Страница 2 из 12
— Я понимаю, что вас этот вопрос волнует в первую очередь, — говорил «Павел Лаврентьевич», — но меня он, простите, не волнует. Берите то, что я вам даю, если желаете, и сопоставляйте хронологию, психологию, фактологию и всё, что вам угодно, в рукописи с известными историческими фактами. И сами решайте — аутентична она или нет. Можете издавать эту рукопись с любыми оговорками относительно ваших сомнений в её подлинности. Можете издавать её как собственное литературное произведение или рассматривать её как чью-то литературную мистификацию — как желаете. Никакого раскрытия инкогнито не будет, потому что вы видите меня, дорогой Сергей Тарасович, в первый и последний раз. Условие у меня одно: внимательно изучите это, подготовьте к печати и постарайтесь издать…
«Павел Лаврентьевич» улыбнулся и прибавил:
— Кстати, относительно авторских прав, если вы это будете издавать… Так вот, считайте, что все авторские права мы передаём вам. Впрочем, иначе и быть не может, если публикатором дневников будете вы.
— Но почему так, «Павел Лаврентьевич»? — удивился я. — Вы что, чего-то опасаетесь? Что, в этих дневниках содержится какой-то взрывчатый компромат, какие-то сенсационные разоблачения и всё такое прочее? Почему такая таинственность?
«Павел Лаврентьевич» покачал головой.
— Никакой таинственности, Сергей Тарасович!
А сенсации? Нет там никаких «жареных» сенсаций. Мы потому и остановились в конце концов на вас, что ваша книга весьма точно восстанавливает многие обстоятельства. Вы правы не во всём, но в основном попадаете «в точку». И вы увидите, что дневники Лаврентия Павловича подтверждают вашу правоту со всей убедительностью документа эпохи.
Я начинал выходить из себя.
— Тем более! Неужели для вас не важно, чтобы аутентичность была установлена тоже с убедительностью документа? Ваши фотокопии надо отдать на государственную экспертизу! Вы что — не понимаете, что это такое — подлинные дневники Берии?! Если они, конечно, подлинные.
— Они — подлинные. Но убеждать в этом я никого не намерен.
— То есть? — не понял я. — Это же наша история, «Павел Лаврентьевич»! Вы не имеете права!
И тут «Павел Лаврентьевич» подтянулся, как будто пружина распрямилась. Я не верил своим глазам! Передо мной сидел не девяностолетний старик, а почти юноша с молодыми сверкающими глазами.
— Молодой человек! — почти вскричал он. — Я на всё имею право! Это нынешнее время не имеет никаких прав! Вот вы сказали, что содержимое моего портфеля надо передать на государственную экспертизу… Но государственная экспертиза может существовать лишь при наличии государства. А разве то, что мы сейчас имеем — в Москве, в Киеве, да где угодно, за исключением разве что Минска — это государство? Это Ленин, Сталин и Берия создали могучее государство и возвеличили его! А Хрущ и все остальные заср…цы его проср…ли. Нет сейчас государства, и не отдам я на его «экспертизу» ничего!
«Павел Лаврентьевич» вдруг успокоился, но всё еще зло заметил:
— Да и не подтвердила бы их подлинность никакая сегодняшняя экспертиза, успокойтесь! Если бы там были описания оргий, описание интимных особенностей изнасилованных девочек и прочая дребедень, то уж тут всё бы подтвердили в лучшем виде. Но в дневниках ничего этого нет — Лаврентий Павлович был человеком скорее аскетического склада, в чём-то даже пуританином, хотя любил хорошо одеться и любил хорошие интерьеры. Но что тут удивительного — он же был архитектором, его дача построена по его же проекту. И хорошему проекту!
Я перебирал листы, а «Павел Лаврентьевич» вдруг хлопнул меня по колену и сказал:
— Знаете, Сергей Тарасович! Разве дело в дневниках Лаврентия Павловича? После таких, как он, осталась держава! Раскройте архивы, поднимите протоколы заседаний, стенограммы, резолюции, проведите экспертизу всех фальшивых доказательств его якобы палачества и садизма — вот уж где экспертиза не помешала бы. И если вы будете объективными, то всё станет на свои места раз и навсегда. И вместо монстра перед нами окажется человек. Очень, к слову, достойный уважения.
Пришло время расставаться. В моём кейсе лежал лазерный диск с электронной версией того, что было представлено мне как дневники Берии.
Мы, уже встав со скамьи, стояли, когда мой собеседник попросил:
— Надеюсь, вы не будете пытаться выяснять, кто я и что я? Прошу вас не делать этого.
«Павел Лаврентьевич» хотел, похоже, сказать ещё что-то, но просто махнул рукой, потом протянул её мне, и я ещё раз пожал её, прохладную, но сухую и крепкую.
На том мы и расстались.
Он ушёл, а я задумался. И задуматься действительно было над чем. То, как некие записи возникли из исторического (вот только — исторического ли?) небытия, позволяло предполагать и тщательно разработанную шутку, на которую не пожалели времени и сил, и литературную мистификацию, и — как ни странно, подлинность, аутентичность дневников Берии.
Первое беглое знакомство с текстом заинтриговало ещё больше. Стиль, детали и многое другое говорили еще, что я читаю дневниковые записи Лаврентия Павловича.
Но…
Но расхожая житейская мудрость рекомендует бояться первого впечатления — оно, мол, обманчиво. Что ж, если ты неопытен, то на первое впечатление лучше не полагаться и с окончательными выводами повременить. Но если ты сведущ в чём-то, то на первое впечатление можно и положиться. Недаром говорят, что информация — мать интуиции. Ведь развитая интуиция, это, как правило, умение мгновенно оценить ситуацию или информацию с учётом всего того массива знаний и опыта, которыми человек обладает. И человек с развитой интуицией оценивает ситуацию верно с одного взгляда. В том, конечно, случае, если в голове у него уже до этого был накоплен действительно массив информации, а не жалкая кучка разрозненных и примитивных знаний. Я знал о Лаврентии Павловиче не так уж и мало. И моё первое впечатление не без оснований склоняло к вере в подлинность текста.
А второе впечатление?
А третье?
Да, я знал не так уж и мало. Однако я знал всё же намного меньше того, что надо бы о Берии знать, чтобы вот так, сразу, выносить тот или иной вердикт. Слишком скудна достоверная информация о Лаврентии Павловиче. Полностью достоверными можно считать лишь сведения, содержащиеся в архивных документах, несущих на себе тот или иной отпечаток деятельности Берии, но широкого доступа к архивам «по Берии» не имеет по сей день никто. Если же кто-то хотя бы частичный доступ и получал, как, например, прокурор Сухомлинов, который изучал «следственное дело» Берии (явно расстрелянного к тому времени, когда стряпалось «его» «дело»), то вряд ли автор книги «Кто вы, Лаврентий Берия?» был заинтересован в воссоздании подлинного облика Лаврентия Павловича.
Но то, что это — не облик монстра (как назвал его ныне лижущий сковородки в аду генерал Волкогонов), не садиста и не самодура, явствует как из документов, так и из факта отсутствия неких документов. Ведь по сей день никто из клеветников на Берию не представил каких-либо архивных документов, которые достоверно обличали бы Берию как «зверя» и показывали бы его в виде «кровавого палача». Думаю, если бы таковые документы в распоряжении «демократов» и либералов имелись, они бы трясли ими на всех углах.
Но вот же — не трясут.
Бывший ленинградский, а ныне санкт-петербургский «историк» Лев Лурье обещал мне переслать горы свидетельств якобы «палачества» Берии, якобы отысканных им и съёмочной группой фильма «Подсудимый Берия» в архивах КГБ Грузинской ССР. Однако «обличительных документов» я не дождался. Не были они представлены и на экране.
Нет подобных доказательств и в опубликованных документах той эпохи (фальшивки типа «катынских» документами считаться, естественно, не могут).
Зато имеются опубликованные документы, доказывающие обратное. И они показывают Берию как порой жёсткого, но человечного управленца, забота которого о людях выражалась не в похлопывании их по плечу, а в обеспечении нормальных — насколько это зависит от руководителя — условий для проявления людьми деловых качеств, а также в разумной заботе о быте тех, чьи судьбы тебе вверены.