Страница 10 из 26
А Владик встал помятый и злой. Он кое-как заправил свою кровать и тупо уставился на свежие лица ребят.
— Какое чудо ты проспал! — сказала Ирка и подмигнула Витьке.
Это значит — мир. Это значит, что их теперь двое, а Владик — один. Витька еще больше повеселел.
— Что я, рассвета не видел, что ли? — пробурчал Владик.
— А разве видел? — поинтересовался дядя Веня. — Кто долго спит, тот рассвет не видит. А завтрак приготовил?
— Вот еще!
— Рассвет проспал, завтрак не приготовил — ну и путешественник! А вчера так рвался себя проявить, что чуть в болоте не увяз.
Владик хмуро выслушал насмешливые слова дяди Вени и молча принялся сооружать бутерброды к завтраку.
За завтраком дядя Веня предложил:
— Давайте договоримся полюбовно. Я понимаю, что сидеть целыми днями на станции скучно, да и мне пора осмотреть свои владения. Поэтому до обеда я поработаю, а вы никуда не убежите, а после обеда все вместе пойдем бродить по тайге. Такой распорядок устраивает? Ну, и отлично.
На этот раз ребята дядю Веню не подвели, честно дождались окончания его работы. Ирка и Витька читали книжки и о чем-то болтали по секрету, а Владик мудрил с обедом.
Теперь у него была возможность проявить свои кулинарные способности, но зато не было никакого настроения их проявлять. Поэтому суп сбежал и залил всю плиту, вермишель в нем разварилась, а картошка не доварилась.
Ирка за обедом морщилась, кривилась и выкладывала недоваренную картошку на край тарелки.
Владик зло зыркал на нее. Предательница! Только вчера были самыми лучшими друзьями, а теперь!
Витька злорадно ухмылялся про себя. Так и подмывало спросить у Владика: «Ну, как? Приятно быть одному? Вот так вот! Побудь в моей шкуре, может, что-нибудь поймешь».
Дядя Веня повел ребят совсем в другую сторону от болота. Лес здесь был светлый. Сосны набросали под ноги путешественникам ковер из сухих иголок.
Владик тащился позади всех и лениво пинал коричневую шишку. Потом вообще отстал. Витька обернулся:
— Владик пропал. Владик, ты где?
— Да тут я, — голос, казалось, шел из-под земли. Не успел Витька испугаться, как голова Владика высунулась из огромной норы.
— Вылезай сейчас же! — заверещала Ирка. — Там может быть зверь!
— Ну, разве что бурундук, — спокойно отозвался дядя Веня. — Хотя раньше здесь действительно жил медведь. Это его берлога.
— А куда же он сейчас подевался? — спросил Владик, вылезая из медвежьего логова.
— Ушел. Люди слишком близко. Ушел поглубже в лес.
— А я думал, что это пещера снежного человека.
— Пещера снежного человека находится в горах, — напомнил Витька.
— Но здесь его следы.
— Какие еще следы?
— А это что, по-твоему? — и Владик вытащил на свет железную миску.
— Всякий мусор подбираешь! — брезгливо поморщилась Ирка.
— Снежный человек не ест из миски, — рассмеялся Витька. — Он не знаком с цивилизацией.
— Это туристы, — покачал головой дядя Веня. — Лень было тащить мусор в город, вот и выкинули в берлогу. Что за народ? Объясняй не объясняй, все равно мусорят. Даже первобытные знали, что лес надо беречь.
— Первобытные?
— Да. Уже во времена мезолита, десять-одиннадцать тысяч лет назад, сибирский охотник обязательно выкапывал «хозяйственную яму» для мусора неподалеку от своего жилища. Сейчас археологи находят такие ямы, заполненные отбросами, обломками, битой костью. Понимали тогда люди, что нельзя мусорить там, где живешь. Тайга кормит, но и ты, будь добр, не губи ее. А нынешние люди этого не понимают. Вот и скажи: кто мудрее — первобытный человек или современный?
Витьке тоже хотелось побывать в берлоге медведя, поэтому и он скользнул вниз.
— Как здесь темно! И тесно! Как же здесь медведь помещался?
— Зачем же медведю огромная берлога? Чем берлога меньше, тем теплее.
Витька наклонился и поднял с земли какой-то тяжелый черный футляр:
— А я тоже кое-что нашел!
— Это бритва! Электробритва!
Дядя Веня обескураженно покрутил в руках черный футляр, щелкнул крышкой и растерянно сказал:
— Это Севина бритва. Он ее потерял три дня назад. Как же она сюда-то попала?
— Это снежный человек ее нашел и захотел побриться, — засмеялась Ира.
— Только розетки на соснах не обнаружил, — весело подхватил Витька, вылезая на поверхность. — Так и ушел в горы небритый!
Дядя Веня тоже расхохотался и сказал:
— Вот приедет Сева, у него и спросим, почему бритва в берлоге была. Ну, вперед! Я хочу вам показать кедровник.
Лес становился гуще и темнее. Дядя Веня вдруг остановился перед одной сосной и начал расчищать на ней кору на высоте вытянутой руки.
— Смотрите!
Под его рукой был рисунок. Маленький, не совсем понятный. Изображен какой-то зверь. Или птица. Не разберешь.
— Что это?
— Знак удачной охоты.
— Чей знак?
— Охотника-кочевника. XV–XVI век. Тогда Сибирь только начинали осваивать. Здесь жили кочевые племена. Каждое племя имело своего животного-покровителя. Племена так и назывались: «Медведь», «Филин», «Ястреб». Вот эту зарубку как благодарность своему покровителю оставил охотник из племени «Олень». Видите — оленьи рога.
— А я подумал, что это крылья, — признался Владик.
— Нет, рога. Просто рисунок сжался от времени, пожух, стерся.
— Ну, вот, а вы говорили, что раньше люди были мудрее, — заметила Ирка. — Разве это хорошо — вырезать на дереве рисунки?
— Конечно, рисунок портит кору дерева, — согласился дядя Веня. — Из надреза сочится смола. Но это сейчас люди оставляют надписи: «Здесь был Вася» просто так, в свое удовольствие. А раньше вот в таких рисунках была необходимость.
— Какая необходимость?
— У кочевников не было письменности. Они не знали ни пергамента, ни бумаги. Кочевали друг от друга на расстоянии многих километров. Этими рисунками они отмечали место удачной охоты и своего кочевья. Приходил в эти места охотник из другого племени и читал одному ему понятные знаки. Ученые говорят, что по рисунку можно было прочитать очень много. Каждый штрих, каждая зарубка означали что-то особое. Эти рисунки — своего рода летопись сибирских племен…
Дядя Веня не успел договорить — где-то впереди послышались глухие удары. Ребята переглянулись:
— Что это?
А дядя Веня уже спешил на звук, напролом, раздвигая ветки руками, перескакивая через поваленные стволы.
— Что это? — кричал ему вдогонку Витька.
Владик зацепился за сук и порвал рубашку, до крови расцарапав руку.
— Шишкари, — бросил дядя Веня в ответ непонятное слово, и ребята прекратили расспросы на бегу.
Сосны сменились кедрами. Кедры были выше, толще, темнее, но ребятам некогда было рассматривать их. Дядя Веня мчался на такой скорости, что у них была одна-единственная задача — не отстать. Глухие удары становились ближе и громче. Казалось, земля сотрясается от молота какого-нибудь мифического Геракла.
Но это был не Геракл, а два человека, один — молодой, другой — пожилой. Голые по пояс, загорелые до черноты, они колотили по стволу кедра огромным, как в сказках у великанов, молотом.
Ребята в замешательстве остановились на краю поляны, а дядя Веня бесстрашно кинулся к шишкарям:
— Прекратить! Что вы делаете?!
Тот, что помоложе, с легкостью раскрутил над головой огромный молот, ухнул и еще раз долбанул по стволу. Кедр качнулся, как маятник, на землю посыпались куски коры и молодые, едва созревшие шишки.
— Прекратить!
Пожилой смущенно потер кончик носа и подал знак младшему. Молодой нехотя опустил молот на землю.
— Что же это вы творите, Григорий Данилыч?! — Оказывается, пожилой знаком дяде Вене. — Вы что же, не знаете, что сейчас июль заканчивается? Что не время еще для шишек? Ну, уж от вас я не ожидал!
Григорий Данилыч сопел перед дядей Веней, как провинившийся школьник. Тот, что помладше, был понаглее. Он ухмыльнулся и спросил: