Страница 140 из 150
– … – Лийка не спросила: «Поужинаешь со мной?». Она просто накрыла на стол. Рыба-фиш. Домашняя, Бояров! Ты, небось, гамбургерами перебиваешься по обыкновению, желудок гробишь. Она не задала ни одного лишнего вопроса, ответив на все мои. Захочет Бояров – сам скажет.
Сам я не сказал. К чему? Лийку втягивать, нервы трепать. Просто приехал навестить, рыбу-фиш покушать, разделить одиночество соломенной вдовы, дитенком поинтересоваться… (Разумеется, и ей и мне ясно-понятно: не за тем я приехал. Но теперь-то хоть вид сделаем. Обоюдно). К слову, о дитенке! Просквозит ведь Барабашку в коридоре. Пусть уж входит, а, Лий?!
– Входи. Входи уж!
Барабашка только того и ждал. Рожица хи-итрая, как бы виноватая.
– Босиком! – указала Лийка на страшный Барабашкин грех. Дай Бог, последний грех.
Барабашка уже встретился со мной взглядом и взял в сообщники: что женщины понимают! Принял стойку киба-дачи. Мол, нам ли, каратистам, бояться простуды голых пяток! Не так ли, анкл-Саша?
– Ha-день тап-ки! – скомандовала Лийка тоном матери, выпустившей бразды управления, но сохраняющей видимость верховенства.
«Уважь мать!» – показал я Барабашке лицом. И он ускакал за тапками. Мужской авторитет – это авторитет, тем более – анкл-Саша, папин друг. Да-а-а, папин друг, папин друг… А Лийка очень похорошела, надо отдать должное. Саломея! Или Эсфирь? Короче, библейская красавица. Не помню, кто там кто.
– … – Лийка души не чает в Барабашке. Защитник растет, каратист!
– Успехи?
– … – Лийка гордо подтвердила: успехи. И громко пожаловалась (не столько мне, сколько для Барабашкиного слуха): – Ненормальный! Меня перегнал, а в голове… Мы черепаху привезли с собой. На Гавайях отдыхали, там поймали. Она у нас жила-жила, а потом исчезла. Уползла куда-то. Может быть, совсем. Из дому. И ее счастье! Этот балбес признался: он ее собирался на черепашку-ниндзя тренировать! Саша, ты представляешь?! Босиком!!! – отчаялась Лийка.
Ну, босиком. Барабашка вернулся без тапок, само собой.
– А я не нашел! Я и без них! – упрямство подрастающего не мальчика, но мужа. – Я хочу есть!
– … -Лийка продемонстрировала полную капитуляцию: ешь. Ох, забаловала она Барабашку.
Он вскарабкался к столу, потянул руки к рыбе-фиш.
– На ночь не едят! – пустил я в ход мужской авторитет, демонстрируя: конечно, Барабашка, я с тобой заодно, однако я и с мамой заодно. – Настоящие бойцы не едят.
– А что мне делать?! – проявил упрямый характер (или характерное упрямство – возрастное) черепаший сенсей. – Я спать расхотел!
– Займись поисками тапок, например.
– Или на компьютере поиграй! – ядовито присовокупила Лийка. – Нет желания?
– М-мым-м! – обиделся Барабашка. Сами сказали: входи, а сами… Сговорились!
Ребенок и есть ребенок, даже если уже увлекается порнушными компьютерными играми. А я, кстати, и не подумал о ребенке. Надо было ему что-нибудь привезти. Хотя бы символически. Что можно привезти в подарок восьмилетнему сыну Лийки Ваарзагер, обосновавшейся в Нью-Кеннане, работающей на компанию Уильяма Гейтса, цена которому шесть миллиардов?! Только символически… Черт! Не подумал. Матрешку ту же из русско-сувенирного киоска в Бас-Стейшн. Черт! И в карманах пусто. Не успел поднакопить необходимой мелочевки, из которой всегда выберешь нечто ценное – ценное для ребенка тем, что оно, нечто, ВЗРОСЛОЕ. Ну там… авторучку, зажигалку, брелок. О! Брелок! Ключики мне, надеюсь, все же пригодятся, а вот брелок… Не дарить же, в самом-то деле, Барабашке «томас»…
Я нашарил в кармане головнинскую связку, отъсоединил ключики, стряхнул их обратно в карман и покрутил кольцо на пальце, и так и сяк жонглируя центробежно-разбежавшимся «яблочком» на цепочке. В том смысле, что у нас, у каратистов (у нас с Барабашкой), любой предмет функционален – и для ключей, и для разминки пальцев.
– Совсем забыл! – примиряюще, натужно сказал я. – Это тебе! – нет, не умею лицемерить с детьми. Казалось бы, польстил Барабашке: получи брелок для ключей, которые тебе уже полагаются по возрасту – от квартиры, где деньги лежат, от гаража, от личного сейфа… а заодно этот брелок используется вместо тренажера, видал?! Казалось бы.
– М-мым-м! – продлил обиду Барабашка. Нечего задабривать!
– Борух! – воспитательно сказала Лийка, впервые на моей памяти назвав Барабашку не прозвищем, а именем.
– Я есть хочу! – уперся пацаненок, вляпавшись в цугцванг (любой ход ведет к проигрышу) и… выпрыгнув из цугцванга, по-детски начхав на правила игры: он таки подставил ладонь лодочкой и, как только брелок перекочевал к нему, цапнул зубами пластиковый яблочный символ Нью-Йорка. Сказано: есть хочу?!
Раздался хруст.
Тот самый случай, когда человек обнаруживает свои неисчерпаемые резервы – драпая от убийц, удачно сигает через десятиметровую пропасть, сдвигает многотонную стальную преграду, взлетает на высоту трех метров без опоры. В общем, тот самый случай. Заставь повторить – ни за что! Ан единожды, но удалось, было.
Заставь меня повторить то, что я проделал с Барабашкой – ни за что не повторю. Даже я не повторю. Реакция реакцией, но, услышав хруст, я выдернул «яблочко» из зубов Барабашки еще за милисекунду до того, как услышал хруст. Со стороны стопроцентное впечатление – анкл-Саша рехнулся и клещами-пальцами голову свернул ребенку или челюсть удалил.
Лийка горлово сказала «Акк! Аккк!» – астма выхлестнула из долгой засады, перекрыла кислород. Барабашка издал жуткий нутряной писк. Рыба-фиш и прочая еврейская снедь шлепнулась в пол. Но еще до того, как прозвучал шлепок, я уже сжимал подарочек в кулаке. И дрожь колотила меня, будто «паркинсон» напал. Вот он, страх! А я-то полагал, что меня уже ничем невозможно испугать.
Чекистское «яблочко» Валентина Сергеевича Головнина. На самый крайний случай. «Хрусть и пополам!». Ну не в ворот рубахи вшивать ампулу, в самом-то деле! Устарело. Да и ворот нынче не тот – пока-а дотянешься, шею изуродуешь. ТАСС уполномочен заявить: шпиены хранят сильнодействующие яды в легкодоступных местах – например, в кончике пластмассовой авторучки. И в случае крайней нужды МОТИВИРОВАННО подносят ко рту, надкусывают… Читайте российские бестселлеры.
Быстро! Только очень быстро. Как можно быстрей. Ни об автобусах, ни об электричках и речи нет. Идеально – вертолет. Будь мы на Манхаттане, без проблем сел бы на крышу по вызову и в считанные минуты за шестьдесят баксов перенес по воздуху к JFK. В Нью-Кеннан тоже прилетит вертолет, ежели вызвать, и тоже доставит куда нужно. Однако времени на это уйдет поболее, проще тогда машиной. Время и деньги – решающие факторы. И еще один фактор: «засвечивать» Лийку с Барабашкой не хотелось, ни их, ни себя с ними заодно. Экипаж вертолета – свидетели, а я – фигура приметная.
Денег у меня оставалось… ни хрена у меня не оставалось! В долг брать не люблю, даже если всего на часок-другой. И не принято у нас, в Америке, брать в долг. И давать в долг тоже не принято. Это касается денег. Но в меньшей степени касается средств передвижения. Сказать Лийке, то бишь нью- кеннановской миссис Ваарзагер: «Одолжи зеленый стольник? До завтра? Если найдется…» – язык не поворачивается. И в то же время запросто: «Лий, мне нужна машина!».
«Даймлер». Лийка выкатила его из подземного гаража, похлопала по сиденью рядом с собой: прошу! А позади, за ее спиной еще и Барабашка шебуршал.
Э, друзья хорошие! Я несколько иначе представлял путешествие из Нью-Кеннана в Нью-Йорк! Я бы предпочел «даймлер» в свое полное распоряжение!
– … – Лийка полагает, что так будет лучше. И доберемся быстрей (тебе ж надо быстрей, Бояров?), и машина целей будет (Лийке хотелось бы сберечь машину в целости и сохранности, а питерские подвиги Боярова незабываемы – «вольво» Сереги Шведа, а значит и Лийки Ваарзагер, бородатыми водорослями оброс на дне Невы). Это не скупость-прижимистость, это благоразумие. Садись, Бояров! Поехали! С ветерком. Остудись.
– Лий! Я не хочу тебя втравливать… Ну хоть Барабашку оставь дома!