Неутолимая страсть

— К сожалению, могу, Роберт. Мне было видение насчет твоего отца. Я уверен, что он скончался сегодня ночью во сне. Не хотел говорить тебе об этом до встречи с Яковом.

— О Господи! Он был стар, он сильно болел, и я понимал, что такое случится, но все равно это неожиданный удар.

— Ко времени, когда будешь пересекать границу и остановишься в Бьюкасле, твой брат Джордж получит известие, что он стал новым лордом Хансдоном. В Лондон вы сможете отправиться вместе.

Когда они вернулись к Кери, Лиз уже закончила паковать вещи.

— Привет, Патрик. Ты только что разминулся с Кэтрин. Она заскочила попрощаться и дала мне слово, что на следующей неделе приедет в Кричтон на несколько дней.

— Лиз, дорогая, мы не сможем поехать к Патрику, — вздохнул Роберт. — Мне только что стало известно, что умер отец. Мы сегодня уезжаем.

— О, Роберт, какая ужасная новость! Однако я рада, что мне удалось познакомиться с ним. — Она ласково обняла мужа и прижала его к себе. — Патрик, если я черкну пару строк Кэтрин, ты сможешь передать ей записку?

— Обязательно, лично в руки. Ваш визит в Кричтон может подождать. От меня — глубокие соболезнования вам обоим.

По дороге из Эдинбурга Хепберн радовался, что Джорди с Кэтрин успели уехать раньше. Он не станет торопиться передавать записку Кэтрин. Если она будет думать, что Лиз с Робертом гостят в Кричтоне, тогда, может, тоже приедет.

У Патрика уже вошло в привычку каждый год, в конце апреля или в мае, когда заканчивалась его служба на границе, ездить на отлов диких лошадей. Это стало его страстью, а сами гонки по холмам Ламмермура, в поисках подходящего жеребца с гаремом, горячили кровь. Слишком уж он засиделся. Надо отправляться завтра!

Утром он встал вместе с солнцем. За завтраком сообщил своим, куда он едет, и назначил Дэвида и Джока Эллиота ответственными за замок. Он решил не брать с собой ни Шабаша, ни Сатану: дикие лошади очень нервные создания. Уже взяв в руки седло Валианта, он услышал стук колес подъезжающего экипажа. Отложив седло, вышел во двор.

Во дворе стояла карета графа Уинтона, и соскочивший с козел кучер поспешно открывал дверцу. На землю ступила леди Кэтрин и, что-то говоря кучеру, опустила к ногам дорожную сумку. Тот кивнул в ответ, и карета укатила.

Он оглядел ее с головы до ног — высоко уложенные волнистые волосы, элегантное утреннее платье бледно-желтого цвета. Ее приезд выбил его из колеи и заставил лихорадочно пересматривать свои планы. Возможно, ему удастся уговорить Кэтрин остаться на сегодняшний день. Гонки за лошадьми могут подождать до завтра.

— В конце концов ты приехала, — насмешливо протянул он. — По собственной воле.

Она посмотрела ему прямо в глаза и заметила удивление, мелькнувшее в их черной глубине.

— Вы решили, что я не приеду?

— Да. Нет. Позволь, я возьму багаж. Для тебя приготовлена комната.

Он повел ее к замку, минуя арку с высеченными на ней розами, и дальше вверх по ступеням.

Кэтрин оглядела лестницу и балкон жилого крыла.

— Кричтон полон удивительного изящества и красоты.

— Только когда ты здесь, Кэтрин.

Низкий, чуть хрипловатый голос пророкотал букву “р”.

— Это комплимент, клянусь небом!

Вперед выступила экономка, но Хепберн взмахом руки отослал ее и, поднявшись с Кэтрин по лестнице, провел ее в роскошно обставленную спальню.

— Моя комната далеко от комнаты Роберта и Лиз?

— Для них приготовлена комната через холл отсюда.

Патрик тщательно подбирал слова, чтобы не солгать. В надежде, что она сразу начнет распаковывать вещи, он открыл дверцы гардероба.

— Мэгги не поехала. Она сказала, что Кери присмотрят за мной.

Увидев легкий румянец у нее на щеках, Патрик почувствовал себя обманщиком.

— Я хотела отправиться на лошади, но Джорди настоял, чтобы меня отвезли в карете.

— У меня есть кое-что для тебя. Я сейчас вернусь.

Пока Патрик шел к себе в комнату, чтобы забрать письмо, он крыл себя последними словами. “Какого дьявола я веду себя так бесхарактерно и галантно? Скорее всего потому, что она выглядит невероятно беззащитной!”

Вернувшись, он увидел, что Кэтрин принялась развешивать одежду в гардеробе, и тут же пожалел, что принес письмо.

С жадным интересом она вскрыла конверт, на котором значилось ее имя. Патрик видел, как ее радость померкла, когда она прочла несколько строк Лиз. Потом подняла на него глаза.

— Записка написана в воскресенье.

— Им пришлось сразу же уехать в Англию. Я ждал, что ты приедешь на следующий день. Ты не приехала. Мне показалось, ты передумала.

— Нет, я собиралась. Бедный Роберт… И Филаделфия, и Кейт…

— Жизнь продолжается, Кэтрин. Когда ты приехала, я как раз собирался в Ламмермур за дикими лошадьми.

— За дикими лошадьми?

Ее глаза вспыхнули золотыми искорками.

— Каждую весну я езжу на север на холмы, там пасутся табуны диких лошадей и пони. Я обычно привожу оттуда жеребца с матками, чтобы пополнить свой табун.

— Должно быть, это страшно интересно. — Она оживилась, представив себе эту картину. — Возьмите меня с собой!

— Кэтрин, я не могу.

— Почему? Потому что я женщина? — вскинулась она.

— Потому что ты леди. А это может испортить твой характер.

Кэтрин рассмеялась.

— Разве леди имеют особый характер?

Он не мог скрыть восхищения.

— В тебе бездна ума и импульсивности. Я просто обязан уберечь тебя от самой себя.

— К черту! Никому вы ничего не обязаны, Хепберн. Возьмите меня с собой.

Патрик заколебался. Она заметила это и усилила нажим:

— Оседлайте мне одного вашего пони с крепкими ногами, а я пока что переоденусь.

— Граф сойдет с ума, чертова кошка.

— Он не узнает. Они с Мэгги думают, что я останусь в Кричтоне на неделю. — Стиснув кулаки, она выпрямилась. — Если вы откажете мне, я на всю жизнь возненавижу вас, лорд Стюарт!

Кэтрин обрадовалась, что они объехали стороной земли Сетона и направились прямо на север через холмы. Приближался июль, и погода стояла великолепная. Она полной грудью вдыхала запах вереска и папоротников. Перескакивала через ручьи, поднимая фонтаны брызг. Наслаждаясь свободой, совсем забыла, что едет без шляпы. И вдруг подумала, что ей совершенно наплевать на то, во что солнце превратит ее алебастровую кожу.

Они провели в седле два или три часа, а когда солнце зависло прямо над их головами, Патрик, натянув поводья, остановил коня у тенистого потока и спешился. Кэтрин последовала за ним, радуясь, что можно отдохнуть от седла. Он не стал привязывать Валианта и останавливать его, когда тот спустился к ручью. Кэтрин отпустила повод у кобылки-пони, и та пошла следом за огромным черным конем.

— Сколько нам еще ехать?

— Миль двенадцать примерно. Ты как, голодна, моя барышня?

— Да, я изголодалась по приключениям!

Он навис над ней.

— Жажда нового — это эликсир жизни. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, Кэтрин.

— Откуда? — усмехнулась она.

— Я испытывал такое чувство, когда мне было двенадцать, — поддразнил он ее.

— Вы насмешник, Хепберн. Мне нравится вас веселить.

— Мне тоже нравится. — Он подмигнул. — Может, перекусим?

Уселись на траве. Патрик накинулся на копченую оленину с овсяными лепешками, а Кэтрин взяла в руки желтовато-коричневое яблоко. Когда Патрик предложил ей овсяную лепешку, она наморщила носик.

— Не брезгуй, англичанка. Только благодаря овсу я такой бравый парень.

— Потому-то его и скармливают жеребцам.

Она покраснела, поняв, что только что сравнила его с жеребцом.

— Это твои слова, не мои. Я не собираюсь краснеть от каждого твоего намека.

Она улыбнулась.

— У вас своеобразное чувство юмора, Хепберн.

— Этим и спасаюсь.

“Ты самый притягательный мужчина из всех, кого я видела. Чтоб ты провалился!”

В молчании они снова тронулись в путь.

— Как здесь живописно, — заметила Кэтрин. — Холмы становятся круче.

— Это часть ламмермурских холмов.