Страница 3 из 45
«Все в жизни идет своим чередом, — думал Уоррен. — Если дама начала блудить, она не остановится ни завтра, ни через неделю. Тут нет необходимости спешить, да и нельзя — дело, что называется, деликатное. А вот тип в черном — это и срочно и важно».
Уоррен сидел за столом над четвертой кружкой с пивом. «Не схватить бы СПИД в таком притоне», — подумал он. Флорида на третьем месте по количеству гомиков после Нью-Йорка и Калифорнии, но в Калузе уже семьдесят пять случаев СПИДа или чего-то похожего на него. Подумать только — семьдесят пять — что-то слишком много! Не хватает только подхватить эту штуку от пивной кружки.
Бармен сказал, что покажет ему Иштара Кабула, как только тот войдет. Иштар Кабул. Имя? Скорее — прозвище? Кабул, известно, — город в Афганистане, а Иштар — по-арабски утенок, есть такой герой в мультфильме — Говард-утенок.
С тех пор как Уоррен начал заниматься этим делом — исключая минувшую ночь, когда он подстрелил этого несчастного енота, — он выискивал свидетелей, которых намеревался вызвать для показаний прокурор штата. Их было двенадцать — гостей на празднике Джонатана, который вон чем обернулся. Столько же, как известно, бывает и присяжных. Вот они и выслушают рассказ свидетелей о том, что Ральф Пэрриш и его братец здорово поссорились в ту злополучную ночь.
Большинство свидетелей Уоррен обнаружил по адресам, которые дал ему прокурор штата, а остальных принялся разыскивать в городских барах, которые обычно посещали педики. В Калузе было три таких бара: «Скандал», что прямо над греческим ресторанчиком в Майкл-Мьюз, «Популярность» — напротив аэропорта, на шоссе 41, и «Котелок с омарами» на углу Десятой и Цитрусовой улиц. «Котелок с омарами» был самым старым и грязным. Педики называли его «Котелком с дерьмом». Это ему рассказал Кристофер Саммерс, которого он обнаружил в общественном парке, напротив Марина-Лоу, одного из наиболее известных районов Калузы, где фланировали гомики. Сегодня Саммерс ничуть не походил на потасканную королеву: ни норкового палантина, ни драгоценностей, ни японского веера. Сидит себе на скамеечке под дождем эдакий преуспевающий банкир — возможно, он и был им на самом деле — в светло-коричневом тропическом костюме, под большим сине-белым зонтом с рекламой местного радио. Уоррен присел на скамейку. Через полминуты Саммерс спросил его, не будет ли ему угодно пожаловать к нему домой и чего-нибудь выпить. Уоррен вежливо отказался, пояснив, что рассчитывал потолковать с ним о вечеринке, которая была дома у Джонатана Пэрриша вечером в минувшую пятницу.
— О! — только и сказал Саммерс.
Потом они сидели и разговаривали, точно любовники, притулившись друг к дружке под этим большим сине-белым зонтом, по которому слегка постукивал дождь.
— Да, — сказал Саммерс, — был там один весь в черном, как я припоминаю, в черной коже, Иштар Кабул.
Уоррен спросил, не принадлежит ли этот Кабул к какой-нибудь черной секте, с таким-то названием.
— О, нет-нет, — ответил Саммерс, — он такой же белый, как и мы с вами, ему лет двадцать с небольшим, и он — гомик. — До этой злополучной вечеринки Саммерс видел его только один раз: Кабул выходил из «Котелка с омарами», а Саммерс проходил мимо.
— Вы уверены, — повторил он, — что не хотите пойти ко мне домой и выпить? Я разожгу камин, отдохнем от этого ужасного дождя. Ведь вы не собираетесь идти в ту забегаловку, в тот «Котелок с дерьмом»?
Но Уоррен был «уверен», и как раз «собирался», и сидел вот теперь в этом самом «Котелке» со своими размышлениями и опасениями над четвертой кружкой. Стены бара, точно паутиной, были затянуты непременными рыболовными сетями, и дохлые красные омары высовывали из них свои клешни, как бы пытаясь вырваться на свободу. Столы напоминали крышки каких-то люков, их медь потускнела и стала зеленовато-грязной. Да еще этот тусклый и дымный свет, как в кинофильме «Касабланка». За длинной, исцарапанной стойкой сидели одни мужчины. Из проигрывателя-автомата громко звучал рок-н-ролл.
Иштар Кабул появился без четверти одиннадцать, и бармен чуть заметно кивнул. Он был по-прежнему в черном, и Уоррен подумал, что у этого гомика хорошие нервы. Ведь если он был тем котом, который задрал Джонатана Пэрриша и потом умчался в дождь, можно было предположить, что теперь-то он станет носить исключительно белые или розовые одежды.
Он сложил черный зонт, стряхивая с него воду по всему полу. Черные волосы, черные джинсы, черный свитер с вырезом на шее в форме буквы «U», рукава закатаны до локтей. Черные сапожки. Черный кожаный напульсник на правом запястье, а на левом — часы «Сейко» с маленьким компьютером на черном ремешке. На груди бирюзовое ожерелье, в левом ухе маленькая бирюзовая серьга. Яркие голубые глаза: и взгляд, выискивающий доверчивую добычу.
Уоррен поднял руку.
— Иштар! — крикнул он. — Давай сюда!
Кабул обернулся на голос и прищурился.
— Сюда-сюда! — снова позвал Уоррен и помахал рукой.
Кабул подошел к столику.
— Мы разве знакомы?
— Теперь знакомы, — ответил Уоррен и широко улыбнулся, блеснув отличными белыми зубами, a big wateqnelan wting gun. — Присаживайся, Иш. Поговорим немного.
— Никто не называет меня Ишем, — недовольно сказал Кабул и хотел отойти.
— А как тебя называл Джонатан Пэрриш? — спросил Уоррен ему в спину.
Кабул замер на месте. Черные джинсы плотно обтягивали ляжки, портной знал: товар надо показывать лицом. Он повернулся словно в замедленной съемке.
— Кто-кто? — спросил он.
— Джонатан Пэрриш. Садись давай.
Кабул медлил.
— Присаживайся, дорогой, я тебя не укушу, — сказал Уоррен и снова во весь рот улыбнулся.
Кабул оглядел его с головы до ног, в голубых глазах — настороженность и вопрос. Но он все-таки сел, повесив черный зонт на спинку стула.
— Ну и что? — спросил он, через стол посмотрев на Уоррена.
— Где же ты пропадал? — спросил Уоррен. — Ну, по крайней мере, с прошлой субботы, а?
— А ты кто такой? — спросил Кабул. — Легавый, что ли?
— Наполовину, — ответил Уоррен.
— Как это?
— Я частный детектив.
— Да ты шутишь! Я думал, они бывают только в книжках.
— Ну, вот же я, собственной персоной, — сказал Уоррен, — можешь потрогать.
— Да, век живи — век учись, — сказал Кабул и покачал головой. — Чего только не бывает!
— Итак, Иш, тебе нравится все черное, а?
— Время от времени, — сказал Кабул. — К тебе поедем или ко мне?
— Это гадко, гадко, — повторил Уоррен слова, которые Саммерс говорил Кабулу ночью во время вечеринки. Но глаза Кабула уже блуждали по залу в поисках подходящего партнера, происходящее за этим столиком, казалось, совсем перестало его интересовать.
— На той вечеринке ты тоже был в черном, не так ли? — спросил Уоррен.
— Какой еще вечеринке? — рассеянно спросил Кабул.
— Ладно, давай начистоту, — сказал Уоррен. — Ты был в черном тогда на вечеринке. А утром брат Пэрриша видел, как кто-то в черном бежит из дома, когда Джонатан уже лежал в луже крови и с ножом в груди. Я хочу знать, где ты был в то утро, в семь часов?
— Дома, в своей постели.
— Один?
— Не смеши меня.
— И с кем же?
— С дамой по имени Кристи Хьюз.
— Так уж и с дамой?
— Да, с дамой.
— Ты что же, на оба фронта работаешь, а, Иш?
— Да по мне, хоть бы и с крокодилом, если бы не такие острые зубы!
— А полиции о ней известно?
— Да, они уже говорили с ней и знают, что я был там. А в чем, собственно, дело? Полиция ведь уже нашла убийцу.
— Мы так не считаем, Иш.
— Кто это «мы»?
— Я, — ответил Уоррен. — Значит, насчет этой дамы все точно?
— Все точно, — улыбнулся Кабул. — А как тебя-то звать?
— Уоррен Чамберс.
— Я могу называть тебя Уорр?
— Не можешь.
— Тогда нечего называть меня Ишем!
— А как тебя зовут на самом деле, Иш?
— Ты невозможен, — сказал Кабул и кокетливо закатил глаза.
— Герман? Арчибальд? Родни? Уж если ты выбрал себе имя Иштар, то прежнее имя, наверно, и вовсе замечательное!