Мечтай осторожнее

— "Рокси Мьюзик", "Спандау Бэлли"... Ладно, открою тебе страшную тайну.

У него есть страшные тайны?

— Я был "новым романтиком"[49]. Если прямо сейчас захочешь уйти и никогда больше не возвращаться, я пойму.

— Ничего себе совпадение! Я была без ума от "Дюран Дюран"! — ухмыляюсь я, и Джеймс смеется.

Вот здорово! Всю жизнь мечтала встретить мужчину, который будет разделять мои музыкальные вкусы. Но мне не везло. Джон любил панк-рок, Маркус сходил с ума по джазу, а что касается Дэниэла... Помню, как по дороге в Корнуолл мы переругались из-за того, что будем слушать — его Снуп Догга или мою Нору Джонс.

— Как насчет Дайдо?

— Класс!

На лице Джеймса написано облегчение.

Какой же он все-таки милый, когда волнуется. Так и хочется броситься ему на шею и впиться губами в его губы.

Джеймс включает проигрыватель, открывает коробочку с диском и хмурится:

— Ну надо же. Столько хлопот, а в итоге здесь оказался не тот диск.

У него такой поникший вид, что невозможно не расхохотаться.

— Не волнуйся, у меня вечно так!

— А у меня нет, — ворчит Джеймс, озадаченно разглядывая серебристый кружок.

— Наверное, случайно не туда положил.

— Исключено!

Моя улыбка гаснет. Неужели такая ерунда испортит ему настроение?

— Может, послушаем тот, что есть? — Я уже жалею, что мечтала о мужчине-аккуратисте.

Он обиженно смотрит на диск у себя в руке и вставляет его в проигрыватель.

— Хм... любопытно...

Из невидимых динамиков по комнате плывут гитарные аккорды, и вступает женский голос — мягкий, сексуальный. Она поет по-французски.

— Кто это?

Лицо Джеймса светлеет.

— Эммануэль, моя старая подруга. Одно время пела в парижских клубах. Надо же, совсем позабыл про этот диск...

— Ты жил в Париже?

— Пару лет, после университета. — Воспоминания, похоже, оттеснили досаду на задний план, и мы можем вернуться к прежнему флирту. — Это было давно. — Он сплетает пальцы с моими и ведет меня к широкому замшевому дивану.

— Здорово... — выдаю я скорее от нервного напряжения, чем от желания поддержать разговор — ведь теперь мы сидим рядом, он обнимает меня за плечи и притягивает к себе. Чувствую слабый аромат лосьона после бритья, смешанный с запахами попкорна и дезодоранта. Потрясающе эротично. — А по-французски говоришь? — Я всеми силами пытаюсь отвлечься от поцелуйныхмыслей.

Джеймс нежно берет меня за подбородок и скороговоркой произносит на французском фразу, которую с моими жалкими школьными познаниями понять категорически невозможно.

— Перевести? — мурлычет он.

Да не надо. Я согласна просто слушать эти сексуальные французские звуки, ничегошеньки не разбирая. Уже открываю рот, чтобы ответить, — и тут, в момент, когда я меньше всего этого ожидаю, он целует меня в губы.

Ух ты! Моя очень любить такой перевод. Моя хотеть перевода еще...

Как же давно я ни с кем не целовалась — совсем забыла, насколько это хорошо. В следующие несколько секунд мечтаю только об одном: чтобы это никогда не заканчивалось.

Но у моего организма другие планы.

Хочется в туалет. Забудь, Хизер. Не смей вспоминать про литр диетической колы, который выдула в кинотеатре.Скрестив ноги, пытаюсь сосредоточиться на языке Джеймса, на его ладонях, которые блуждают по моей спине и, надеюсь, вот-вот заберутся под футболку...

Дьявольщина! Сейчас лопну.

— Где у тебя ванная?

— Направо, через спальню. En suite[50]. — Джеймс отпускает меня.

— Я быстренько! — Попытавшись изобразить кокетливую улыбочку, нарочито неторопливо шествую к двери.

А едва скрываюсь из виду, опрометью бросаюсь в спальню — разумеется, тоже безупречную. Никаких вам выдвинутых ящиков со свисающим барахлом или расшвырянной по полу обуви — словом, с моей спальней не сравнить. А кровать! Хлопковые простыни — невероятно, но факт! — явно выглажены, а подушки, судя по всему, долго и нещадно взбивали. И все это призывно глядит на меня.

Я даже про зов природы забываю, разглядывая пример идеальной спальни. Мой опыт довольно ограничен, и все же я знаю, что у холостяков отношения с постелями не складываются. Чаще всего это просто матрас на полу, а уж белье... либо что-то чудовищно пестрое — мамин подарок, либо обтрепанные лохмотья, оставшиеся со студенческих времен. И они не меняют белье месяцами. М-да, большинство холостяков понятия не имеют, что от состояния спального места может зависеть будущее отношений. Но Джеймс — определенно исключение.

Приятно взволнованная мыслями о том, чем мы с ним займемся на этой постели позже, вхожу наконец-то в ванную и включаю свет. О-о, какое блаженство. Сидя со спущенными джинсами, рассеянно оглядываю обстановку: ванна на ножках, блестящая серебристая круглая раковина, рядом на полке стопочкой сложены журналы. Ну-ка, проинспектируем... "Инвестиции сегодня", буклеты шикарной гостиничной сети класса "люкс", "Туалетный юмор" — один из тех сборников комиксов, которые валяются в каждом клозете. Довольная тем, что не обнаружила ничего подозрительного, вроде замызганного порножурнала, спускаю воду и подхожу к раковине вымыть руки.

Открыв кран, рассматриваю свое отражение в зеркале шкафчика над раковиной.

Внимание, шкафчик.

Меня гложет любопытство. Я сопротивляюсь. Нельзя рыться в чужих вещах! Зачем совать нос не в свое дело. Кто знает, что я там найду?

На память приходит печальный опыт Джесс. Однажды она "совершенно случайно" заглянула под раковину в ванной мужчины, с которым встречалась. И меж рулонов туалетной бумаги узрела фиолетовый кружевной лифчик. Джесс была раздавлена. Не потому, что приятель изменял ей с юной выскочкой (начинающей романисткой по имени Сабрина), а потому, что у этой самой Сабрины чашечки оказались задорного второго размера.

А потом я вспоминаю кое-что еще. Я вспоминаю, как вместо пачки сигарет наткнулась на упаковку презервативов в бардачке Дэниэла...

Хм. Все-таки стоит глянуть по-быстрому — на всякий случай.

Открываю дверцу. Слава богу! Все стандартно и вполне невинно. Паста, зубная нить, пластырь... Погодите, а это еще что? У задней стенки какой-то тюбик. Тянусь за ним и сбиваю пузырек аспирина, тот грохается в раковину. Черт! Запихнув его обратно, рассматриваю тюбик у себя в руке. Ого. Крем для лица с витамином Е.

Вот теперь просыпается совесть. Ну что я делаю? Нельзя вот так копаться в личных вещах Джеймса. А если бы он заглянул ко мне в шкафчик? И обнаружил там секретную коробочку крема для отбеливания усиков, тюбик "канестена" на случай ЧП и гигантские прокладки, напрочь отбивающие всякую мысль о сексе? Содрогнувшись, захлопываю дверцу и быстро подкрашиваю губы.

Зачем тратить время на изучение содержимого шкафчиков, когда сам Джеймс снаружи ждет меня не дождется? Промокнув губы салфеткой, щелкаю выключателем и возвращаюсь в гостиную — легкая и свежая, с розовыми блестящими губами, так и зовущими к поцелуям.

На диване пусто.

Ой.

Стою посреди гостиной одинокая, разочарованная, но, к счастью, почти сразу замечаю свет в конце коридора. Войдя в небольшой кабинет, вижу Джеймса — скрючился над ноутбуком, пальцы порхают по клавиатуре. Он поднимает голову:

— Надо ответить на кое-какие письма... Один клиент из Сиднея очень уж нетерпелив. — Он протягивает руку и привлекает меня к себе.

Плюхаюсь к нему на колени и обнимаю его. Нет никаких сомнений — настырному клиенту придется подождать. В мозгах у меня уже включилась ускоренная перемотка, и я обдумываю, остаться у него на ночь или он зауважает меня больше, если я пойду домой? И вдруг...

— Дорогая, ты не обидишься, если сегодняшний вечер мы продолжим в другой раз?

Видимо, я очень уж изменилась в лице, потому что он быстро продолжает:

— Австралия обгоняет нас на девять часов. Если ждать до завтрашнего утра, будет слишком поздно. Боюсь, сегодня ночью мне и правда придется поработать.