Страница 17 из 24
А вообще, это наша земля, так и в Танахе сказано...
— Ты же в Бога не веришь! — изумился я.
— Не верю, — спокойно ответил он. — Не верю в Бога, которому есть дело до того, мажу ли я хлеб маслом, прежде чем положить на него колбасу или нет. А все-таки, — задумчиво сказал Ицхак, — Когда начнут помирать мои старые знакомые, я на всякий случай попрошу: — Зяма, ты скоро будешь на небесах, там встретишься с НИМ, так вот, если он спросит про меня, то ты меня не видел и вообще не знаешь... Но, если без шуток, чтобы быть борцом за свободу необязательно верить в Бога. Все военные действия в Палестине направлялись и осуществлялись атеистами, а религиозное еврейство, которое не было против, а есть и такие, которые были против, ограничилось поддержкой. Анекдот такой есть: Пожилой еврей всю жизнь молился Богу, вымаливая себе крупный выигрыш в лотерею. Каждый день он исправно возносил молитву с этой просьбой, пока, наконец, не достал этим Бога окончательно. В очередной раз Бог явился таки к нему и взмолился: «Хаим Абрамович! Ну, дайте же мне хоть один шанс! Купите хотя бы один лотерейный билет!».
Так что не надо ждать милости от Бога, если он не против будет — все у тебя получится, если сам постараешься. А в Танах я верю. Ты его читать не пробовал?
— Пробовал, ничего не понял. Там совсем не разговорный иврит.
— Ну, это со временем... Каждый может найти для себя. Один — повод для антирелигиозной пропаганды, другой — высокую поэзию, третий — зубрит бессмысленно всю жизнь. А вот если выбросить поэтичные красивые приукрашивания, там все очень ясно и понятно. Предки наши пришли из Месопотамии, пасли овец, пока голодуха не началась. Потом часть ушла в Египет. Потом вернулись. Местных резали и с местными смешивались. Ничего особенного. В истории таких примеров полно. Одно изгнание, с возвращением, второе. Если человек возвращается после войны на свое пепелище и снова ставит дом на старом месте, что его осуждают? Нет, уважают. А народ не человек. Если через две тысячи лет захотел вернуться, значит, это не один умник придумал, это общее желание. Не знаю, что думают о нас те арабы, которые остались в Израиле, но не хуже нас живут, по тем же законам. Никто от них не требует нашивать на одежду отличительный знак, хоронить умерших в тишине, дабы правоверные не услышали их траурных молитв и рыданий, не запрещают строить дома выше еврейских, и не пользоваться лошадьми, заменяя их мулами, либо ослами.
— Э... при чем тут лошади? Никогда не слышал, чтобы немцы про лошадей что то говорили?!
— А это не немецкие законы, — усмехнулся он. — Это статус иноверца на мусульманской земле, там еще масса правил. Не только для еврея, но и для христианина. Халиф Омар, семьсот какой-то год. Кое-где дожило до наших дней. Можешь своего Абидбуля порасспросить.
«Отставка правительства Черчилля! Эттли сделал заявление, что политика в отношении Израиля не изменится. У нас это вызывает, скорее, опасения, значит, заигрывания с арабскими странами и с иорданцами продолжатся за наш счет.»
«Правящие круги Израиля, поддерживаемые империализмом, и прежде всего английским, мировой реакцией и сионисткими заграничными кругами, продолжают агрессивный действия в отношении свободолюбивых народов Ливана, Сирии и Иордании вместо того чтобы стремиться к заключению добрососедских отношений.
27 июля 1945 г.»
Грузовик ехал по улице Герцеля. Это такой стандарт, вроде улицы Ленина в Союзе. Наверняка, сейчас будет поворот на улицу Жаботинского. В Израиле самое главное не перепутать, карта какого города тебе нужна, а то заедешь не туда. Все названия одинаковые, дома типовые.
На перекрестке торчали знакомые люди. Лейтенант Лунц, из второй роты, радостно продемонстрировав полный рот железных зубов, при виде меня, показал:
— Вам направо, через два квартала тебя давно дожидается капитан.
— А с чего это ты так обрадовался? — подозрительно поинтересовался я.
— Так вы спереди станете, теперь можно отдыхать, мы-то с утра, надоело уже.
Опа! Как я ошибся! Улица вовсе не Жаботинского, а Рамбама. Но тоже не оригинально, хотя реже встречается.
— Похоже, прибыли, — сообщил шофер, — Вон и комбат стоит, можете выгружаться.
— Так, — сказал я, обращаясь к своим, — вылазим, никуда не расходимся, пойду выяснять, что делать будем.
Изя стоял у доджа, задумчиво уставившись на крыши. Какой то он был сегодня на себя не похожий, грустный.
— Товарищ капитан, лейтенант Томский...
— Оставь, — сквозь зубы процедил он. — Вижу, что прибыл. Сколько у тебя там? Человек двадцать?
— Два отделения — 18 человек, двое в карауле. Что случилось-то? Пришел грузовик, шофер без понятия, зачем, и на сколько.
— Ну, это как посмотреть, может и ничего не будет, если нам повезет, а может и чего будет, если сюда попрут.
— Кто попрет?
— Вот здесь, — показал он в сторону домов, — находится город Цфат. Надеюсь, ты в курсе, куда приехал. Один из четырех священных городов Эрец-Исраэль. Проблема, в том, что здесь, в этом районе города, живут хасиды. Ты знаешь кто это?
— Сильно религиозные еврейские сектанты, — бодро отрапортовал я.
— Ну, где-то так, — задумчиво сообщил он. — Сегодня с утра, молодые придурки рейсовый автобус забросали камнями, потом перевернули и сожгли... Не положено в субботу транспорту ездить.
— Так в чем проблема, — удивился я. — Пусть в этот район по субботам не заходит.
— Ну да, — саркастически сказал он. — А завтра они поселятся в соседней квартире, и будут требовать, чтобы и в наш район автобусы не ходили. И главное, по субботам никакой работы выполнять нельзя, даже спичку поджечь, а автобусы переворачивать и поджигать, да камнями кидаться им религия почему-то не запрещает. В общем, понаехала полиция, особо ретивых повязали, после чего собралось толпа, на несколько сотен человек, уже не только из молодых, и пошла в центр города, требовать выпустить, бедных ребятишек. Еле ее остановили и разогнали. Теперь полиция, там, внутри, порядок наводит, а мы должны перекрыть улицы и обеспечить оцепление района. Твоя задача никого не пропускать, ни туда, ни обратно.
— Ну и что мне делать, если толпа пойдет? Стрелять же нельзя?!
— Медленно отходишь, в ту сторону, откуда приехал, к Лунцу, и вызываешь подмогу. Не волнуйся, тут уже столько нагнали полиции и пожарных, что им не поздоровится. Когда напором воды сшибает, уже совершенно не хочется дальше гулять.
— А что это ты такой не веселый?
— Сегодня приходит транспорт в Хайфу. Яков возвращается из Италии, демобилизовали.
— Поздравляю!
— А, — отмахнулся он. — Вчера весь день готовились, к возвращению блудного сына, я должен был поехать его встречать, а теперь торчу здесь из-за этих придурков. Задача ясна? Я поехал проверять остальных...
— Ни ху... себе! — сказал я.
Изя обернулся. В нашу сторону деловой походкой направлялось чудо в меховой шапке, длинном черном одеянии и брюках по щиколотку. На лодыжках одеты замечательные, белого цвета чулки.
— Рот закрой, — сказал Изя. — Вот это и есть представитель сильно религиозных еврейских сектантов. Может, сатморский хасид, а может еще кто. Я их плохо различаю.
— А в чем разница?
— Это они только знают. У каждой банды свой святой. Только он и говорит правильно, все остальные ничего не понимают. Еще и должность по наследству передают.
— А почему он шубу летом не одел? — с интересом спросил я.
— Шубу, не положено, а вот шапку снимать нельзя. Чулки тоже не просто так — белое символизирует чистоту и святость, — пояснил он.
— Пизд... ! — восхищенно сказал я, — С такими я еще не сталкивался... — Голова-то у него на жаре не потеет?
Товарищ хасид остановился перед нами. Вблизи, он очень был похож, на мои смутные представления о том, как должен выглядеть Бог, восседающий на облаках. Мудрый взгляд, седые волосы, длинная борода.