Дочь адмирала

— Сегодня у нас прямо как во дворце! — воскликнула она.

И лишь кофе вызвал у нее разочарование. Не потому, что он был хуже того пойла, которое подавали в Москве, а своим непривычным для нее вкусом.

Когда с обедом было покончено, Джек вызвался помочь ей вымыть посуду. Зоя мыла, он вытирал. Зоя бросила на него робкий взгляд.

— Как будто мы женаты, — сказала она и весело рассмеялась.

— Вот уж нет. Я никогда не помогал своей жене мыть посуду.

Потом они сидели и разговаривали. Зоя попросила его рассказать об Америке. Она то и дело прерывала его возгласами: «Что, что?» — когда он употреблял незнакомое ей слово, или благоговейно-восторженным восклицанием «Да ну! Не может быть», если он рассказывал о чем-то совершенно привычном для американцев, но неведомом для русских. Более всего ее, казалось, поразило то, что можно при малейшем желании арендовать или купить квартиру или дом, не дожидаясь, пока на это расщедрится правительство. И никаких трудностей? Когда он сказал, что его жена живет с детьми в восьмикомпатном доме, она заявила, что он дурачит ее. Даже у великого Сталина в Кремле всего лишь трехкомнатная квартира.

Потом Зоя стала рассказывать ему о своей жизни, и пришел его черед удивляться. Если она такая известная кинозвезда, почему у нее нет собственной машины, большой квартиры или мехов? «Но у меня есть меха», — сказала Зоя и показала ему свое каракулевое пальто и шапочку, в которых была в тот вечер, когда они познакомились. А машина ей просто не нужна, потому что она не умеет править. Как бы там ни было, машину купить очень трудно: «Огромные деньги».

В завершение беседы они пришли к выводу, что, хотя жизнь каждого не очень понятна другому, сами они друг другу очень нравятся. Джек поцеловал ее на прощание, и они договорились встретиться на следующий же вечер. Когда он был уже в дверях, Зоя попросила его подождать минутку. Пройдя в кухню, она собрала все остатки ветчины. Ей и в голову не приходило, что он может не взять их. Такую-то дорогую диковину.

Джек наотрез отказался:

— Это для вас, Зоечка.

— Джексон, — промолвила она и коснулась губами его щеки.

На следующий вечер Джек повел ее в ресторан «Москва», по слухам очень хороший. На улице возле входа стояла очередь, что немало удивило Джека: в эдакий-то мороз. Его возмущало, что в Москве не заведено заранее заказывать столик. Стоявшие в очереди разом обернулись, узнав Зою. Когда они предложили ей пройти без очереди, она пожала плечами, подмигнула Джеку и величественно прошествовала к двери; их провели внутрь и тотчас усадили за столик. Наклонившись к Джеку, она шепнула:

— Видите? Кинозвезда.

Их соседями по столику оказались солдат и его толстуха жена, которые ели, ни на секунду не прерывая громкой болтовни. Нет, это вовсе не устраивало Джека. Мысленно он проклинал все, с чем столкнулся в Москве. Неужели русским неведомо даже представление об интимности? Неужели у них даже не возникает желания уединиться?

А Зоя казалась совершенно довольной. Она горделиво взглянула на него, когда принесли меню, так и не доставшееся им в «Центральном», Ткнув себя пальцем в грудь, она объяснила, что сама закажет ужин, но, когда подошла официантка, почти ничего из того, что она выбрала, в ресторане не оказалось.

— Война, Зоя Алексеевна.

Джек не был в восторге от того, что им подали, а звуки, которые издавал солдат, обсасывая куриные косточки, отнюдь не повышали настроения.

Когда они вышли на улицу, Зоя спросила:

— Хорошо было, правда?

— Нет, я хотел побыть с вами одной, — ответил Джек.

— Но теперь-то мы одни, — удивилась Зоя.

В машине Зоя объяснила Джеку, куда ехать.

— У меня для вас сюрприз.

Она привезла его посмотреть один из ее фильмов, «Ночь в сентябре». И хотя Джек почти не понял, о чем шла речь, основную идею фильма уяснить оказалось совсем нетрудно. Любящая, добродетельная женщина; храбрый самоотверженный мужчина; благородные поступки во имя Родины; счастливый конец. По-видимому, русским такой фильм очень понравился. Теперь ему стало понятно, почему они любят Зою. Женщина, которую он видел на экране, не имела ничего общего с той Зоей, которую он знал. Его Зоя была полна огня и жизни, а та, на экране, — сплошное самопожертвование и чрезмерное благородство. И все же она была прелестна. Искусство оператора и освещение придали ее облику какую-то светящуюся мягкость, она словно излучала с экрана радость. От нее исходила сила, смягченная, однако, бархатным покровом. Своим талантом она заставляла всех зрителей — не исключая Джека — поверить в то, во что поверить было нельзя, и воспринимать героиню как реальную женщину даже в те моменты, когда логика подсказывала, что это не так.

Когда они снова сели в машину, она спросила:

— Вам понравилось?

Джек оглянулся по сторонам. Окна в машине заиндевели, их никто не мог увидеть. Он привлек ее к себе, поцеловал и прошептал:

— Очень.

Двумя днями позже он повел ее смотреть американский фильм «Багдадский вор». В Москве он пользовался бешеным успехом. Вместе с остальными зрителями Зоя смеялась и восторженно хлопала в ладоши, а ему картина показалась весьма посредственной.

— Беда в том, — сказал он, — что ваше правительство не желает брать у нас действительно хорошие фильмы, только всякую ерунду.

— А мне понравилось, — ответила Зоя.

Джек небрежно махнул рукой:

— Они не хотят, чтобы вы увидели нашу жизнь.

Зоя помолчала, потом заметила:

— Я видела Джоан Кроуфорд. И Хеди Ламарр. Какие красивые наряды! Американские женщины так же одеваются, когда идут на работу?

— Только если они работают в Голливуде, — рассмеялся Джек.

Минул февраль, наступил март. Союзные войска с боями прорывались к Берлину, в ночном московском небе почти ежечасно взрывались огни победных салютов. Американцы форсировали Рейн у Ремагена. Русские были на подступах к Щецину и Данцигу и перешли Одер всего в тридцати восьми милях восточнее Берлина.

Внешне в Москве ничто не изменилось. По-прежнему валил снег, укутывая город белым покрывалом. Так же скудны, как и прежде, были карточные нормы. И все же на улицах чувствовалось оживление, чуть чаще стали улыбаться люди. Приближалась победа. Все говорили о том, что День Победы в Европе уже близок. Скоро, совсем скоро.

Что касается дела, ради которого его послали в Россию, то тут для Джека ничто не изменилось. И хотя на бумаге все выглядело гладко, бюрократизм русских и их стремление свалить ответственность на других грозили похоронить проект.

Однако стоило Джеку покинуть свой кабинет, как он сразу же начинал чувствовать себя совсем другим человеком, не похожим на того, что приехал в Москву два месяца назад. За все последние годы он никогда не чувствовал себя таким молодым и счастливым. И все из-за Зои. До встречи с ней он к концу дня нередко доходил до полного исступления из-за поведения русских, с которыми ему приходилось иметь дело. Теперь, уйдя с работы, он тут же начисто забывал о них. Он по-прежнему хотел, чтобы в Сибири был построен аэродром, и по-прежнему хотел принять участие в войне с Японией — это было для него делом чести. Но теперь, закрыв за собой дверь кабинета, он мог сказать себе: «Черт с ними*мы покончим с Японией и без их помощи». Быть может, ему так и не удастся выполнить порученную ему работу, но время в Москве он даром не потерял. У него была Зоя.

Поначалу он пытался разобраться в том, что произошло. Как он может испытывать какие-то .чувства к женщине, с которой ему даже трудно общаться, к женщине, чья жизнь столь отлична от его жизни? Потом вопросы перестали возникать как-то само собой. Джек знал одно: он с нетерпением ждет той минуты, когда увидится с ней, его злили и возмущали обстоятельства, мешавшие им встречаться.

То же самое происходило и с Зоей. Она перестала задавать себе вопрос «почему», перестала копаться в себе, думать, как могло случиться, что после такой глубокой любви к Ивану вдруг — Джек? Между ними двумя не было никакого сходства, ни малейшего. Но она любила, любила серьезно, она знала это, и даже более глубоко, чем ей самой бы хотелось. Какое будущее ждет их? — спрашивала она себя и, не находя ответа, все так же с нетерпением ждала встречи.