Неутолимая страсть

Кэтрин Спенсер с восхищением наблюдала за церемонией венчания Лиз Уиддрингтон с Робертом Кери. На Лиз было купленное в Лондоне бледно-зеленое бархатное платье, расшитое белыми тюдоровскими розами, с рукавами, подбитыми белым атласом. Она специально, в честь своего мужа, выбрала белый и зеленый цвета — цвета Тюдоров.

Пока собравшиеся разглядывали невесту, Патрик не мог оторвать глаз от красоты леди Кэтрин. Сегодня на ней было бледно-розовое бархатное платье. На лифе и рукавах вышиты подснежники. Во вьющиеся черные волосы продета нитка жемчуга. Кэтрин была такой утонченной и изысканной, что Патрику стало любопытно посмотреть, что будет, когда это неземное создание встретится со своим дедом. Хотя Джорди Сетон был настоящим графом, он не принадлежал к числу лощеных аристократов. Прямой и резкий, он матерился без стеснения и любил надраться виски. Как, интересно, они сойдутся?

— …И я объявляю вас мужем и женой… во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… Аминь.

Священник повел новобрачных и их свидетелей в ризницу, чтобы они расписались в книге регистрации. И уже через несколько минут, улыбаясь и розовея от счастья, Лиз шла по проходу церкви, опираясь на руку своего мужа.

Все жители Уиддрингтона собрались возле церкви, чтобы посмотреть на свадьбу. Забросав молодоженов рисом, они воспользовались удобным предлогом отпраздновать событие.

Напитки подали в саду дома Лиз, и Патрик подошел к Роберту и приехавшему на свадьбу его брату Джорджу, чтобы выпить с ними по кружке эля.

— Ничего не случилось на границе, пока меня не было? — поинтересовался Роберт.

Джордж потер подбородок.

— Ничего, с чем я не мог бы сам справиться. Недавно приезжал шотландский наблюдатель Армстронг, стал обвинять тебя в том, что ты повесил его брата. В общем, искал себе проблем.

— Это я повесил Армстронга, — заявил Патрик.

Джордж покачал головой:

— Тогда берегите тылы, почаще оглядывайтесь назад оба.

Среди Армстронгов царит какое-то сумасшествие, по обе стороны границы.

Часа не прошло, а Патрик уже разыскал Кэтрин.

— Попрощайся со всеми, потом я посоветовал бы одеться во что-нибудь более практичное. Мы отправляемся в дорогу.

Кэтрин переоделась и в голубом шерстяном платье со стеганым лифом, завернувшись в такого же цвета накидку, простояла вместе с Мэгги на палубе до конца путешествия. Когда “Роза Хепберна” вошла в залив Ферт-оф-Форт, уже наступил вечер. На берегу зажглись редкие огоньки. ПортЛейт фактически был продолжением Эдинбурга, и так как в этот день туман не висел над городом, он весь светился огнями.

— Я не видела Эдинбург двадцать один год. Поверить не могу, что вернулась домой, — сказала Мэгги.

Кэтрин взяла ее за руку.

— Разве ты не считаешь Лондон своим домом?

Мэгги покачала головой:

— Я — кельт до мозга костей, Господи, помоги.

— Дамы! — послышался низкий рокочущий голос Хепберна. — Есть два варианта: вы ночуете на борту или сходите на берег и проводите ночь на постоялом дворе. Мне кажется, вы выберете второй.

— Какой вы проницательный, — сладко произнесла Кэтрин.

По пути к постоялому двору Патрик рассказал, чем он намерен заняться.

— Завтра я найму карету, чтобы отвезти вас в Сетон. Замок Уинтон стоит приблизительно в дюжине миль отсюда. Можно не вскакивать ни свет ни заря. Я зайду за вами часов в десять. — Когда они добрались до постоялого двора, он снял две лучшие комнаты и место на конюшне для своего коня. — До того как вы закажете ужин, ваши сундуки будут при вас. Надеюсь, вам здесь будет удобно, дамы.

Потом, уже позже, она услышала стук в дверь и стремительно бросилась, чтобы открыть. За дверью оказались два матроса с “Розы Хепберна”, которые доставили им багаж. Кэтрин была разочарована. Через какое-то время снова постучали. Она повеселела. Но на этот раз служанка принесла им ужин. И опять ей стало грустно. Нацепив на лицо улыбку, она решила не признаваться себе, что ждала Хепберна. Ей было тоскливо и одиноко. Она вслушивалась в темноту, но из соседней комнаты не доносилось ни звука. “Распутный мерзавец кутит где-нибудь, как пить дать!”

А в это время “распутный мерзавец” тихо лежал в постели и пытался читать “Юлия Цезаря”. Он мысленно попытался вызвать образ молодой особы, находившейся через стенку от него. Закрыл глаза на несколько минут, сосредоточился, сливаясь воедино с ее разумом. Он смог ощутить ее тоску, неуверенность и страх.

Мысленно взяв ее маленькие руки в свои ладони, он стал тихо приговаривать:

— Не бойся, Кэтрин. Не бойся. Твоя смелость все преодолеет. Не трусь, чертова кошка.

Он ощутил, как его душа обволокла ее со всех сторон, придавая сил, и ее страх исчез. Она заснула. Патрик снова взялся за книгу.

Пьеса “Юлий Цезарь” была его любимой у Шекспира, читаной-перечитаной. Ему нравились огонь, страсть и ярость, заключенные в ней. Когда Патрик читал про пророческие сновидения, он знал, что такое действительно существует, и полностью идентифицировал себя с Предсказателем. “Тебе грозят бедою иды марта!” [8]

Продолжая читать, он вдруг мысленно снова увидел похороны Елизаветы Тюдор. Чтобы избавиться от наваждения, стал внимательнее вчитываться в текст. Но картина траурной процессии не отпускала. Он начал слышать звуки похоронного марша. И чем дальше, тем громче звучал марш. Теперь он различал цокот копыт вороных коней, тянувших катафалк, и тяжелую поступь марширующих вслед за гробом. Марш… Марш… А у него в голове вдруг зазвучало: Март… Март… “Тебе грозят бедою иды марта”.

Все сложилось. Он с уверенностью мог сказать, что жизнь королевы Англии кончится в марте. Отбросив книгу, он быстро подсчитал: до начала марта — девять месяцев, и десять месяцев до его конца. Это совпадало с тем, что он ощутил во время личной встречи с королевой. “Разве можно быть уверенным на сто процентов? — спросил себя Патрик. — Нельзя, но я должен научиться доверять своему шестому чувству. Оно присутствует во мне постоянно, как Полярная звезда на небе”.

Их карету заметили, и несколько дюжин всадников поскакали им навстречу. Хепберн поздоровался с ними, но не притормозил, а погнал дальше. Кучер остановил карету только на мощеном дворе замка, где Хепберн спешился и отдал повод Валианта подскочившему конюху.

Потом Патрик открыл дверцу и высадил Мэгги.

— Ступи на родную почву, женщина.

На полном галопе во двор ворвался Джорди Сетон, кинул повод и спрыгнул с седла.

— Что за черт, Хепберн? Кого это ты притащил в Сетон?

Нянька присела в почтительном приветствии.

— Лорд Уинтон!

Щетинистые брови Джорди сошлись на переносице.

— Мэгги? Это ты?

Патрик не стал выносить Кэтрин из кареты, вместо этого он протянул ей руку и заглянул в глаза. “Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе, просто шепни мое имя”. Она услышала эти слова, словно он произнес их вслух. А потом он и на самом деле сказал вслух:

— Смелее, чертова кошка!

Она высокомерно задрала подбородок, сунула ему руку и спорхнула на брусчатку двора.

— Лорд Уинтон, позвольте мне представить леди Кэтрин Сетон-Спенсер.

Разглядывая крепкого, жилистого старика, Кэтрин попыталась скрыть смятение. “И это граф Уинтон, мой дед? И этот неряха живет в замке?” Нервным жестом она откинула капюшон, и на свободу вырвались ее черные кудри, украшенные мелким жемчугом.

Словно получив видение, Джорди Сетон отпрянул от нее.

— Кэтрин? Ты дочка Изобел?

Кэтрин мрачно кивнула.

— Господь всемогущий! Ты даже не упоминала, что эта вьючная лошадь Изобел произвела на свет настоящую чистокровку, — повернулся он к Мэгги.

— Да, ваша светлость. Неисповедимы пути Господни!

— Мое чудо, моя прелесть! Ну, наконец-то Господь благословил меня!

Он взял руку Кэтрин и поднес к губам.

— Не буду тебя обнимать, а то, боюсь, задушу. Ты, наверное, испугалась грубого старого идиота.

Неожиданно Кэтрин улыбнулась:

— Я никого не боюсь — ни людей, ни зверей.

— Радость моя, ты просто вылитая копия своего деда!