Капкан

Конец речи он скомкал и сел, красный, как рак.

Наступила заминка, и, пока все гадали, чья очередь ораторствовать дальше, индейцы, как один человек, поднялись с мест и очень спокойно, очень бодро проследовали на улицу, хихикая самым бессовестным образом.

Видно было, как они остановились возле церкви, одни — с равнодушным, другие — с насмешливым видом, независимые, выжидающие, готовые на все.

— Ну, держитесь теперь, — пробормотал Кудрявый, обращаясь к Джо и Макгэвити. — Теперь молодые индейцы совсем обнаглеют. Через десять минут я отчаливаю. Буду мчаться день и ночь; через неделю доставлю из Белопенного двух полисменов, чтобы находились здесь постоянно. Счастливо!

Сейчас Кудрявый уже не был прежний юнец — танцор и повеса. Это был солдат, выполняющий боевое задание. Ральф увидел, как он промчался мимо индейских вигвамов к дому Джо, перетаскал к себе в лодку мешок муки, мешок бобов, копченый окорок, жестянку чаю, канистру с бензином; окликнул отрывистым, неприятным голосом двух своих гребцов, индейцев кри, которые блаженно дремали, привалившись к бревенчатой стене лавки Джо.

Через десять минут, как обещал, он отчалил. На озере было волнение, но Кудрявый держал курс прямо на середину, лодка взлетала над водой, надежный маленький мотор работал, как часы.

Тогда Джо заговорил.

— Славный он малый, — сказал Джо. — Только, по — моему, зря порет горячку. Пока индейцы посмеиваются, они не опасны.

— Очень возможно, — отозвался Макгэвити. — Поэтому, как ты понимаешь, я иду домой смазывать и заряжать все три своих ружья просто от нечего делать.

— Хм, — сказал Ральф.

Он не мог вернуться к Вудбери и покинуть Джо в минуту опасности.

Ну, а если Вудбери тоже в опасности и даже не догадывается об этом? Белый человек, один среди индейцев…

«Надо как-то действовать, — размышлял Ральф. — Я и буду действовать! И что бы я ни сделал, наверное, все будет не то, что нужно».

Глава XVI

Если Джо втайне и опасался, что индейцы нападут на них, пользуясь тем, что Кудрявый Эванс умчался за подмогой, на его носатом лице нельзя было прочесть никаких признаков волнения.

— А не сходить нам с тобой и с Элви на болото к Реке Туманной Скво? — предложил он. — В лавке особо делать нечего: бухгалтерию я привел в порядок. Пару сандвичей в карман — и пошли. Глядишь, и утку подстрелим.

Как чудесно, лопотала Элверна, возвращаясь в коттедж. Ей надоели все эти Джорджи и Кудрявые, объявила Элверна с благонравной миной, им только и надо, что танцевать, пить самогон да шуметь без конца. Она будет счастлива, ворковала Элверна, спокойно провести денек на свежем воздухе со своим другом Ральфом и своим дорогим Джо.

Нарядов у Элверны оказалось больше, чем обычно бывает у хозяйки северной хижины. Она облачилась в очень практичную юбку хаки, желтую фланелевую рубашку, высокие шнурованные ботинки, которые, как отметил Ральф, подошли бы скорей героине мелодрамы из жизни Дикого Запада: узенькие, на высоких каблуках. В таких не пройдешь по каменистой тропе, не спотыкаясь на каждом шагу.

Кроме того, она взяла синюю бархатную сумочку, расшитую алым бисером.

— Господи боже, зачем тебе понадобилось тащить с собой эту штуку? — взмолился Джо.

Элверна негодующе завизжала:

— Вот еще новости! Выходит, я не имею права захватить с собой носовой платок и пудру? Да?

— Что у тебя — карманов в юбке нет?

— Чтобы раздавить свою миленькую пудреницу? Как бы не так! Ошиблись номером! Дайте отбой!

— Ладно, твое дело, — вздохнул Джо, а Ральф, которого еще несколько часов назад так умиляла ее стойкость, возмутился про себя: «Нет, это просто невозможная особа!»

Семеня рядом с ними сквозь сосновый бор, Элверна беспрестанно жаловалась на тропинку: и тесна и темна, то скользкий мох под ногами, то камни. Впрочем, Ральф почти не замечал ее, слушая, как Джо читает лесные знаки. Там, где Ральф не увидел бы ничего, кроме чешуйчатых, точно крокодилова кожа, сосновых стволов, рыжих игл, скал, расписанных лишайниками, — Джо показывал ему метки, оставленные чернохвостым оленем, волчий след, нору дикобраза, роскошные заросли огненных лилий, скромные цветочки сальсапареля. Элверна с характерной для нее непоследовательностью сменила гнев на милость и казалась вполне довольной их маленькой экскурсией. У нее даже хватило сообразительности умолкнуть на целых полчаса.

Забыв мир, где ходят на танцульки и остерегаются индейцев, путники пробирались между нагретыми солнцем соснами и, обогнув болото, над которым с криком носились краснокрылые дрозды и возбужденно вспархивали бекасы, удобно расположились на поросшем сосной скалистом перешейке между болотом и озерком и стали поджидать, когда взлетят чирки.

Ральф бессознательно разыгрывал храброго воина и получал от этого массу удовольствия.

Он сидел, положив легкий дробовик к себе на колени, горделиво, молодцевато, словно ему предстояло сразить врага, выказав при этом чудеса героизма. Он сам того не замечал-он нипочем не признался бы в этом, — но мысленно он рассказывал себе увлекательную повесть:

«…В развороте его могучих плеч чувствовалась небрежная уверенность. Так легко покоились на грозном оружии эти сильные руки, так затуманен думой был Орлиный взор, что подкрадывающийся неприятель не смог бы догадаться, как стремительно вскинет винтовку наш герой, почуяв опасность».

Элверна сидела, картинно выделяясь на золотисто — зеленом фоне болотных камышей. Открыв свою бархатную сумочку, мурлыча «Ах отчего они становятся такими!», она деловито напудрила носик, подкрасила губы, легкими движениями рук откинула с висков и взбила волосы и принялась полировать себе ногти.

Ральф заметил, что Джо поглядывает на нее с раздражением, но сам он вновь растаял: «Все-таки она — занятная штучка!»

И это человек, чей слух еще месяц назад слово «штучка» резануло бы хуже площадной ругани.

Лишайники — черные, серые, оранжевые — складывались на скалах в японские гравюры: миниатюрные мостики, серебристые конусы гор. Впереди, меж стволами деревьев, сверкало озерко. Из-за спины, от болота, исходило дремотное тепло; сквозь камыши тут и там блестели окна стоячей воды. Покачиваясь на ивовом кусте, заливался дрозд; жужжали вокруг дикие пчелы. Все навевало мечтательный покой…

Очарование разрушила Элверна.

— Фф-у! Ну, жарища! Так и клонит ко сну. И с чего это ты взял, будто здесь летают утки? Пока что не видно даже хромого воробья. А правда, Ральф, мировая вечеринка получилась вчера? Правда, Джо? Правда… Нет, по-моему, шикарная вечеринка; конечно, Пит до того нализался, что нес невесть что — стыд один, но ведь это он только так. А Папаше я прямо заявила: если еще хоть раз начнет рассказывать свой анекдот про лифтера, я ему двину, вот и все. Но до чего он потешный все — таки, этот Па: напялил мой фартук и ну изображать шотландский танец — умора! А Кудрявый совсем ошалел, черт подери, не соображает, с кем разговаривает, будто все ему тут обязаны подчиняться — говорит, что я не имею права открывать карты, раз у меня неполная масть. Просто обалдел. Ведь я-то знала, что у Джорджа три и пара — я все время за ним следила. Вижу, берет первые четыре карты и перекладывает эдаким манером: две и две. Я смекаю: «Ага, стало быть, у тебя две пары». Потом он тянет пятую и, гляжу, облизывается, точно сытый кот. «Все ясно, мистер ловкач, — говорю себе, — ручаюсь, что одна пара твоих милых двойняшек превратилась в тройню, вот так-то!»

Хмурые скалы отозвались на ее хохот гулким эхом.

— Слушай, Элви, побойся ты бога! — вздохнул Джо. — Всех уток распугаешь, какие есть!

— Да ну тебя совсем!

Слово «ну» она выкрикнула очень звонко. Как раз в эту секунду над стеною деревьев показались три утки. В тот миг, как раздалось ее «ну», они взмыли вверх и, прежде чем Джо успел выстрелить, а Ральф — сообразить, каким концом прикладывают к плечу дробовик, скрылись из виду.

Ральф не сказал ничего. Джо тоже не сказал ничего. Элверне сказать было нечего, и оттого вид у нее был особенно сердитый.