница…

— Тоже любезный братец говорил?

— Кто же еще? Он не приедет. Ханна, нас бросили, ты понимаешь? — скорийская пчелка встряхнула старшую фрейлину за плечи. — Очнись! Хоть об отце подумай, воительница…

— А обо мне кто подумает? — визгливо спросил Араон, и добавил уже куда менее противным голосом: — Не бросайте меня! Пожалуйста…

— Ваше величество, — тихо и очень спокойно сказала Фелида. — Я готова о вас подумать. Если вы сейчас закроете ваш королевский рот и будете делать все, что мы вам скажем. Одно слово, один писк — и я вас брошу. Я не гвардеец, спасать вас не обязана. Ясно?

— Ясно, — кивнул король, и оказалось, что перед фрейлинами — перепуганный пятнадцатилетий мальчишка, некрасивый, зареванный, но вполне покладистый и даже не слишком-то мерзкий. — Я не буду спорить. Только вытащите меня, пожалуйста!

— Не было у бабы заботы, завела баба порося, — вздохнула Ханна, потом осеклась, но величество не закатило истерику по поводу такого неслыханного поношения. — Вставайте и одевайтесь! У вас тут хоть оружие есть?

— Есть. Кинжал охотничий… два. Рапира.

— Кинжалы давайте сюда. Рапиру берите себе. Вы хоть фехтовать умеете, величество?

— Плохо, — признался белобрысый мальчишка и шмыгнул носом, потом высморкался в простыню и улыбнулся. Не такая уж плохая у короля-самозванца оказалась улыбка.

— Я учился, но…

— Печально, — сказала Ханна, забирая у Араона кинжалы. Оказывается, тайный склад оружия скрывался под периной — и как только не нашли?.. То-то король запрещал перестилать постель.

— Нужно выбраться из дворца, — напомнила Фелида. — Лучше обойтись без дуэлей. Мы должны переодеться. Белый кафтан не годится! Рапира тоже не нужна.

— Да уж… — по такому обличью короля сразу узнают.

— Я принесу одежду. Помогите мне отодвинуть кресло, — велела девица Скоринг королю, и тот безропотно подчинился. Через десяток минут Фелида вернулась с ворохом тряпок. Два платья горничных, мундир лакея. «Отличная выдумка, — оценила Ханна. — Прислуга от греха подальше удирает из дворца. А пока там горожане сообразят, что короля нужно ловить, чтоб никуда не делся… Это они еще не скоро сообразят!»

— Я помню, как мой брат убежал из дворца, — сказал Араон двум девушкам, уже надевшим бело-желтые платья служанок. — Через выезд для гвардии. Украл плащ и уехал.

— Нам это не годится, — поморщилась светловолосая. — Вы на гвардейца не похожи, вы им до плеча не достанете, а уж мы-то…

— Украшения сними, — сказала вторая. — И вы тоже. Юноша покорно стащил с рук кольца и перстни, потом цепь с шеи, посмотрел на себя в узкое зеркало, висевшее возле камина. Лакейская одежда была ему велика, к тому же рыжая фрейлина не принесла обуви. Араон подумал и стащил с ног туфли с чулками, потом сорвал с постели простыню, швырнул туда вазу, безделушки с камина, золотой подсвечник, расшитую скатерть со стола.

— Это еще зачем, — удивилась фрейлина Ханна, вторая улыбнулась: — А хорошо придумано, сойдем за мародеров.

— Гвардейцы… — напомнила северянка.

— Бросим, если что, — пожала плечами Фелида. — Пошли! Королевскую спальню обязаны были охранять четверо гвардейцев, но в коридоре было пусто. Араон разозлился — да что ж такое, измена даже и в королевской гвардии, потом обрадовался. Если гвардейцы изменили, то хорошо, что их тут нет. Хорошо, хоть и странно. Необычное везение… к добру ли это? Быстрый бег по коридорам. Им встретились десятка два человек — перепуганная обслуга, гвардейцы с оружием в руках. Кого они искали? Проникших во дворец бунтовщиков или короля? Спрашивать их не стали. Не приглядываются к слугам, которых в переходах мельтешило много — и славно, большего от них ждать не стоит.

Ворота, разумеется, охраняли. Араон едва не застонал, увидев, что двор заполнен людьми на лошадях, и тут рыжеволосая скорийка больно ущипнула его за плечо.

— Ревите! Как в спальне ревели! Ревите, а то кинжалом уколю… Араон заревел, не понимая, зачем, но ревностно, размазывая по лицу сопли со слезами, икая и всхлипывая. Старался он от души, и через пару минут уже едва различал дорогу. Скорийка тащила его за руку, и у самой будки гвардейцев отвесила такой подзатыльник, что юноша едва не упал носом в мелкий гравий дорожки.

— Не реви, поганец! — сварливым голосом рявкнула Фелида и дала юноше второй подзатыльник. — Тринадцатый год, уже мужик! Кто-то из гвардейцев засмеялся, двое же решительно двинулись им навстречу.

— Выхода нет.

— Пощадите, добрые господа! — скорийка рухнула на колени и потащила за собой Араона. — Слышите, что делается! Не дайте пропасть! Мы людишки маленькие, убираемся, братишка вот садовнику помогает, нам-то за что… Вам ведь не до нас будет! Пощадите, не берите греха на душу!

— Пощадите, — подвыл Араон и на коленях пополз в направлении блестящих сапог гвардейца, готовый биться лбом об его ноги. Ему было весело, веселее, чем в тот день, когда он играл в огандском театре. — Пожалейте, господин хороший…

— Убирайтесь, трусовье, — сплюнул гвардеец; на прощание он отвесил мальчишке пинка. — Мешок оставьте! Ворюги… Араон заревел еще громче, ссутулился и побежал впереди девушек. Он очень, очень надеялся, что похож на маленького садовника, перепуганного и думающего только, как спастись. Предали гвардейцы или нет, выяснять недосуг. Если уж предал герцог Скоринг, то на гвардию полагаться нельзя. Его ставленники, через одного. Все незнакомые, не то, что прежние, которых принц знал и в лицо, и по именам, да и они его тоже знали. Горожане торчали и снаружи у этих ворот, но немного, десятка три. Встретили их свистом и улюлюканьем, но трогать не стали, только посмеялись, что вот — разбегаются тараканы, разжиревшие на харчах самозванца. Остановились трое беглецов только после того, как свернули на площадь перед дворцом. Она была забита битком. Люди стояли тесно, плечом к плечу. Многие были вооружены. Те, у кого не нашлось пик, вил или топоров, держали в руках камни. Похоже, мостовую поблизости разворотили на корню: серые прямоугольные булыжники были Араону вполне знакомы. Фелида зачем-то тащила их через толпу, потом и вовсе велела остановиться.