Кремлевский пасьянс

– Выпейте воды, сержант.

В лице капитана также что-то неуловимо изменилось, его взгляд стал почти дружелюбным. Калайчев осушил стакан и вопросительно посмотрел на офицеров.

– Вас интересует судьба старшего лейтенанта Ермакова? – спросил майор. – Пропал без вести. Вот так, Калайчев. Вы свободны.

Калайчев направился к выходу, но его остановил голос майора:

– И вот еще что, сержант… К тем вещам, которые вы не знаете, не помните или забыли, следует причислить и наш разговор. Я выражаюсь достаточно ясно?

Калайчев едва заметно улыбнулся, козырнул и вышел из канцелярии.

Глава девятая

Офицеры многозначительно переглянулись, и майор сделал предупредительный жест. Капитан понимающе кивнул и показал рукой на выход.

– Ты уж меня совсем за желторотого держишь, – с улыбкой произнес капитан, когда они вышли на воздух. Офицеры пересекли плац и опустились на скамейку рядом со спортплощадкой.

– А хрен тебя знает, Иваныч, – засмеялся майор. – Вдруг квалификацию потерял? Сколько за бугром не был? Года четыре или больше?

– Три, – уточнил капитан. – Мне и в Москве неплохо. Относительно моей квалификации можешь не беспокоиться. Сам видишь, какие дела приходится раскручивать.

Эти офицеры в действительности не имели никакого отношения к военной юстиции, хотя из их предписаний следовало, что майор Колычев и капитан Величко являются работниками следственной части военной прокуратуры и направлены в Афганистан для усиления следственной бригады, работающей по делу Ермакова. Оба являлись кадровыми офицерами военной разведки, в подполковничьих чинах. Майор Колычев на самом деле был Савельевым, оперативником с большим опытом работы за рубежом. Шесть лет он прослужил в бельгийской резидентуре, рядом с секретами НАТО. Капитан Величко, он же подполковник Вельяминов, имел не меньший профессиональный опыт, иначе его не поставили бы во главе подотдела Оперативного отдела ГРУ.

Савельев протянул коллеге сигарету и дал прикурить от зажигалки.

– Ну как он тебе показался, Иваныч?

Вельяминов глубоко затянулся и выпустил кольцами дым. Совсем рядом, за столбами с колючей проволокой, находился военный аэродром. Со стороны гор на посадку заходил тяжелый транспорт. Вельяминов дождался, когда колеса самолета коснутся бетонки, и бросил окурок в бочку с водой.

– Крепкий орешек. Выдержан, хорошо контролирует себя. Для непрофессионала у него приличная реакция. Прокололся всего два или три раза, да и то, едва заметно.

– Это когда я спросил у него о приказе Ермакова забыть майора Фомина?

– Да. В тот момент он едва не лопухнулся. Чуть не сказал «да». Общее же мое впечатление такое, что он знает, о чем идет речь. Но по неизвестным причинам скрывает свои знания.

– Этому есть два возможных объяснения, – задумчиво произнес Савельев. – Предположим, Ермаков действительно отдал ему такой приказ. Отсюда следует, что каким-то образом он сумел оценить степень опасности, которую представляет из себя Фомин. И, прикрывая своих подчиненных, действовал вполне осознанно. Другое дело, откуда подобные мысли могли появиться у Ермакова. Что дало ему повод заподозрить майора Фомина? К сожалению, мы ничего об этом не знаем.

– Ты говорил, существует и второе объяснение.

– Вполне тривиальное. Во время акции случилось нечто такое, от чего сержант Калайчев наложил в штаны и решил держать язык за зубами.

– А старшина из госпиталя, что, тоже наложил? – с иронией посмотрел на него Вельяминов. – А этот капитан, начштаба батальона? Вспомни, каких трудов нам стоило его расколоть. Хорошо хоть в ОКСА ниточку дали, было за что дергать. Странное совпадение, ты не находишь? Плюс ко всему, эти трое не из пугливых.

– Да, на медвежью болезнь не похоже, – согласился Савельев. – Я не знаю, кто их надоумил, но тактику они выбрали верную. Старая добрая истина – меньше болтаешь, дольше проживешь.

Они невесело засмеялись и закурили еще по одной.

– Я бы ему пару кубиков «сыворотки» вкатил, – мрачно заметил Вельяминов. – Мигом бы все рассказал.

– А толку с того? – пожал плечами коллега. – Что Фомина он знает, это и так ясно. Ну а подробности… Откуда сержант может знать подноготную этого типа?

Савельев щелчком отправил окурок за колючую проволоку.

– Ну что, Иваныч, так и будем ходить вокруг да около? Давай прикинем, что нам удалось выяснить.

Он принялся загибать пальцы.

– Первое. Майор Фомин из штаба ОКСА привез в батальон приказ о передислокации в Джелалабад. Здесь все чисто. И приказ был и майор такой в то время существовал. Второе. Начштаба утверждает, что Фомин имел с собой еще один приказ. Штаб ОКСА по этому случаю отмалчивается, удалось лишь выяснить, что акция направлена против людей Надира. А вот здесь уже в деле появляются какие-то странности. Что это за майор такой, если он правомочен действовать через голову любого военачальника в Афганистане? Дальше. Начштаба утверждает, что разговор об этой акции происходил в его отсутствие, поэтому каких-либо деталей или подробностей он не знает. Но комбат попросил его выяснить, что за личность этот самый Фомин, следовательно, майор из штаба ОКСА вызвал у него какие-то подозрения. Четвертое. Тот же начштаба уверен, что Фомин отправился на акцию вместе с Ермаковым, а штаб ОКСА утверждает обратное: майор Фомин остался в Кабуле и по вызову из Генштаба тем же утром убыл в Москву. Странно, не так ли? И, наконец, пятое, последнее. Что произошло в Кашране, мы можем только догадываться, но итог нам известен: девять человек убитых, Ермаков пропал без вести, а майор Фомин то ли пропал, то ли улетел в Москву, то ли вообще такого человека в природе не существует. Эти двое, Калайчев и Витвицкий, что-то от нас скрывают, и по всему видно, что им есть что скрывать. Какую-то ясность мог бы внести комбат, но по странному стечению обстоятельств он был убит в тот же день.

Савельев поднял вверх сжатый кулак и угрюмо посмотрел на него.

– Вот так, Иваныч. Что скажешь?

– Фомина нужно искать. Пусть он сам все объяснит.

– А что его искать? Мы его уже нашли. Адрес хорошо известен – Генеральный штаб.

– Если бы все было так просто, нас бы сюда не послали, – ухмыльнулся Вельяминов.

– Вот дерьмо! – Савельев сплюнул под ноги. – Ты как хочешь, а мне это дело не нравится. А не прикинуться ли нам слабоумными? Нутром чую, отвернут нам бошки, Иваныч!

– Тогда сам Кандауров нам кое-что наизнанку вывернет. Он ясно сказал, найти Фомина, живого или мертвого. Или собрать о нем максимум информации. Нет, под дураков работать не стоит, себе дороже получится. Надо копать.

Вельяминов замолчал, с мрачным видом наблюдая за пятнистым транспортом, который, опорожнив свои металлические внутренности, медленно выруливал на взлетную полосу.

– Открутят нам бошки, – обреченно вздохнул Савельев. – Кончики на самый верх тянутся, это ясно. Господа дерутся, а у холопов чубы трещат. Чем займемся, Иваныч? С солдатами будем говорить?

– Нет никакого резона. Они ничего нового не скажут. Едем к себе. Скоро Кобозев должен вернуться, может, ему удалось чего раскопать?

– И то правда, Иваныч, – согласился Савельев. – Мы свою работу сделали. Пора сматываться из Афгана. В Кабуле гэбэшников сейчас больше, чем муслимов. Того и жди какой-нибудь подлянки. С них станется.

Они молча направились к своей машине. Каждый из них знал и понимал больше, чем мог сказать, пусть даже своему близкому другу. Над военгородком с грохотом пронеслась грузная туша транспорта. Они задрали головы и с завистью провожали самолет взглядом, пока тот не скрылся за горными вершинами.

Глава десятая

Полковник Кобозев, заместитель начальника оперативного отдела ГРУ, в это время смотрел вниз, где возле его ног молчаливые люди в камуфляже сортировали на разостланной плащ-палатке добытые за день трофеи. К нему подошел невысокий худощавый человек, одетый, как и все, в форму без знаков различия.