Страница 40 из 146
Информационные атаки русских продолжились и к полудню достигли такого градуса, что о Скунсе и судье Шестого округа Парижа, мадмуазель Жаклин Сёра, заговорили на телевидении и их имена стали мелькать в газетах. Если в средствах массовой информации только задавались вопросом, могла ли судья взять взятку у мсье Дюпре и является ли тот тем самым Скунсом, то на множестве сайтов в Интернете на этот счёт уже был дан полный и исчерпывающий ответ — да, судья взяточница и это не первый её вердикт, вынесенный за деньги, а Жорж Дюпре, француз с марокканскими корнями, однозначно является крупным дельцом преступного порнобизнеса.
Не смотря на это к обоим была приставлена вооруженная до зубов охрана, а пятилетнюю Машеньку забрали у бабки Халиды и перевезли не куда-нибудь, а в Централ — штаб-квартиру Генеральной дирекции внешней безопасности и поместили в неприметном, небольшом, но хорошо защищённом здании большого комплекса зданий и сооружений, принадлежащих самой главной и многочисленной французской спецслужбе. Всего на территории комплекса в этот день находилось более пяти тысяч человек и добрая треть из них — военные.
Президент Франции закусил удила и решил во что бы то ни стало отвесить крепкую оплеуху русским. Некоторые из руководителей спецслужб его полностью поддерживали, но далеко не все полевые агенты DGSE были готовы пожертвовать жизнью ради дельца порнобизнеса и продажной суки-судьи. Не смотря на то, что в Париже не вводился режим чрезвычайной ситуации, город был наводнён полицейскими, жандармами и агентами спецслужб. Парижане с тревогой ждали визита русских казаков. Странно, с тех пор, как казаки атамана Платова заглянули в Париж на огонёк, прошло больше двух столетий, а парижане всё ещё помнили их.
Разговоров было не только о казаках, но и о марокканцах. То, что бабка Жоржа Дюпре мало того, что сама была ярой поборницей ислама, так ещё и внука воспитала исламистом, хотя тот и был крещёным католиком, только подлило масла в огонь. Те парижане, которые имели полное право называться французами, вполголоса проклинали грязную марокканскую свинью, но находились и другие. В Мёдоне, возле особняка полковника Дюпре, скончавшегося несколько лет назад, собралась огромная толпа добровольных защитников его внука и особенно вдовы. Это были отнюдь не сопляки, а люди куда более зрелого возраста, называвшие себя исламской гвардией Парижа. Практически все они были вооружены.
Вооруженная охрана, приставленная к Жоржу Дюпре и приехавшая вместе с ним в этот трёхэтажный особняк, расположенный на авеню Родена, чувствовала себя неуютно. Семеро парней были настоящими французами и только одна дама, ими командовавшая, капитан Мадлен Захриди, наполовину ливанкой. Отдав распоряжения агентам DGSE, она пила чай с бабкой Маши и временами поглядывала в окно. На исламскую гвардию, заполонившую улицу, она надеялась больше, чем на своих подчинённых, а те, в свою очередь, не раздумывая пристрелили бы Скунса, холёного, рослого красавчика со спортивной фигурой, и свалили бы в Централ. Между тем Маша недолго оставалась в Централе, куда девочку привезли с помпой на лимузине в сопровождении чуть ли не целого взвода жандармов. Уже через час девочку вывезли в неприметном сером «Рено» и доставили в одну из двух башен «Эрмитаж Плаза», взметнувшихся вверх более, чем на трёхсотметровую высоту на берегу Сены, в Дефан-Курбевуа и вместе с полутора дюжинами агентов разместили в апартаментах на одном из верхних этажей.
Максим, узнав об этом, облегчённо вздохнул. Французы тем самым упростили их задачу. Забрать Машу из башни «Эрмитаж Плаза» было куда проще, чем из Централа, битком набитого как военными, так и гражданскими людьми. Вопрос с судьёй тоже решался просто. С той пока что вежливо беседовали в её шикарной квартире на улице Клода Бернарда. Неподалёку от этой квартиры находился агент-телепат, который вполголоса пересказывал всё, что обнаруживал в голове этой сорокапятилетней неудовлетворённой дамочки. Почему-то все говорят, что парижанки и, вообще, француженки очень красивы. Если в Париже и есть действительно красивые женщины, то они, как правило, отнюдь не француженки. Да, среди француженок много если не красивых, то по крайней мере очень симпатичных женщин, но Жаклин Сёра к ним точно не относилась. Это была толстозадая, плоскогрудая бабища с такой рожей, что запросто смогла до полусмерти перепугать целый батальон эсэсовцев, стоило бы ей улыбнуться и показать свои кривые, лошадиные зубы. Ирину она возненавидела сразу же за её красоту, стройную фигуру, стать и осанку настоящей королевы, как и Машу.
В том числе и об этом рассказывал по телефону тем людям, которые осуществляли информационную поддержку операции в Интернете, хотя сведения о пополнении банковского счёта одном из банков Гибралтара были куда важнее. Кое-какие компрометирующие её документы, файлы и вещественные доказательства мадмуазель Сёра, мадам в силу объективных причин она так и не стала, хранила в своём загородном имении в Туари под Парижем и русские агенты добрались до него раньше, чем французские спецслужбы. Их было решено немного попридержать и вбросит в Интернет завтра утром, за пару часов до начала активной фазы операции.
Чтобы заставить французские власти нервничать, в три часа пополудни, в самый разгар жары, с борта «Пионера» над Парижем было выброшено несколько сотен тысяч листовок. В них рассказывалось о том, кто такие Жаклин Сёра, Жорж Дюпре, его бабка, тесно связанная с исламскими фундаменталистами, и русская красавица Ирина Авдеева, сумевшая к своим двадцати девяти годам, работая программистом, честно заработать одиннадцать миллионов евро и это при том, что хозяева фирмы ей очень сильно недоплатили.
Не смотря на жару, август в Париже выдался, как в Сахаре, парижане не ленились бегать за листовками русских, свалившимися прямо с безоблачного неба чуть ли не во всех районах города. Ближе к вечеру в Интернет была выложена чуть ли не вся подноготная семейки Дюпре, а точнее Халиды, знавшей всё о бизнесе внука, и самого Скунса. Больше всего парижан возмутило то, что эта ведьма вносила щедрые пожертвования на дело борьбы с неверными, а потому «Исламская гвардия мусульманской Франции» считала делом чести встать на защиту этой карги и её внука, так искусно эксплуатирующего страсти неверных. Грязи в мыслях обоих было столько, что всякого нормального человека от неё просто тошнило.
По сравнению с этими ублюдками мадмуазель Сёра была невинной овечкой, зато президент Франции, переполненный ненавистью к Максиму Первенцеву, во всей этой грязной истории выглядел полнейшим скотом, но что самое главное, ещё и трусом. Больше всего он боялся волнений в мусульманских кварталах, как всегда неспокойных. Правда, на этот раз очень многие мусульмане считали, что Халида и её внук перешли все границы, ведь что ни говори, а в отношении Ирины и её дочери они уже поступили крайне подло, но то, что ими было задумано, вообще не лезло ни в какие ворота. Такого, чтобы родной отец намеревался изнасиловать свою пятилетнюю дочь, не ожидал никто, даже самые отъявленные мерзавцы.
Ближе к ночи в Интернет было выложено обращение президента России к французам. В нём Максим Первенцев говорил о своей любви к трудовой Франции и великой французской культуре, но в то же время бичевал всё то, что не нравилось и самим французам, называя это пороками буржуазного общества. Досталось от него и тем мусульманам, которые позволяли себе в стране, давшей им возможность не только жить и трудиться, но и кормившей бездельников, создавать нелегальные военизированные организации, поставившие перед собой цель сделать Францию мусульманской страной, живущей по законам шариата. Русский президент ещё раз предложил президенту Франции одуматься, добровольно отдать дочь матери и затем разобраться с преступниками по всей строгости французских законов, иначе ему придётся взять правосудие в свои руки.
В отношении судьи Жаклин Сёра он высказался хотя и грубо, но всё же не собирался четвертовать эту глубоко несчастную, озлобленную на весь мир женщину. Зато по отношению к Халиде и её внуку Жоржу, Максим Первенцев намеревался предпринять самые жестокие меры, попросту покарать их за уже совершенные преступления как раз именно по законам шариата, а дочь немедленно вернуть матери.