Страница 12 из 20
— Да, благодарю вас, очень!
— И я подумала, что было бы так мило — мальчикам же будет очень приятно, когда они вырастут, — если бы мы пригласили фотографа из газеты снять, как мило они играют. А уж публике до чего будет интересно!
Элопатак воскликнул в одно слово, не переводя дыхания:
— Нодорогаямадамобэтомнеможетбытьиречи!
— Да вы поймите! Они так хорошо подружились!
— Дорогая мадам, боюсь, вы не отдаете себе отчета, что лицу королевской крови приходится считаться не только со своими склонностями, и хотя я не сомневаюсь, что его величеству очень понравился ваш сын, он ведь должен представлять Словарию, а появление на экране могло бы уронить достоинство… Максимилиан! Надеюсь, вы не забыли, что сегодня днем вы едете в рабочий клуб с принцем Генри? Мне очень жаль, но таково желание вашей матушки, и боюсь, вам надо немедленно идти переодеваться, чтобы не опоздать!
Король с меланхолической покорностью пожал руку Бесси и Терри, пробормотал «надеюсь иметь удовольствие видеть вас еще раз» и медленно удалился.
Бесси еще не сдалась:
— Но послушайте! Королева Сидония поймет меня. В конце концов только одно сердце может понять и оберечь маленького мальчика — это сердце его матери! Так что, если бы я могла увидеться с нею и объяснить…
— Ее величество отдыхает, и у нее расписана каждая минута вплоть до отбытия их величеств в Сэндрингем в ближайшую субботу. Так что, если разрешите проводить вас наверх….
На этот раз Элопатак не предложил Бесси свою руку, а твердо взял ее за локоть. Бесси почувствовала, что назревает сцена, которая может попасть в газеты, может погубить ее, и сказала чопорно:
— Благодарю вас. Я дойду сама. Всего хорошего!
Но, поднимаясь по лестнице, она пребывала в трогательном неведении относительно того, о чем шептались Максимилиан и Терри, пока она беседовала с Элопа — таком.
— До чего я все это ненавижу! — простонал Максимилиан. — Вот теперь придется ехать и изображать из себя короля перед всякими людьми в Ист-Энде! Как бы я хотел убежать с тобой!
— Знаешь что, Макс! Давай и вправду убежим! Мне до смерти надоело быть кинозвездой. Киножурналы! Позируй перед камерой, уф! Давай уйдем в юнги на пиратском корабле!
— По-настоящему убежим?
— Ну да, по-настоящему. Слушай, Макс, они тебя стерегут весь день. А вот утром ты не мог бы встать пораньше и удрать? Я встречу тебя завтра утром у черной лестницы, и мы придумаем план.
— Хорошо, я приду. Только что значит «пораньше»?
— Ну, когда все еще будут спать. В половине девятого. Или для тебя это слишком рано? Когда тебя будят дома, то есть во дворце?
— В шесть.
— Что? В шесть? В шесть утра? Бедняжка!
— Потом я час катаюсь верхом перед завтраком и принимаю холодный душ.
— Бедняжечка! Взбеситься можно! Знаешь, быть королем, пожалуй, даже хуже, чем актером! Ну, наверное, после этого тебе хоть дают позавтракать как следует?
— Да, конечно. Какао и горячие булочки — иногда даже три штуки!
— А яичницу с ветчиной?
— На завтрак? За завтраком яичницу не едят!
— Знаешь, в Поппи-Пикс я съедаю по шесть оладий с кленовым сиропом — шестнадцать миллионов галлонов сиропа!
— А вдруг, — обеспокоенно заметил Максимилиан, — на пиратских кораблях нас будут поднимать ни свет ни заря?
— Не будут! Что я, не видел, что ли, как снимали ейо-хо-хо»? Пираты всю ночь напролет пьют ром, ходят в шелках и встают не раньше полудня. Тсс! Быстро! Значит, на лестнице в шесть утра.
После этого Макс чинно попрощался с Тейта ми и удалился, но руки его были заложены за спину, и он показывал шесть пальцев.
Весь вечер Бесси то злилась, то совсем падала духом. Они должны были пойти в театр, но теперь Бесси сердито заявила, что они останутся дома: ей нужно кое-что обдумать.
А Терри потратил весь вечер на то, чтобы как-нибудь вызвать Рыжика. Его мать недвусмысленно объяснила ему, что Рыжик — хулиган, а может, и похуже и что ей давно уже следует взяться за I ерри и отучить его от привычки выискивать себе приятелей среди всякой швали. И откуда у него такие вкусы, просто понять невозможно — весь в отца!
Подкупив дежурную горничную, Терри все же смог минуту поговорить с Рыжиком у лифта.
— Слушай. Рыжик! Будь здесь завтра в шесть утра. Макс тоже придет. Мы решили сбежать, пойдем в пираты. Понял — ровно в шесть!
— Я приду! Мне заступать на дежурство только в восемь, а живу я не тут. Ну ничего, переночую в бельевой лопни мои глаза!
Мысль о том, как он убежит и будет вести развеселую пиратскую жизнь, настолько захватила Терри, что ему все-таки удалось проснуться без четверти шесть. Он надел синий костюм, осторожно шаря по сумрачной спальне, чтобы не разбудить Хамберстоуна, храпевшего в соседней комнате. Затем в сопровождении верного Джозефуса он на цыпочках вышел в коридор как раз в ту минуту, когда из лифта появился Рыжик, который сумел обойтись без лифтера, а из мрака черной лестницы вынырнул Максимилиан.
Терри лихорадочно зашептал:
— Мы обязательно убежим! Дайте клятву!
— Даю, — прошептали Рыжик и Максимилиан.
— Гау! — сказал Дуозефус.
— Пока смерть нас да не разлучит, рождество свидетель!
— Пока смерть нас да не разлучит.
— И вот что, — прошипел Терри, осененный внезапной мыслью, — мы отправимся сейчас же!
— Послушай. Терри, это не годится. — возразил Макс. — Как же так — сейчас, без всяких планов? Мальчики всегда сперва придумывают план, а потом уж убегают. Hvf как I ом Сойер и Гек!
— Я атаман этой шайки или не я?
Максимилиан смиренно, с почтительным восхищением ответил:
— Конечно, Терри, ты, но…
— Я или не я, Рыжик?
— А то кто же!
— Когда ты пробирался сюда, у тебя, наверное, не все прошло гладко? — грозно спросил Терри у Максимилиана.
— Да, не все. Меня увидел полицейский, который охраняет коридор. Он не посмел мне ничего сказать, но он смотрел, куда я пошел. Как бы он не разбудил Элопатака!
— Вот видишь! Что я тебе говорил! — возликовал Терри. — Может, нам больше не удастся встретиться всем троим. Отправляемся в путь сейчас, сию же минуту. Потом напишем нашим мамам успокоительные письма — до чего же они будут гордиться, когда мы вернемся с пиратства и подарим им попугаев, слоновую кость, испанские дублоны и еще всякую всячину!
— У меня нет ни отца, ни матери, а свои испанские дублоны я отдам дяде Генри — он тоже был пиратом и говорит, что у них не жизнь, а малина. Нам надо податься в Бристоль, там мы наверняка подыщем хороший пиратский корабль, — сказал Рыжик задумчиво.
— Пошли! В путь. Рыжик проведет нас вниз и покажет, как отсюда незаметно выбраться, — скомандовал Терри.
— Ну, послушай же! — запротестовал Максимилиан. — У нас ведь нет денег!
— Как бы не так! — насмешливо отрезал Терри. — Вот гляди. Тут ровно пятьдесят фунтов. Это мне мама дала, чтобы я сегодня пожертвовал их Воспитательному дому… Неплохая была бы реклама: фотографии, как я даю каждому ребятенку по фунту. Да ведь пиратам реклама вроде ни к чему. Во всяком случае, когда они убегают от своих мам. Ну, пошли, хватит болтать.
И Терри решительно зашагал по коридору к лифту, спустился на первый этаж и через монастырские погреба и переходы выбрался в клубящийся туманом лабиринт дворов, а за ним покорно следовали робеющий Максимилиан и ликующий Рыжик. Однако когда они вышли на Беркли-сквер, где безмолвие сырого, пропахшего угольным дымом рассвета нарушалось только кряхтением чахоточного такси, когда Максимилиан осознал, что ему удалось благополучно улизнуть от тягот королевского сана, а Рыжик, в свою очередь, сообразил, что он бросил прекрасное место и совершает уголовное преступление, а именно: похищает и присваивает ценную частную собственность, а именно 1 (одну) синюю форму, собственность отеля «Пикардия», — в их настроении произошла резкая перемена. Рыжик оробел, часто оглядывался, пытался насвистывать, а Макс шел бодрым шагом, и душа его пела от счастья, пока он вдыхал сырой волнующий воздух и вглядывался в таинственную завесу тумана, впервые в жизни почувствовав себя искателем приключений в стране безграничной свободы, где он был недосягаем для людей, которые наблюдали за каждым его шагом и постоянно читали ему почтительные нотации.