Мечтай осторожнее

— Даже не это...

Зареветь бы в голос, но нельзя. Не могу же я рассказать всю правду про билет. Иначе придется выложить и остальное: цыганка, счастливый вереск, исполнение желаний... Да он решит, что поселился у девицы, которая совсем ку-ку.

Гейб сжимает мою ладонь.

— Переживаешь?

Тупо киваю. Какое там "переживаешь". Я раздавлена, уничтожена.

Только что мыслями я была в своем уютном особнячке в Холланд-парке, счастливая обладательница "астон мартина" и виллы в Италии, и вдруг — пуф! — все это растворилось в воздухе. Равно как и мой кошелек, ключи, мобильник, ежедневник... кстати, с моим адресом, а значит, нужно срочно менять замки. Хорош выигрышный билетик. Влетит мне в целое состояние.

— Да-а, беда, — вздыхает Гейб. — Но ничего не поделаешь. Надо вернуться домой, заявить в полицию...

— Лучше я сразу пойду прямо в участок. — Эх, а так хотелось прогуляться по Хэмпстедской пустоши с Гейбом. Обидно, что планы пошли прахом. — Но тебе незачем идти со мной.

— Я пойду!

— Нет, правда, все нормально. Лучше погуляй, запусти воздушного змея... — вяло поддразниваю его, кивая в сторону Хэмпстедской пустоши.

— Точно?

— Абсолютно. Банку понадобятся данные из полиции, так что надо поскорее составить заявление. Чем быстрее разделаюсь со всей этой бюрократией, тем лучше.

Супер. Именно так я и мечтала провести воскресенье.

— Ладно... — Помолчав, он добавляет, явно смущаясь: — Боюсь, тебе неинтересно, но сегодня мы с дядей встречаемся в одном клубешнике... Там вечер открытого микрофона, а мне надо потренироваться... был бы рад, если бы и ты пришла.

Мне, конечно, лестно, но от слов "открытый микрофон" меня начинает бить дрожь. К счастью, у меня есть отличный предлог, чтобы отвертеться.

— Спасибо, но у меня же свидание с Джеймсом.

— А, ну да, я и забыл...

Клянусь, на секунду в его глазах блеснуло разочарование, но вот он уже опять улыбается.

— Ладно, тогда в другой раз.

— Непременно!

Понятия не имею, как буду выпутываться, когда этот самый "другой раз" настанет.

— До скорого.

Гейб наклоняется ко мне — чмокнуть, догадываюсь я и подставляю щеку. Как выясняется, не ту. Мы сталкиваемся носами, на мгновение наши губы соприкасаются, и мы отпрыгиваем друг от друга как ужаленные.

— Ой, прости. — Я стесненно хихикаю.

— Это все мой шнобель. — Гейб усмехается, но заметно, что он тоже смущен.

— Ладно, пока-пока, — быстро говорю я.

— Угу. Пока. — Он неловко машет рукой.

Стою на тротуаре и смотрю, как он шагает в направлении парка, смешиваясь с толпой горожан, намеренных вволю поваляться на травке в воскресный день. Чувствую укол зависти. Проклинаю воришек, сперших сумку. И внезапно вспоминаю, что сказал Эд тогда, в пабе. Мечтай осторожнее.Мне почему-то становится не по себе. Неужели тот факт, что я загадала выигрыш в лотерею, каким-то непостижимым образом стал причиной кражи? Неужели сумку украли именно потому, что в кошельке лежал выигрышный билет?

Я ведь загадала выигратьв лотерею — но не получитьвыигрыш...

Эта мысль поражает меня словно удар тока. Я ежусь от необъяснимого страха. Ой, Хизер, когда это ты слушала своего братца? Стыд и позор тебе. Вздохнув, плетусь к станции метро.

ГЛАВА 19

— Ну и как тебе фильм?

Воскресным вечером мы с Джеймсом возвращаемся с нашего второго свидания — то есть из кино. Он ведет "ренджровер", я тону в мягкой коже пассажирского сиденья, стараясь не слишком явно пялиться на его широкие плечи, римский нос и волевую челюсть, за которую любой экранный сердцеед удавился бы.

— По-моему, было здорово. — Джеймс неожиданно отводит глаза от дороги и, конечно, понимает, что я бесстыдно на него таращусь.

Черт.

— Рене такая забавная, а тот эпизод с милой маленькой девочкой... — Он посмеивается. — Просто блеск!

Держу пари, со стороны я смахиваю на кошку перед полным блюдцем сливок. Мало того, что этот парень — писаный красавец, он еще и обожает романтические комедии. Вы слышите? Мужчина, которому нравятся романтические комедии. И не голубой.Из подсознания всплывают воспоминания о том, как я ругалась с Дэниэлом в видеопрокате: "Бриджит Джонс" против "Тонкой красной линии".

— А твое мнение, дорогая? — Джеймс сворачивает налево и въезжает на нашу улицу. — Что ты думаешь?

Что мы уже напротив твоей двери, и сейчас самый подходящий момент, чтобы пригласить меня на чашечку кофе.Разумеется, вслух я этого не произношу.

— Отличный фильм!

Он плавно заезжает на стоянку, глушит мотор и поворачивается ко мне. В машине полная тишина — ни шума четырехцилиндрового двигателя, ни радио. Ну? Вот оно? Вот оно?! Но он не целует меня. А вместо этого говорит:

— Боюсь, мне надо кое в чем признаться.

— А-а?

— У меня нет кофе.

— Э-э... — Рядом с этим мужчиной я способна только на междометия.

— Так что у меня нет предлога пригласить тебя в гости...

Разочарование едва не погребло меня под собой, как бетонная стена. Но Джеймс гладит меня по лицу, и мне становится так восхитительно легко. Я чувствую его дыхание у себя на щеке, и, прежде чем успеваю понять, что происходит, он целует меня. Теплые воздушные касания губ за ухом, над ключицей, на шее...

— А нужен ли предлог?

Он отстраняется. У меня перехватывает горло. Не в силах вымолвить ни слова, робко улыбаюсь. И наконец, сдавленно пищу:

— Не-ет...

Что на деле означает "да" всему остальному. "Да" — страстным поцелуям в прихожей, "да" — его сильным рукам, тискающим мою грудь под футболкой, "да" — его упругому телу, прижимающему меня к стене...

В смысле, я не стала бы всему этому противиться.

Но эти события происходят только у меня в голове. А в реальности Джеймс открывает дверь в квартиру, вежливо помогает мне снять пальто и предлагает выпить.

— За тебя! — Он передает мне бокал шампанского, мы чокаемся.

Место действия — его гостиная, у камина. Я миллион раз видела эту комнату мельком из окон своей спальни через дорогу. И теперь оказалась внутри.

Его квартира совсем не такая, как я себе представляла. Никакого модерна, все вполне традиционно: старомодные торшеры, книжные полки от пола до потолка, над камином — зеркало в позолоченной раме... И идеальный порядок. Стараюсь не подавать виду, но на самом деле я в восторге. Всегда мечтала встретить опрятного и чистоплотного мужчину. И вот пожалуйста — получите и распишитесь.

— За тебя.

Уже подношу бокал к губам, когда Джеймс останавливает меня, мягко положив руку на плечо:

— Ты не посмотрела мне в глаза!

— Да ты что?! — подхватываю шутку — и понимаю, что он это серьезно.

— Да-да. Придется повторить.

Дубль два: поднимаю на него глаза, и он смотрит в них чуть-чуть дольше, чем полагается. Как это возбуждает... Сдвигаем бокалы, я отпиваю шампанское. По правде говоря, предпочла бы кофе, но романтика есть романтика. Джеймс тем временем подходит к полочке, на которой аккуратно составлены компакт-диски.

— Что бы ты хотела послушать?

— А что есть? — мгновенно реагирую я.

— "Что" — это группа или альбом такой?

— Да нет, я только спросила... ладно. Как насчет "Уайт Страйпс"?

Джеймс бросает на меня неуверенный взгляд.

— Вряд ли, вряд ли... — Он пробегает пальцами по дискам, расставленным в алфавитном порядке. В отличие от моих, которые вечно свалены кучей и по большей части без коробочек.

— Ну, выбирай сам, — щебечу я.

— Посмотрим... Билли Холидей, Боб Дилан, Дэвид Боуи, "Колдплэй", Стинг, Мадонна...

Он будто перечисляет диски из моей собственной коллекции, минус "Уайт Страйпс" и несколько неожиданных экземпляров вроде моего драгоценного альбома Билли Джо Спирс[48]. Мама ее обожала. Помню, как она гладила белье под "Одеяло на земле" и всегда громко подпевала. Воспоминание шарахает меня под дых с мощью боксера-тяжеловеса. И снова горло стягивает, а к глазам подступают слезы. Вот от таких пустяков мне больно. Считается, что по нашим дорогим ушедшим мы особенно тоскуем в их дни рождения, в дни семейных праздников, но мне именно повседневные мелочи острее всего напоминают о том, как мне плохо без мамы.