Страница 18 из 24
Почтительно поклонившись, он произнес вопросительным тоном фразу на идиш. Я уловил, что он интересуется кто начальство. Изя, уставившись взглядом поверх его головы, сообщил на иврите, что он знает только один официальный язык, на котором говорят в Государстве Израиль, а на идиш он знает только несколько слов, которые говорят задержанным бандитам. Тут он произнес длинную, заковыристую фразу, совершенно не предназначенную для печати, с поминанием предков и сексуальных пристрастий. Хасид явно растерялся и уставился на меня вопросительным взглядом.
— Я с русского могу перевести, — с готовностью сообщил я ему.
Явно обрадованный он затарахтел на польско-украинском суржике. Я старательно перетолмачил с польского на иврит, выходцу из Гродно, что он почтительно просит панов офицеров не реагировать нервно на то, что скоро на улице начнут появляться люди из его общины. Они должны собраться для вечерней молитвы и не собираются делать ничего противозаконного, и вообще не имеют отношения к прискорбному происшествию. Изя гордо кивнул и сделал широкий жест рукой. — За перекресток не ходить! Свободен.
— Что это было? Ну, знание только иврита? — с интересом спросил я, когда хасид еще раз почтительно поклонившись, удалился.
— Эти.. тут снова прозвучала длинная фраза на идиш, хотя и короче, чем в прошлый раз, — отказываются объясняться на иврите. И требуют дождаться Мошиаха, прежде чем создавать Израиль.
— Это как?
— А вот так, две тысячи лет ждали, можно еще пару тысяч подождать... Кстати, — подозрительно спросил он, — а что это ты хихикал? Ты что идиш понимаешь?
— Странно было бы, если бы я такие вещи не понимал. Первое, что учат солдаты у своего сержанта, это кто они такие. Фантазия у некоторых экземпляров могучая. Да и не кричали у нас «За Родину», «За Сталина», как в газетах. Все больше, вот такое... Еще при этом идет равноценный обмен. Некоторые по-русски говорить не могли, но ругались просто замечательно... А вообще я очень прилично немецкий знаю, был у нас в школе ссыльный австриец, из удравших после восстания в 1934г, так что понимаю, почти все.
— Ладно, — усаживаясь в джип, сказал он. — Напоминаю, никого не впускать, никого не выпускать. Я поехал.
Я подождал пока он скроется за поворотом и пошел к своим. Они уже удобно расселись прямо посреди дороги и что-то бурно обсуждали. При виде меня дружно замолчали и выжидательно уставились, что я им такое умное скажу.
— Внутри квартала работает полиция, мы стоим в оцеплении, заворачиваем любого обратно, оружие не применять. Первое отделение встало, проверили, что ничего не забыли, и пошли на перекресток. Вода у всех есть? Вот и хорошо. Через два часа смена. Второе отделение, уходим вооон, под те деревья, в тенек. Рафи, а ну-ка пойдем со мной. Когда сели под деревом достал газету и ткнул пальцем.
— Вот это что за слово?
— Аскала.
— Читать я тоже умею. Что это значит?
— Э... Обучение, учеба, получение новых продвинутых знаний... Он помялся, — Я не знаю, как сказать...
— Просвещение?
— Да!
— Очень хорошо. А вот это?...
— Ну, и как тебе понравилось? — спросил Ицхак.
— Никак не понравилось. Целый день торчали в оцеплении и радио слушали. Но, все равно лучше, чем в прошлый раз, когда нас послали собирать куски тел. Хватит с меня падающих в обморок при виде валяющегося глаза...
— Ты скажи спасибо, что так. Гораздо хуже было бы, если бы вас сунули наводить порядок в самый разгар балагана. Слава Богу, полиция сама справилась. Ну, так теперь, ты увидел, на практике, для чего существует НАХАЛ — вспомогательные силы.
А вот у меня проблемы, — огорченно сообщил он. — Что и как делать я знаю, вот смотри, — он продемонстрировал очередной залапанный грязными пальцами чертеж.
— Да я все равно разницы с предыдущим не вижу!
— Тебе нужно в металле увидеть, тогда сразу поймешь. В этом варианте можно не опасаться, что грязью забьет. Тут больше объем кожуха затвора. Только для него требуется совсем другая сталь. Эта не подходит, разорвет на третьем выстреле. Да и станок нужен совсем не мой.
— Так обратись к Табенкину. Если он хочет что-то получить, пусть постарается.
— Не очень-то мне хочется я его просить, задумчиво ответил Ицхак. — Потом окажется, что я тут вовсе не причем, а все его заслуга. Я не очень корыстолюбивый, но моя работа — это моя работа. Если я сделаю хорошую вещь, хочу чтобы знали, что это именно я сделал. Попробую потревожить старых знакомых, на оружейном заводе. Только все это времени требует. Ну, о чем послушать желаешь?
— А расскажи мне, про кибуц...
— Думаешь приятно вспоминать, как из тебя дурака сделали? Начинается все просто замечательно, ты занимайся тем, что лучше умеешь, железками. А я, займусь связями, деньгами и общим руководством. Но все решения мы будем принимать, только и исключительно, на общем собрании. Потом выясняется, что получить деньги на необходимую вещь или купить корову можно, только если Хава даст добро, потому что именно она их выбила через своих партийных товарищей у Еврейского земельного фонда. Он не только землю покупал, еще и на обзаведение выделял. Не много, но тут как раз, сумма очень зависела от связей и личных знакомств. Твои старые товарищи, виновато отводят глаза и голосуют против твоих предложений, но согласно указаниям партии, полученным в постели... В общем, не буду я об этом... Давай, я тебе лучше расскажу про появление Государства Израиль. Тебе полезно будет...
Мы-то думали, что главных подстрекателей убьем, спокойнее станет. Ничего подобного. Единого центра, с самого начала, не было. Все эти их кланы, давние счеты и различия в религии, и разница между разными группами. Бедуины оседлых не любят, городские деревенских, друзов и черкесов — вообще никто за своих не держал. Одни хотят с англичанами договориться, другие не против с нами. Они сами своих больше перебили раза в три, чем мы, вместе с англичанами, вместе взятые.
Зато евреи наших убивают — это они хорошо понимали. Города поделились, на арабскую и еврейскую части. Там, где смешанные районы были, можно было в любой момент на пулю нарваться. Кинут арабы гранаты в окно магазина, на следующий день обязательно евреи в том районе араба застрелят. Очень часто, совершенно посторонние люди гибли.
Потом полезли добровольцы из Сирии. Был такой Каукджи, сирийский офицер. Собрал вокруг себя несколько сот человек и начал совершать нападения уже на войска, когда с большим успехом, когда с меньшим. Появились целые районы, с арабским населением, где англичане даже показаться боялись. А потом начался отстрел английских чиновников. Самой громкой акцией было убийство губернатора Галилеи. Это вам не какой-нибудь полицейский — элита империи! Тут уж английская администрация не выдержала такой наглости и нагнали в Палестину армейцев, тысяч десять. Разрешили дополнительные наборы в еврейские батальоны, и демонстративно закрыли глаза на действия еврейских организаций и Хаганы, и Эцеля. Начали всерьез банды гонять, с самолетами и артиллерией. Разбили, естественно. В прямом бою никакие партизаны с регулярной армией не справятся. Когда потерпевший поражение Каукджи со своими сторонниками уже собирался перейти Иордан, он был окружен войсками. Отряд уничтожен, а руководителей повесили. Даже на протесты из Египта и Иордании внимания не обратили.
Какое там воровство по мелочи, чем я занимался! Практически свободно можно было взять оружие со складов еврейских частей, и обе организации развернули масштабный террор против баз восставших и известных руководителей. Делалось это так. В деревню заходило пару сотен вооруженных боевиков и по спискам расстреливались замешанных в беспорядках. Одно дело, когда двое-трое с пистолетами, и совсем другое, когда в деревню заходит пару рот с пулеметами, тут уже не посопротивляешься. Началось массовое бегство арабского населения. Это уже замять было трудно и появилось не только в арабских, но и английских и французских газетах.