Тьма

— Смотри, — Эмми легонько коснулась моей руки и указала вперед.

Я пригляделся и различил движение прямо по курсу. Зал был продолговатой формы, и уходил далеко за пределы видимости. В самое ближайшее время мы должны были столкнуть с неизвестным нос к носу. Кто бы там ни был, пока он не проявлял беспокойства по поводу нашего приближения.

Чем дальше мы шли, тем отчетливее различали женскую фигуру. Та склонилась над подобием прялки. Женщина сидела на высоком стуле, опустив подбородок себе на грудь. Задрапированная в белый хитон, с длинными волосами, скрывающими лицо, и венком из цветов белой акации на голове, она была неподвижна точно изваяние. Одни лишь руки совершали заученные пассы. Из-под ловких пальцев Парки рождались всё новые и новые нити. И так нескончаемым потоком. Я отчетливо представил, сколько тысячелетий она сидит, не меняя позы, и прядет, не зная усталости, и мне стало по-настоящему не по себе. Моим «я» завладел благоговейный трепет перед этим величественным существом.

Мы подошли практически вплотную к Парке, когда она впервые обратила на нас внимание. Ни на мгновение не прерывая своего занятия, женщина повела головой, будто прислушиваясь. Распущенные волосы откинулись назад, открывая лицо, и мы увидели бесцветные слепые глаза. Не считая этого, Парка выглядела как обычная женщина средних лет. Разве что чуть более изможденная, чем её сверстницы.

Парка сморщила аккуратный нос, принюхиваясь.

— Чужестранцы, — вынесла она свой вердикт. От её голоса повеяло могильным холодом, настолько безликим и мертвым он был, и я едва сдержался, чтобы не поежиться. — Нелюди.

— Нона, — Амаранта шагнула вперед, обращаясь к Парке по имени. Без сомнения это была старшая сестра — прядущая нить жизни. — Нам необходима помощь повелительниц судеб.

— Вы — есть. Остальное не в моей власти, — Парка опустила голову. Темные волосы снова скрыли белесые зрачки и радужку, и я с облегчением выдохнул.

— Нам необходимо узнать, где искать царицу Нефертари! — взмолилась Эмми, но прядущая была непреклонна:

— Это не в моей власти.

Несколько минут мы стояли и наблюдали за рождением новых жизней. Парка окончательно о нас позабыла и полностью погрузилась в работу. Мы могли провести вечность подле неё, но так бы и не узнали ничего нового.

Первым не выдержал Андрея. Видя, что здесь мы ничего не добьемся, он обогнул кресло Ноны и двинулся дальше. Нам ничего не оставалось, как пойти следом. Чем дальше мы заходили, тем сильнее сгущались тени. Зал уже не казался светлым и приветливым местом. Наоборот, он вдруг превратился в зловещий каземат.

Внезапно под потолком прокатился длинный полузадушенный стон, словно кто-то выдохнул в последний раз, прежде чем умереть. Эмми инстинктивно схватила меня за руку, встревожено озираясь по сторонам. Не прошло и пары минут, как стон повторился, но немного в другой тональности. Вскоре стоны звучали без перерыва. Они сплетались между собой, как те же нити, складываясь в тоскливый реквием.

— Это невыносимо, — на глаза Амаранты навернулись слезы. — Мне кажется, мы присутствуем при массовой казни.

— В какой степени ты права, — даже Андрей чувствовал себя неловко, предпочитая говорить шепотом. — Думаю, нас ждет встреча с Мортой.

При звуке этого имени я судорожно вздохнул. Предстоящее свидание с перерезающей нити не радовало, но оно было неотвратимым как сама судьба.

Минут через пять впереди во второй раз показалась женская фигура. Как и сестра, Морта была облачена в белый хитон, только венок на её голове был из черных фиалок. Она сидела на таком же стуле, но вместо прялки в руках Парки находились большие позолоченные ножницы. Установленные торцом на специальном столе, в раскрытом виде они напоминали гильотину, лезвие которой взмыло вверх, чтобы в следующую секунду обрушиться на голову осужденного. Мы не успели и глазом моргнуть, как Морта одним взмахом руки закрыла ножницы, и они разрубили толстую нить чьей-то жизнь. Раздался протяжный стон. Эта процедура повторялась раз за разом: ножницы, не зная сомнений, одну за другой обрывали человеческие жизни.

Мы не заговаривали с Мортой, обогнув стул, на котором она сидела. Меньше всего хотелось подходить ближе и слышать голос той, что привыкла отнимать жизнь.

По мере отдаления от перерезающей нити мы приходили в себя. Стоны затихали вдалеке, и глухая тоска отступила. Ощущение, что кто-то сдавил сердце в тисках, прошло. Нам предстояла еще одна встреча с главной, на мой взгляд, из богинь — той, что определяет судьбу.

Децима, что в переводе с римского значило «судьба», во всем походила на сестер. На её голове красовался венок из полевого вьюнка, и я впервые задумался, что цветы, вероятно, имеют какое-то значение, о чем шепотом поинтересовался у Андрея.

— Вьюнок — символ покорности, — пояснил вампир, наклоняясь ко мне. — Мы должны смиренно принимать свою судьбу.

— А фиалки с акацией?

— Фиалки раньше означали смерть, а белая акация — жизненные силы.

Я кивнул в знак благодарности.

Децима, как и её сестры, была незрячей. Есть в этом что-то забавное — слепые богини судеб. Недаром говорят: судьба слепа. Кто бы мог подумать, что это высказывание так точно передает суть.

Она услышала наши шаги издалека и теперь сидела, гордо вскинув голову, ожидая наше приближение. Нити со всех сторон зала сами шли к Парке в руке, тянулись к ней, как звери к водопою. Её искусные пальцы направляли их то в одну, то в другую сторону. Порой переплетая друг с другом, а иногда разделяя навечно. С кем-то она была нежна и ласкова, с другими действовала грубо и даже жестоко. Думаю, последних судьба не жаловала и они вряд ли могли похвастаться счастливой жизнью.

— Ваша судьба предрешена, — стоило нам подойти, и Парка пресекла любую попытку спорить или торговаться.

— Мы не хотим изменить судьбу, — покривила душой Амаранта. Я бы, например, не отказался внести пару-тройку изменений в своё безрадостное существование. Уверен, если кто в этом мире и в состоянии вернуть мне человеческую жизнь, то это Децима.

— Тогда зачем вы здесь? — из трех сестер эта оказалась самой вменяемой, и мы всерьез рассчитывали на конструктивный диалог. Голос Децимы и тот звучал приземлено и походил на голос ласковой матери, а не на загробное завывание.

— Нам необходимо узнать чужую судьбу, — признался я.

Парка перевела на меня взгляд слепых глаз, и мне показалось, что она видит меня четче, чем я её, так пристально и внимательно изучали меня бесцветные зрачки.

— Зачем? — только и спросила Децима.

— Мы не собираемся никому вредить, — убеждала Парку Амаранта. — Мы лишь хотим отыскать кое-кого из ныне живущих.

— Если он и впрямь живет, то вы пришли по адресу. Кто вам нужен?

— Царица Нефертари, — сказал Андрей.

Парка закрыла глаза и задумалась, не прекращая перебирать нити. Она будто вслушивалась в одни ей ведомые звуки, рассчитывая из миллиона голосов вычленить единственно нужный.

Неожиданно глаза Децимы распахнулись, а губы недовольно поджались.

— Нефертари особенная. Её нить — самая древняя.

— Да-да, — радостно закивала Эмми. — Как раз её мы ищем.

И снова Децима погрузилась в молчаливое раздумье. Но следующие слова Парки заставили нас самих крепко призадуматься: что есть судьба и насколько велико её влияние на человечество?

— Вам суждено встретиться с царицей, — голосом ясновидящей, погрузившейся в транс, заявила Парка. Она взмахнула рукой, и ряды нитей расступились. Мы вынужденно отпрыгнули в разные стороны, когда мимо нас подобно тарану проползла самая толстая из виденных мной нитей. Она была алого цвета как свежая кровь.

Нить послушно легла в руки Децимы и затаилась. Парка погладила её, как любимое домашнее животное, и произнесла с сочувствием:

— Много страданий выпало на её долю.

— Как же, как же, — себе под нос проворчал Андрей, — убивать других и пить их кровь так тяжко. Как она, должно быть, мучается, бедняга!

Я шикнул на вампира. Его длинный язык мог стоить нам сведений. Разве не он сам всегда попрекал Диму за несдержанность?