Страница 105 из 114
– Удержались милостью Единого. Повезло. Что у графа дружина, что в окрестных сёлах – настоящие мужики, со стены только мёртвыми уходили. Вот только больше половины нас легло. И не будь в замке настоящего святого… – Ну так уж и святого, – усмехнулся Перет. – Чего, как в древних книгах, а ты после этого увидел чудо и уверовал?.. И осёкся, настолько яростной, фанатичной верой загорелся взгляд Бэйрда. – Истину говорю, вот своими глазами видел, как о его молитвы ворожба разлетается. На стене стоишь, руки отнимаются, сердце холодит. Это меня-то, который, сам знаешь, где бывал и чего видел. И тут отец Маркас с молитвой выходит. Так тебя не просто страх отпускает и силы втрое прибавляется, он одним словом да молитвой самые смертельные проклятия отражал. С этой тварью, считай, потом с трудом вся гильдия магов Дуррана еле сладила, а отец Маркас в одиночку против твари не один день стоял. Только святой так может. – Вот оно как… Тогда выпьем за упокой хорошего друга и славного воина. И за упокой всех остальных, кто на стенах погиб, но не ушёл. Хозяин! Бутылку кумейрского! – Две бутылки! От неожиданности трактирщик несколько мгновений думал, что ослышался: две бутылки кумейрского коньяка! Это даже по нынешнему хлебному времени приличные деньги! Какое-то время Джорса хлопотал на кухне, подгонял повара с закусками для столь важных клиентов, раза три или четыре приказал самой симпатичной служанке приготовить стол… И вообще, обслуживать исключительно этих двоих по первому же требованию. Закончив суету, хозяин опять вернулся за стойку и вслушался в разговор. – Легионеры ушли, граф у себя остаться звал. Доход с трёх дворов, место десятников в своей страже. А капитан замковый намекнул, что года через два-три на покой собирается и потому не прочь подобрать себе замену. Чтобы, мол, человек надёжный и жизнью тёртый. Ну, Хендри, понятно, сразу согласился. Ему теперь без руки как раз ко времени. Будет молодёжь гонять. Тедгар с ним остался, сам знаешь – не разлей вода. Да и возраст, обоим сорок уже. Пора и место насовсем искать, давно не сопляки по свету перекати-полем мотаться. – А сам то? Ты-то как? – Не могу я на месте сидеть. Хотел бы – наследовал семейное дело, а не ушёл тогда с вами. – Неужто отказался? – изумился Перет. Стать десятником, да ещё, возможно, и капитаном графской дружины – это то, от чего презрительно морщатся лишь едва ушедшие на дорогу наёмника юнцы. – Тоже давно не мальчик, на год старше Тедгара. – Отказался. Говорю же – не могу сидеть на месте. Ну да не сразу уехал, меня тоже зацепило. Месяца три провалялся. А как очухался, нашёл меня легат, который тогда помощью командовал. Ну и говорит: годовой ценз мастер-сержантом в учебных ротах отходишь, как положено, сразу центурионом возьму. Поскольку опытные люди всегда на вес серебра, а уж с опытом как у тебя – вдвойне. Там и до старшего центуриона недалеко. Ну, я и согласился. Перет присвистнул: – Ну, Бэйрд, всегда считал, что ты – голова. Ради такого я бы тоже послал графа не задумываясь. Какое-то время мужчины почти молчали, пили коньяк и короткими тостами поминали погибшего друга. Наконец Перет спросил: – А какой легион? Я всё смотрю, но знаки мне чего-то незнакомы. – Пока да, – как-то странно усмехнулся Бэйрд. – Тринадцатый. – Тринадцатый, тринадцатый… Это же штрафники! Каторжное отребье! – Ты не прав, – попытался урезонить друга Бэйрд. – Да, это бывшие заключённые. Те, кому император недавно решил дать шанс. Вместо того чтобы сгнить в тюрьме, пусть, кто хочет, отслужит – и выйдет чистым. Да и нет у нас варнаков, душегубам ходу нет. А остальные… пусть они оступились когда-то, но всё же это люди. И не стоит сразу вешать им клеймо. – Это не люди, – отрезал Перет и с сочувствием посмотрел на товарища. С одной стороны, впереди должность центуриона, а, может, и старшего центуриона. Должность не только хлебная, но и почётная даже среди Вольной корпорации, а потом – императорская пенсия. С другой – до этого год общаться со всяким помоями. – Может, когда-то они и были людьми. Только вот они давно продали себя ночным демонам. А насчёт «душегубам ходу нет». Вспомни банду Когтя, и что мы выволокли после облавы из логова. Вспомни ещё ту деревушку, как её? Контин. А ведь в Лох-Монаре, откуда сбежала эта падаль, по первому сроку ворьё сидело. И если бы такую дрянь вешали сразу – сколько народу в том Контине осталось в живых? Ты меня не убедишь, насмотрелся. Нелюди они, едва тюремной баланды раз хлебнут и никак натуру не поправишь. Вот увидишь, император ещё поймёт, что ошибся. И загонит эти помои гнить обратно. *** Разговор со старым другом Бэйрд вспомнил через несколько месяцев, в конце марта. Снег уже успел сойти, но заледеневшая земля не прогрелась, а убегающая зима ещё покрывала по ночам лужи корочками льда. Стоять на продуваемом ветром плацу, особенно в одних рубахах, было несладко. В другой день сержант, может, и пожалел бы новобранцев – но не сегодня. Особенно двоих, стоявших отдельно перед строем. Справа высокий крупный парень. Матти. Пудовые кулаки и полная бесхребетность, покорность даже не тому, кто сильнее – а любому, кто попытается им верховодить, кто хоть слегка припугнёт. И в тюрьму-то, балбес, угодил так же. Землёй долги платить сложно, для этого надо одобрение имперского судьи. Вот и нашли односельчане способ, как закон обойти, расплатиться за неудачную ссуду общинным лугом. Парня обвинили в краже занятых денег и отправили в тюрьму, а на его место приняли в общину баронского слугу и отдали тому луг в вечное владение. Что новый человек со своей собственностью сделает потом, никого уже не волнует. Главное – долга ни по каким книгам нет. Дело было шито такими белыми нитками, что скажи парень на суде хоть слово, и староста сам бы пошёл на каторгу, вместе с бароном. За земельными делами следили очень сурово. Но этот баран покорно со всем согласился! Хорошо, хоть ума хватило в легион записаться… Рядом второй. Невысокий, смуглый, подвижный как ртуть. Дайви. Когда-то мелкий вор, дважды сидевший по полгода за ерунду. В третий раз схлопотал десять лет каторги как неисправимый. В тюрьме на побегушках у старших урок, здесь возомнил себя «бывалым варнаком», который быстро наведёт «подходящий порядок». И начал с самого безответного, с Матти – заставляя себе прислуживать, издеваясь и избивая.