Поворотный день

— Ах, поганцы, — ругнулся Паршин, — какой частик бракуют.

— Не горюй, Яша, — успокоил его командир. — Сейчас заставим всю выбрать.

Приказал он своим бойцам незаметно продвигаться к мосту и оттуда неожиданно ударить по рыбакам, а Паршин снова его попросил:

— Не торопись, командир. У них там и на эскадрой не хватит. Пусть еще порыбалят.

— Вдруг уедут? — засомневался Дундич.

— Не уедут, — уверил Паршин. — Вон только подвода за уловом идет да приемщик едет.

Высыпали казаки рыбу в повозку, радуются удаче, просят у подъехавшего есаула по чарке самогона, а есаул перебрал рыбу и начал бранить казаков за нищенский улов и за то, что не поймали они ни одной благородной рыбы. Приказал сделать еще заход и непременно изловить царскую рыбу — стерлядку.

Услышал приказ Паршин, подмигнул своему командиру, а когда увидел, что из станицы выехали еще две подводы — одна походная кухня, а вторая бричка, доверху чем-то груженная, аж руки от удовольствия потер.

Между тем казаки бросили еще две гранаты, снова полезли в воду. Теперь уже молча собирали они свою добычу. Отбирали самых крупных сазанов. А стерлядки, как назло, ни одной не попадалось.

Тут уж бойцы радостно заулыбались, поняли: придется белым еще заход делать. А то что же за генеральская уха без красной рыбы. Так и оказалось. Не захотел есаул варить уху без стерлядки, велел еще раз попытать счастья, а подъехавшим казакам приказал расстелить брезент под ивами, расставить тарелки, бутылки, стаканы, нарезать хлеб, зелень. Повар с помощником должен был без промедления чистить и разделывать улов.

В третий раз казаки полезли в речку. Теперь они уже роптали, не выбирая слов, на свое начальство, из-за которого приходится до посинения купаться. Наконец попалась им пара добрых стерлядей.

— Это же наша кичига, — восхищенно шепнул Дундич, — Вкуснятина! — цокнул он языком. — Жалко, что мало.

Казаки меж тем вытащили рыбины на брезент, начали одеваться, а отряд Дундича тут как тут:

— Руки вверх!

Казаки опешили, а есаул — за кобуру. Не успел он выдернуть наган, как Дундич уже сидел на нем верхом. Связали есаула, заткнули ему рот кляпом, бросили в повозку с хлебом и вином, ловцам велели, не мешкая, двигаться на мост.

Переехали на ту сторону Аксая, спустились в лощину, где буденовцы оставили коней, а Паршин сказал повару:

— Ты даром время не теряй, заваривай юшку-то.

По дороге красные узнали, что казаки готовили обед генералу Улагаю.

Через некоторое время отряд Дундича возвратился в свою часть, а спустя полчаса полк с аппетитом ел наваристую уху и благодарил Дундича.

Но командир сказал, что на этот раз спасибо надо говорить Паршину, который посоветовал ему не стрелять, и генералу Улагаю, который захотел ухи отведать.

Секретный пакет

Только кавалеристы вышли со станции Большая Таловка, как над степью прострекотал аэроплан. Он был похож на книжную этажерку. Два легких крыла крепились к фюзеляжу из трубок, планок и проволоки. Моторы на такие самолеты ставились громоздкие, но несильные. Вдобавок они очень громко тарахтели. За шум пехота называла аэропланы «примусами».

Буденный тотчас отдал приказ:

— Знамена свернуть!

Такой приказ был необходим. Ведь никто не знал, чей это самолет — красных или белых. Если самолет свой, знамена можно быстро развернуть, а если белых, летчику трудно будет определить, чьи войска и что с ними делать: бросать на них бомбы или не бросать.

Буденный почему-то решил, что аэроплан этот не красный, хотя на нем не было никаких опознавательных знаков. «Если бы наш, — думал комдив, — меня бы предупредили. И летел бы он не с юга, а с севера пли востока».

Чтобы еще больше обезопасить свою конницу, Семей Михайлович дал команду по эскадрону, чтобы бойцы приветственно махали пролетающему самолету. И когда самолет, рокоча мотором, пролетел над шарахающимися лошадьми, летчик увидел, как конники машут ему руками, шлемами, саблями. Он сделал круг и еще раз пролетел над колонной. И снова повторилась та же картина: кавалеристы радовались встрече с железной птицей.

— Эге, товарищи, — довольно проговорил Буденный, видя, как самолет снова разворачивается и идет навстречу коннице. — Он хочет нам сообщить что-то. А ну, давай с дороги, освободите ему площадку.

Кавалеристы, расступились, образовав длинный широкий коридор, по которому мог бы свободно пройти целый крейсер, не то что маленький двухкрылый аэроплан.

Летчик увидел маневр кавалерии и стал резко снижаться. Пролетел мимо и еще раз внимательно оглядел войско: красных знамен нет — значит, свои.

Через минуту самолет, смешно прыгая на холмиках сусличьих пор, пробежал метров двести и остановился. Не выключая мотора, летчик поднял очки на лоб и поманил к себе кавалеристов, но те, продолжая махать руками и улыбаться, не трогались с места. Надрываясь, летчик крикнул:

— Ви казаки?

— Казаки! — дружно ответили конники. — Донцы!

— А мы кубанцы! — крикнули другие. — Казаки!

К самолету подъехал Буденный с несколькими командирами, все в наброшенных на плечи венгерках. Семен Михайлович махнул властно рукой, требуя заглушить мотор.

— Мамонтоф? — спросил пилот, показывая на усатого всадника.

— Да, Мамонтов, — подтвердил Буденный, подмигнув своим товарищам. Те охотно поддакнули.

Летчик заглушил мотор и спрыгнул на землю. Он сделал несколько приседаний, держась за поясницу, затем подошел к спешившемуся Семену Михайловичу и, порывшись с планшетке, достал большой пакет. Буденный небрежно разорвал плотную белую бумагу, не обращая внимания на пилота, который твердил одно и то же:

— Мамонтоф? Мамонтоф?..

Это был приказ командующего группой армий генерала Сидорина генералам Мамонтову и Савельеву. В нем предписывалось немедленно нанести удар Десятой армии красных, которая предприняла ряд активных действий на восточном участке фронта.

Стрелки усов Буденного от неожиданной удачи, казалось, вздернулись еще выше. Но пилоту он сухо сказал:

— За пакет благодарю. А теперь давай знакомиться: я Буденный.

Пилот недоверчиво покосился на кавалеристов, плотно окруживших самолет, и только сейчас увидел на шлемах красные звезды. Инстинктивно попятился к самолету, но привыкшие к эфесу руки конников словно клещи сдавили локти. Летчик начал кричать что-то на непонятном языке.

— А ну, товарищ Дундич, ты, говорят, мастак по-ихнему лопотать. Переведи-ка нам, — попросил Семен Михайлович.

Дундич знал, что самолеты в «белую армию чаще всего поступали из Франции или Англии. Он задал летчику несколько вопросов. На один из них пленник обрадованно закивал, что-то затараторил.

— Говорит, что англичанин. Немного понимает французский. Говорит, что он нейтральный и мы не имеем права задерживать его. Английская корона нам не простит, если мы убьем его.

— Ишь ты, нейтральный, — прищурился Буденный. — Корону вспомнил. Раз служит врагам революции, стало быть — контра. И я могу свободно поставить его к стенке.

Все вокруг одобрительно загудели.

Пилот испуганно заглянул в глаза Дундичу и что-то проговорил. Иван Антонович согласно кивнул и перевел:

— Спрашивает, испугались мы или расстреляем его.

— Там видно будет, — раздумчиво сказал Буденный и достал из планшета карту, — пусть покажет, где он должен был найти Мамонтова.

Дундич передал приказ летчику, и тот быстро начал бегать испуганным взором по карте. Палец его безуспешно блуждал по бумаге. Наконец пилот обреченно вздохнул и сказал по-русски:

— Нэт. Такой имя нэт карта.

Дундич расхохотался.

— Семен Михайлович, он же не умеет читать по-русски, он англичанин.

— Пусть назовет. Мы сами отыщем.

Летчик долго вспоминал. Потом почти по слогам сказал:

— Бу-тыл… Нэт… Бутирлимофка.

Затем Буденный сказал, чтобы Дундич спросил у пленного: не хочет ли он воевать против буржуев? Летчик покачал головой, и объяснил, что он не воюет ни за кого. Он работает за деньги. Идеи мировой революции его не волнуют. Его волнуют фунты стерлингов. Деникин хорошо платит. А сколько будут платить Советы?