Страница 13 из 19
Сохранилось много писем Сергея Михайловича к брату, где он сообщал о покупках и встречах, о делах фабрики (о переходе на восьмичасовой рабочий день, о проведении электричества и т. д.). Писал он и о картинах русских художников. Писем же Павла Михайловича, к сожалению, имеется мало. Вот одно из них.
«Любезный брат! Принять участие в Академической комиссии никак не могу; я так занят, что ты не можешь себе представить, не видя близко постоянную мою жизнь, занят не только делами, но двумя разными общественными обязанностями, которые все-таки не могу исполнять так, как желал бы. Вот, например, нельзя заключить фабричный баланс без того, чтобы я не побывал на фабрике, а я не могу выехать туда ранее конца этого месяца. В Петербурге летом я ни разу не был по неимению времени. Осенью могу быть свободным, тогда я стремлюсь уехать. Ты живешь в Петербурге и пользы в Комиссии принесешь больше меня.
Получены пастели Лермита, из них "Весна" с фигурами, чудесная и совершенно достаточная. Лишние экземпляры только портят впечатление. Другое дело, если бы был еще один экземпляр черный вроде бывших больших на последней выставке. Поздравляю с именинницей. Желаю всего лучшего.
П. Третьяков. 20 мая 1890 года».
К этому времени коллекционирование в России перестало быть чисто дворянским занятием. Инициатива, как и во многих других областях, здесь перешла к просвещенным кругам купечества и интеллигенции. Самую первую художественную галерею основал некто Свиньин, его галерея, называвшаяся «Русским музеем», существовала с 1819 по 1839 год, а впоследствии была продана на аукционе. Следует упомянуть, что наиболее значительные художественные ценности в дореволюционной России были собраны купеческими кругами, представители которых не жалели средств на приобретение произведений искусства. Однако деятельность большинства купцов на поприще коллекционирования во многом обусловливалась модой. Собранные ими картины служили, как и у дворян, лишь для украшения собственных апартаментов. Коллекции собирали братья Боткины, К. Т. Солдатенков, Ф. И. Прянишников, В. А. Кокорев, Г. И. Хлудов, И. И. Четвериков, М. М. Зайцевский, В. С. Лепешкин, П. Образцов, позднее – братья Щукины, И. А. Морозов, С. И. Мамонтов и другие. Третьяков происходил, как и они, из купеческой среды и до конца своих дней оставался купцом: вместе с братом, Сергеем Михайловичем, он владел мануфактурной фабрикой в Костроме, и это давало ему средства для истинного дела его жизни – собирательства.
Кстати, состояние Павла Михайловича по сравнению с известными богачами того времени было невелико. Поэтому, покупая картины для галереи, он, как правило, торговался. Так, в письме к русскому художнику В. Стасову Третьяков писал: «Я не концессионер, не подрядчик, имею на своем попечении школу глухонемых и обязан продолжить начатое – собирание русских картин, – вот почему я вынужден поставить денежный вопрос на первый план».
Павел Михайлович не преследовал никаких корыстных целей. Им овладела идея создать музей национальной живописи. В завещании, составленном в 1860 году, всего через четыре года после покупки первых картин, он писал: «Для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, принесущего многим пользу, всем удовольствие».
Убежденность Третьякова, его вера в свое дело кажутся удивительными, если вспомнить, что он закладывал основы галереи в то время, когда русская школа живописи как самобытное и значительное явление лишь смутно вырисовывалась в тени, отбрасываемой великой художественной традицией Запада, могучее древнерусское искусство было полузабыто, произведения русских художников рассеяны по частным коллекциям, дома и за границей, когда не было еще ни Репина, ни Сурикова, ни Серова, ни Левитана, тех их картин, без которых невозможно сейчас представить русское искусство. Это было время становления демократического искусства, время зарождения новой школы русской живописи. Принципы, которыми руководствовался Третьяков в своей деятельности, находились в тесной связи с общим подъемом народно-освободительного движения в России, и поэтому галерея сыграла такую выдающуюся организующую роль в развитии русского искусства. Художники и историки искусства давно уже заметили, что, «не появись в свое время П. М. Третьяков, не отдайся он всецело большой идее, не начни собирать воедино Русское Искусство, судьбы его были бы иные: быть может, мы не знали бы ни "Боярыни Морозовой", ни "Крестного хода…", ни всех тех больших и малых картин, кои сейчас украшают знаменитую Государственную Третьяковскую галерею». (М. Нестеров). Или: «…Без его помощи русская живопись никогда не вышла бы на открытый и свободный путь, так как Третьяков был единственный (или почти единственный), кто поддержал все, что было нового, свежего и дельного в русском художестве» (А. Бенуа).
Настоящих любителей, которые принимали бы активное участие в судьбе молодых художников, в старой Москве было мало. Они в основном ограничивались лишь покупкой картин для своих галерей, причем стремились купить картины подешевле. В отличие от них, Павел Михайлович Третьяков был настоящим меценатом. Его визит к художникам всегда считался волнующим событием, и не без душевного трепета все они, маститые и начинающие, ждали от Третьякова его тихого: «Прошу вас картину считать за мной», что было для всех равнозначно общественному признанию. В 1877 году И. Е. Репин писал П. М. Третьякову по поводу своей картины «Протодьякон»: «Признаюсь Вам откровенно, что если уж его продавать, то только в Ваши руки, в Вашу галерею, ибо, говорю без лести, я считаю за большую для себя честь видеть там свои вещи». Нередко художники шли Третьякову на уступки (он никогда не покупал не торгуясь) и снижали для него свои цены, оказывая тем самым посильную поддержку его начинанию. А польза здесь была обоюдной. Павел Михайлович не только покупал картины, но и заказывал их, поддерживая таким образом художников и морально, и материально, что давало им возможность не зависеть от вкусов рынка.
В деятельности Третьякова-коллекционера прослеживается внимание прежде всего к творчеству современных ему художников реалистического направления середины и второй половины XIX века – передвижников, представителей демократического крыла отечественной школы, что определило своеобразие собрания галереи, влияние этого собрания на развитие реалистического искусства, его прогрессивное, революционизирующее общественно-воспитательное воздействие. Но в 1860-е годы, когда Товарищества передвижных художественных выставок еще не было, Третьяков покупал картины официальной академической школы, а с конца 80-х годов – произведения М. В. Нестерова, К. А. Коровина, В. А. Серова и других. Тогда же Третьяков начал собирать графику, в 90-х годах – иконы.
У Третьякова был безошибочный вкус. Он не боялся покупать произведения молодых, еще неизвестных художников. Об особенностях собирательства Павла Михайловича свидетельствует и тот факт, что многие работы для галереи были выполнены по его собственному заказу. И ни тогда, ни сегодня эти работы не разочаровывают самых требовательных ценителей отечественного искусства ни своей проблематикой, ни художественными достоинствами. Он покупал произведения, даже если против выступали очень сильные и уважаемые авторитеты вроде Л. Н. Толстого, не признававшего религиозной живописи В. М. Васнецова. Покупал даже те картины, которые были запрещены царскими властями для публичного обозрения.
Одной из таких картин стал «Сельский крестный ход на Пасхе» В. Г. Перова. На фоне хмурого деревенского пейзажа разворачивается нестройное пьяное шествие с образами и хоругвями после праздничной пасхальной службы. С жестким реализмом Перов передает не столько физическое, сколько духовное убожество этих людей. Картина произвела на современников убийственное впечатление контрастом между смыслом обряда и тем почти животным состоянием, до которого может опуститься человек. «Сельский крестный ход на Пасхе» вызвал протест официальной критики и церкви, картина была снята с выставки Общества поощрения художеств, запрещена к показу и воспроизведению. Купившему ее Павлу Михайловичу Третьякову художник В. Г. Худяков писал: «…слухи носятся, что будто бы Вам от св. Синода скоро сделают запрос, на каком основании Вы покупаете такие безнравственные картины и выставляете публике?»