Страница 11 из 150
Вчера Олег с Юркой говорили, что Борюсик проиграл год назад сто штук и получали с него Беспредел и Глиста. Эти действительно могли повторить заход – просто так, ни за что. То есть за то, что Борюсик богатый, а они нет; за то, что Борюсик труслив, а они никого не боятся и любого поставят на перо. Да, но вчера ни того, ни другого в баре не было – мне ли не помнить, я же на входе и стоял. И – деньги деньгами, но убивать-то зачем? И – не они это в любом случае, нож или заточку в человека сунуть они способны, а грамотно, даже полуграмотно нанести гияку-цки – вряд ли. Да и не было их вчера, не было! А кто был? Надо восстановить в памяти всех, по возможности, вчерашних клиентов и разложить по полочкам – у кого из них могли быть причины навсегда успокоить Борюсика и кто, главное, способен одним ударом навсегда успокоить. A-а, чтоб я помнил всех вчерашних! В какой-то момент у меня вчера «шторка упала» – коньячок, коньячок и коньячок. Ничего, вспомню! Совместными усилиями, с Юркой и Олегом. Вот куда мне надо. Туда-то мне и надо. Все дороги ведут в «Пальмиру». Менты не такие идиоты, чтобы всерьез воспринимать байку о том, что преступник всегда возвращается на место преступления. И я не идиот. Но и не преступник. Мне можно. Там они меня искать не станут. А где станут?
Я застыл – звонок-гонг в прихожей дал понять: кто-то пришел. И желал бы войти. Эт-того только не хватало! Менты? Откуда им знать, что я здесь? Или Арик? Явился не запылился. Ему-то я бы с удовольствием открыл – и на пальцах разъяснил бы что к чему. Хотя нет! У подземного чмо по идее должен быть ключ – иначе он бы вчера не проник самостоятельно и не спер Сашкину мелочевку.
Тогда кто? Откуда мне знать? Перевод телеграфный от «шишковатого» папани принесли, пионеры макулатуру собирают, умельцы интересуются: «форточку не надо врезать? а дверь утеплить?». Форточка здесь врезана, дверь утеплена. И хорошо, что утеплена, звуки наружу, на лестничную площадку не проходят. Я, правда, никаких звуков не производил, замер. Но все равно по минимальным шорохам, вздохам, скрипам всегда можно определить, есть ли кто в квартире. Никого нет! Хозяйка в институте, живет одна, а больше здесь некому быть. И меня здесь нет. Попозже звоните, ближе к вечеру, вернется хозяйка – она и откроет. А я не открою, меня здесь нет. И не было.
Гонг не унимался. Не будут же они, кто бы это ни был, дверь взламывать! С какой стати, если меня здесь нет!
Гонг унялся.
Я переждал с полчаса. Все тихо.
Все дороги ведут в «Пальмиру». Засады там, конечно, быть не может, хотя менты наверняка наведывались. Осторожность соблюдать отнюдь не лишне.
Мордой на улицу и задом во двор стоял фургон. Мясо привезли. Грузчики сгружали туши – кроваво-красные, замерзшие. Ассоциации мгновенно: а я вчера так же с тушей Борюсика возился, только не сгружал, а загружал. Где-то теперь моя «лохматка», где-то теперь содержимое багажника…
Грузчики, грузчики… А не засада ли это? Н-нет… На семьдесят втором году существования такая замечательная власть при всем желании не добудет целый фургон с мясом только для поимки беглого швейцара. Да и швейцар не лыком шит, уж он-то грузчиков в лицо, по крайней мере, знает. Лица знакомые, нет среди них новичков.
Я протиснулся между бортом и стенкой, пересек двор, зашел через черный ход и сразу наткнулся на Клавку, нашу посудомойку. Она в испуге вытаращила глаза.
– Ты что, Клавонька, не узнаешь? – не-ет, испугалась она как раз потому, что узнала. – Подзови-ка ко мне Юрку или Олега, только не очень громко.
– Юрочка сегодня не вышел, он «болеет» после вчерашнего.
– Тогда – Олега…
Олег вел себя несколько неестественно и отводил взгляд. Понятно, не каждый день беседуешь с вышибалой в розыске, который только вчера был сотоварищем.
– Привет, Олежек. Ну что, менты были?
– Были.
– Когда были? Что говорили?
– С утра, часов с десяти. Даже раньше меня приехали. Шмон навели. Без ордера, но попросили все здесь показать – разве им откажешь?
– И?
– Кладовку тоже осмотрели. Теперь мы, кажется, подзалетели вполне?
– Из-за пятна?
– Из-за какого пятна! Пятно-то они нашли, разве в нем дело! Мы теперь только сидим и ждем, когда нас за левак мурыжить начнут. Уже, считай, начали.
В тоне Олега были досада, мандраж и… отгороженность – от меня. «МЫ подзалетели» – меня он в это «МЫ» уже не включал. Я уже, с его точки зрения, подзалетел…
– Так что они говорили?
– Сам знаешь! Кто, что, с кем и так далее. Где тебя найти можно…
– И где?
– А я откуда знаю!
– Так и сказал?
– А как еще?!
– Спасибо. Мда-а…
Мы закурили. Кури, Бояров, «Мальборо» – скоро придется на махорочку переключаться.
– Слушай, Саша, как же так получилось? Вы что, по пьянке разобрались?
До меня даже не сразу дошло, что Олег спрашивает про Борюсика. Про труп Борюсика.
– Ты что?! – прошипел я, даже голос сел от возмущения. – Ты рехнулся или как?! Я же не убивал, етит вашу!.. Вы что, сбрендили все?!
– Ну мало ли… ты же «на кочерге» был порядочно. Борюсик опять же настучал на тебя в ментовку – сам же ты вчера рассказывал. Вот и… мало ли… не знаю…
– Не знаешь – не говори. Это не я. Кто – не знаю. Но выясню. Вчера кто из клиентов был?
– Все… Я разве упомню. Ты же сам их впускал. А мое место – стойка.
Что верно, то верно. Пить надо меньше, надо меньше пить.
– И ничего подозрительного?..
– Н-ничего… Как обычно…
«Как обычно»! Если бы в «Пальмире» обычным делом было после смены выгребать из кладовки по трупу, недолго бы музыка играла!
– А Борюсик вчера с кем общался?
– С тобой…
– Кроме! Кроме!
– Не обратил внимания. Он вчера как-то растворился в зале. Незаметно.
– И в кладовку забрался. И сам себе в челюсть врезал.
– В кладовке никого не было, когда я уходил.
– Кто ее запирал вчера?
– Ну я.
– Так. Кроме нас, у кого есть ключ от нее?
– У Юрки. Постой! Он, кажется, туда еще зачем-то совался. Перед самым уходом.
– А сегодня заболел?
Олег развел руками: за что купил, за то продаю.
Нет, ерунда на постном масле! Борюсика, вероятней всего, пристукнули не в самой кладовке, а где-то рядом, во дворе, например, и потом только в кладовку приволокли и заперли. Юрка вчера был в таком состоянии, что сам еле-еле волочился, не говоря уже о перетаскивании специфической тяжести (а – тяжесть! на себе вчера испытал… маленький, но толстенький кооперативный ребенок). Да и зачем Юрке?! Какие у него с Быстровым дела могут быть?! Ерунда!.. Но если бессознательного Борюсика тащил кто-то (кто?!) со двора в кладовку, следы должны остаться, кровь… Хотя вон только что фургон с мясом разгрузили, наследили – поди разберись, чья кровь, говяжья или… Ах, да! Фургон фургоном, но он сегодняшний, а вчера никаких кровяных потеков нигде не было – только лужица под головой Борюсика. Значит, все-таки именно в кладовке его грохнули. Завели, а то и сам напросился – дефицитику бы, печеньица, сыг’ка «Камамбег’» для дома, для семьи… Напросился и – получил. Но ведь не от Юрки! Тот же на ногах не стоял! Или… делал вид, что накушался? Вряд ли. Мы, в конце концов, вместе вчера накушивались, и если даже у меня «шторка упала», то о Юрке и говорить нечего. Да и по уровню он на самый плохонький гияку-цки не способен, трезвый ли, пьяный ли.
– Больше никаких ключей нет?
– Ну в кабинете у директора, контрольный. Вчера Мезенцев не наведывался, кабинет заперт был. И сейчас заперт.
Похоже, тупик…
– Кому Борюсик год назад проиграл сто тонн?
– Игорьку. Бецкому. Вы же знакомы!
Мы знакомы. Бецкой – профессиональный катала, косящий под денди, под умника: «как сказано у Кафки…». Такой на мокрое дело не пойдет. И зачем, если деньги так или иначе получены? Посредством Беспредела и Глисты.
– А Глиста с Беспределом по-прежнему при нем?
– При нем, при других игровых. Ты же знаешь их…
Я знал их. Глиста отсидел двенадцать лет в две ходки. Беспредел потому и Беспредел – на зону попал в восемнадцать лет и начал срок с того, что откусил нос охраннику, получил привес в пять лет, но на том не успокоился. А вышел на волю всего два года назад, отсидев непрерывно, с добавками, двадцатку с лишним. Оба – настоящие воры в законе. И пусть, отмотав срок, они дорожили свободой, однако мозги у них настолько набекрень, что не угадаешь, какая вожжа им под хвост попадет: способны на все. И тем не менее!..