Страница 12 из 114
Стоять в очереди раздосадованных вооружённых мужиков, когда все ищут, куда бы спустить злость – то ещё удовольствие. Не зря тут же скучал целый десяток городской стражи, приставленный следить, чтобы постоянно вспыхивающие перепалки и ругань не перерастали в драки. А ещё на площади сегодня не имелось ни карманников, ни обычных нищих попрошаек, ни прочего сброда: за этих никто заступаться не будет. Наконец очередь дотащила Ислуина до комнатки, где за столами трое клерков штамповали и выписывали бумаги. Торопливо задав все положенные вопросы – кто, зачем, надолго и как вооружён – усталый плешивый мужичок в потёртом кафтане писаря выдал нужную бумагу. Освободился магистр, только когда второй колокол позвал горожан к послеобеденной молитве. Обычай, к которому Ислуин так и не смог привыкнуть. Точнее, к обязанности по крайней мере раз в день верующим в Двуликого посещать церковь. И Эбрилл, и Сарнэ-Туром такого никогда не требовали, считалось, если бог захочет услышать молитву или просьбу, он сделает это в любом месте. Разве что главный храм посещает чаще остальных, подобно властителю большую часть времени проводящему во дворце. Но каждому народу – свой уклад, а указывать соседу, что живёт он неверно, на родине Ислуина издавна считалось неприличным. Да и здесь, к радости пришельца, священники Единого Двуликого, хоть и смотрели на чужаков иной веры без особой любви, но не преследовали. Пророки-основатели заповедовали, что, дескать, слово Божье должно найти дорогу само, а не силой меча, чужих же богов считать младшими отражениями Единого. Прикинув, что после сытного обеда и получаса молчания в церкви народ будет разговорчивей и добрее, а значит, повернуть беседу с купцами и приказчиками в лавках в нужном направлении будет проще, Ислуин направился в сторону рынка – как раз пока он туда доберётся, люди вернутся из церкви по местам. Дорогие кварталы лавок сегодня его не интересовали. Для начала и на сегодня его интересовали Молочный и Мясной, где в первую очередь торговали жители окрестных сёл. Здесь продавали не с постоянных прилавков как на Крытом рынке, торговля шла складных столов из козел, через которые перекидывалась доска, с крестьянских телег или даже с земли, на которой бедный торгаш расстилал кусок полотна и на всеобщее обозрение выкладывал свой товар. Неповторимый аромат запахов, во все стороны снуют крестьянские возы, лошади и мулы, гружёные мешками и корзинами, а также крестьяне и крестьянки, нёсшие на собственных спинах свой нехитрый товар – и горожане, которые этот товар купили и несут домой. Ислуин успел походить по торговым рядам почти полтора часа, когда почувствовал, как к нему за пояс забралась чужая рука. К удивлению магистра, не для того, чтобы срезать кошель – а чтобы чужой кошелёк туда засунуть. Ислуин сделал вид что ничего не почувствовал, сам в то же время незаметно оценивая странного «не-вора». Типичное беспризорное дитя улицы, босое, в ветхой холщовой рубахе и перепачканных штанах. Под слоем грязи и космами волос пол и возраст разобрать довольно сложно, но опыт и аура, доступная магам, подсказали, что, скорее всего, это девчонка лет двенадцати или тринадцати. Заинтересовавшись странным поведением, Ислуин поспешил за ней. В это время толстобрюхий купчина зашарил по поясу – на взгляд магистра как-то уж слишком демонстративно, так, чтобы заметили окружающие. Также демонстративно озирался, наконец, якобы только что заметил ту самую девчонку и заорал: – Хватай вора! Мгновенно образовалась немаленькая толпа добровольных помощников, и во главе с купчиной как стадо диких коней они понеслись за жертвой. Мелкая девчонка ловко уходила от погони, ныряла под телеги и проскальзывала мимо покупателей, тоже решивших помочь «правосудию». Всё равно погоня закончилась быстро: воришку загнали в тупик между двумя заборами. Девочка стояла, прижавшись к доскам, жадно хватая воздух и с отчаянной решимостью сжимая в руке какую-то ржавую железку, готовая продать жизнь как можно дороже. Напротив стоял хрипло дышавший и раскрасневшийся от бега хозяин кошелька, показывал на неё рукой и вопил: – Вот он! Бей вора! За мгновение до того, как распалённая и алчущая крови толпа ринулась убивать, словно из ниоткуда перед девочкой возник высокий светловолосый мужчина в куртке и штанах толстой кожи, магической выделкой способной заменить лёгкий доспех. Толпа резко замерла и шумно выдохнула. Наёмник! С презрительной ухмылкой Ислуин словно невзначай поправил висящий на поясе меч, провёл рукой по усыпающим куртку клёпкам, и холодно спросил: – Кажется, я слышал призывы к убийству? Напор толпы разом ослабел. Одно дело затравить безродного нищего – и другое столкнуться с головорезом. Меч у него на поясе, конечно, вроде бы печатью заклеен, да только случись драка – эта верёвочка удар и на полвздоха не задержит. – Это вор. А вам, уважаемый, нечего отребье покрывать. – А как же законы Ниана Второго Святого? Гарантирующие каждому честному гражданину империи, – Ислуин резким движением оголил до локтя правую руку девочки, демонстрируя, что там нет клейма, – право на суд и защиту? Купец стал похож на выброшенную на берег рыбу. Наконец справившись с волнением, чуть заикаясь, он сумел ответить: – Н-но это в-вор. Он ст-тащил у меня кошелёк. А его и раньше на воровстве в-видели, только всё пойм-мать юркое отродье тёмных демонов не м-могли. – Я готов стать свидетелем по делу о ложном обвинении. И о том, что девочка не виновата. На этих словах купец побледнел. Кодекс Ниана Второго за преступление женщину карал суровей мужчин, зато и за вред, причинённый «невиновной особе женского пола», запросто мог отправить на каторгу. А уж за убийство несовершеннолетней девочки петля грозила любому кроме, разве что, дворян из старших родов. Ислуин достал кошель из-за пояса и кинул в грязь перед толпой: