Горячие гильзы

Вечером мальчишки позвали меня играть в лапту. Едва мы вышли на луг, как увидели скачущих всадников. Все мы бросились врассыпную, думая, что снова едут фуражиры, но Саша Тимофеев вдруг остановился, отчаянно замахал руками:

— Наши! Наши! Партизаны!

Про партизан говорили уже давно, и мне до смерти хотелось их увидеть. Конечно же, партизаны представлялись мне богатырями; и кони у них, я думал, богатырские. Лесные богатыри обвешаны оружием, крест-накрест пулемётные ленты, и фашистов они прямо в карман кладут.

Настоящие партизаны оказались совсем молодыми деревенскими парнями: все мужики и старшие парни ушли на фронт ещё в первые дни войны. И кони у партизан были не богатырские, обыкновенные местные гривачи. Вместо кавалерийских сёдел — сшитые по две подушки, вместо стремян — кольца из толстой проволоки. Даже портупеи у партизан и те были самодельные, из сыромятных ремешков.

Но оружие у парней было боевым, настоящим: кавалерийские карабины, военные ножи, гранаты. На ремне у одного из гостей висел наган в новенькой коричневой кобуре; я догадался, что вижу командира. На шапках партизан рдели косые кумачные полосы, в глазах горел огонь отваги — не струсят, если столкнутся с врагом.

Во все глаза смотрели люди на народных мстителей: вот она — наша Советская власть, она — рядом, нас есть кому защитить от фашистов! Со всех сторон спешили к партизанам люди, несли всяческое угощение.

И тут к партизанам пробился невысокий, но крепко сбитый Митя Огурцов. Перед самой войной ему исполнилось шестнадцать, Митя учился в неполной средней школе, окончил семь классов, был комсомольцем, а на груди у него всегда горел значок «Ворошиловский стрелок». Стрелял он метче всех в округе, даже ездил на соревнования в город Остров.

— Товарищи! Возьмите меня с собой, в отряд возьмите!

Митя умоляюще смотрел на партизанского командира.

— Подрасти надо! — отозвался командир со строгостью в голосе. — Оружие имеется?

— Имеется… Ружьё, одноствольное…

— Это не оружие, — нахмурился командир. — Вот если, скажем, у тебя был бы пулемёт, мы бы ещё подумали… Желающих идти в партизаны очень много, а оружия пока у нас мало. Не хватает карабинов, совсем мало гранат, мало патронов, нет взрывчатки, медикаментов. И кроме того, в отряд мы берём самых достойных.

— Митя достойный, — заволновались люди.

— Пусть ищет оружие! — повеселели партизаны.

Всадники умчались, и даже я, совсем маленький мальчишка, понял вдруг, что партизанам очень трудно, что партизанам надо помогать.

Наутро я разбудил на восходе солнца Серёгу, взял корзину — корянку, сказал матери, что пойдём за ягодами.

— Только туда не ходите, где бой был, — предупредила мать нас с Серёгой. — Там гранаты могут быть, мины…

— Что ты, мам, мы ни в жизнь не пойдём туда. Там страшно.

Но туда-то мы и пошли, вернее, побежали. На гари темнели провалы окопов, и, спрыгнув в ближайший, я увидел на его дне россыпь патронов. Наклонился, принялся собирать патроны, будто ягоды.

— Помоги мне, — попросил я подоспевшего брата.

— Сам себе помогай! — огрызнулся Серёга и принялся набивать патронами карманы штанов, которые вскоре стали похожими на галифе.

Отяжелев, братишка с трудом выбрался из окопа.

— Патронов набрал, карабин искать буду!

В кустах долго гремело и звенело, пока вновь не появился Серёга — с винтовочным шомполом в правой руке.

— Штука какая-то непонятная.

— Это шомпол, им чистят оружие.

— Надо ж, от карабина один шомпол остался…

И вновь загремело, зазвенело в зарослях чернотала. На этот раз братишка выволок зелёную брезентовую сумку с красным крестом.

— Санитарная, сам знаю… А таблетки там положены?

— Есть, наверное, и таблетки.

— Хорошо, что нашли: партизаны в лесу живут, простудиться могут!

— Их и ранить могут, а в сумке йод, бинты. Давай-ка её сюда!

Сумка не очень заинтересовала брата, вновь послышались шум и звон — поиски продолжались.

Серёга выбрался из кустов не скоро, но в руке у него была ещё находка: немецкая граната с длинной еловой ручкой.

— Это что за толкушка? — спросил братишка с недоумением.

— Граната, смотри не крути её, а то улетишь выше ёлки!

Всё найденное мы сложили в корянку, лишь шомпол Серёга оставил при себе. Домой двинулись краем леса, хоронясь за деревьями. Брат шёл первым, зорко поглядывая по сторонам. Вскоре мы вышли к болотному озеру с бурой торфяной водой, в котором даже караси не водились. На берегу озера стояла пара лошадей в упряжке, лежали какие-то ящики. Вдруг забурлила вода и вынырнул Митя Огурцов.

— Пойдём, посмотрим, чего он ныряет, — предложил я Серёге.

— Да, посмотришь, отберёт гранату и сумку…

Я понял, что лучше смотреть издали, затаился за елью. Тем временем Митя выбрался на берег, взял льняные верёвки и вновь полез в озеро.

— Чего это Митя верёвки затаскивает? — удивлённо спросил братишка.

— Помнишь сказку про Балду? Подожди, сейчас из воды черти начнут выскакивать, зелёные, страшные!

— Не надо смотреть, побежали… — Серёга по-настоящему был испуган.

Хоронясь под берегом озера, мы подошли к нашему саду, добежали до бани, где спрятали всё принесённое.

Мать очень удивилась, увидев пустую корзину.

— Нету ягод, — сказал я со вздохом. — Мальчишки из другой деревни всё забрали, до последней ягодинки.

— Голодные? — спросила мать, глядя на нас с явным сожалением.

— Голодные, — согласился Серёга.

— Тогда живо за стол. Я холодник приготовила, с квасом, со снетками.

Мы с Серёгой мигом оказались за столом, вооружились деревянными ложками. А мать подошла к окну и ахнула:

— Батюшки светы, пушка!

Через минуту мы с Серёгой уже были на улице. По дороге не спеша шагал Митя, вёл в поводу коней, которые весело тащили противотанковое орудие и зарядный ящик.

Возле своего дома Митя остановил коней, выпряг их и, стреножив, пустил в поле. Потом принёс ветоши, льняные очёсы и банку солидола.

К пушке валом валил народ, всем хотелось своими глазами увидеть чудо. Орудие было небольшим, с косым щитом и колёсами, как у легковой машины, ствол не толще тележной оглобли. И все его механизмы — в торфяной жиже, в липкой глине.

Митя радостно рассказывал:

— Искал пулемёт, обошёл весь лес — нету. Подхожу к озерку, а на воде радуга, будто от керосина. Нырнул, а там — целое орудие. Наши артиллеристы, видно, бросили, когда отступали. Чтоб фашисту не досталось. А замок вынут, брошен в другое место, еле нашёл…

Мальчишки облепили пушку и мигом очистили от грязи. Смазанное солидолом, орудие засверкало, как новенькое.

— Мить, может, стрельнём? — робко спросил Саша Тимофеев.

— Попробуем, — весело согласился Митя. — Только надо бронебойными, чтобы осколков не было.

Пушку выкатили за огороды, развернули стволом в сторону бесхозной, брошенной бани. Митя повозился с панорамой и дальномером, но прицелиться с их помощью не сумел, решил наводить орудие самым надёжным способом — глядя в ствол. Открыл затвор орудия — замок, — покрутил одно колёсико, покрутил другое, прицелился точно в середину бани. Потом взял из ящика орудийный патрон, вложил в казённик, щёлкнул замком и взял в руки специальный шнур.

— Закройте ладонями уши, а рты откройте, — приказал Митя без улыбки.

Я закрыл уши, открыл рот, ожидая, что произойдёт что-то невероятное. Пушка гулко выпалила и подпрыгнула. В бане чернела дыра, похожая на чёрное яблоко.

— У-у-у! — выдохнули мальчишки.

Митя открыл замок пушки, выбросил стреляный стакан, продул ствол, будто самоварную трубу. Кисло запахло пороховой гарью.

— Подумаешь, с поля в баню попал, — разочарованно протянул Саша Тимофеев.

— Нет, пушка бьёт очень точно. Как малокалиберная винтовка. Сейчас увидите.

Над крышей бани поднималась муравленая труба, на трубу был надет горшок без дна, чтобы не забирались птицы. Митя навёл ствол пушки на трубу, зарядил орудие и вновь резко потянул шнур. Грохнуло, и горшок рассыпался чёрной пылью.