Дочь адмирала

Они ушли с Красной площади и по улице Горького направились к Зонному дому.

Она Пригласила его подняться и, войдя в квартиру, взяла у него пальто.

— Я хочу с вами поговорить, — сказала она.

Он сел, и она села рядом, нервно теребя в руках носовой платок.

— Что-нибудь случилось?

Подняв глаза, она улыбнулась:

— Нет, просто я... — Ей пришлось обратиться к помощи словаря. — Просто я... я смущаюсь.

— Говорите же.

Она глубоко вздохнула:

— Мы еще встретимся?

— Именно это вас смущает? Вы об этом хотели поговорить?

Зоя снова опустила голову и утвердительно кивнула.

Джек рассмеялся. Он потянулся к ней и взял ее за руку.

— Зоя, посмотрите на меня. — Она подняла голову. —Я больше всего в жизни хочу опять встретиться с вами, понимаете?

Она кивнула:

— Раз так, значит, нам надо поговорить.

На ломаном английском, много раз останавливаясь, чтобы заглянуть в словарь, она объяснила ему, что, если они хотят встречаться, им придется соблюдать некоторые правила. Не потому, что она боится, но просто глупо не соблюдать осторожность. Поэтому лучше, если, приходя к ней, он будет надевать штатский костюм, а не военную форму. Если ему все же захочется надеть форму, то пусть не удивляется, если она пригласит еще кого-нибудь, может, свою сестру Марию, чтобы про них не подумали, будто они остались вдвоем. А на улице если будет в форме, то тоже пусть не удивляется, если она пойдет не под руку с ним, а на некотором расстоянии. Но даже когда он в штатском, а вокруг будут люди, им лучше не говорить по-английски. Тогда все подумают, что он русский. Если же им повстречается кто-то из друзей Зои, Джексону лучше молчать. Большинству своих друзей она, безусловно, полностью доверяет, но кто может поручиться за остальных?

После того как к власти пришел Сталин, слишком часто случается слышать рассказы о друзьях и даже близких родственниках, которые доносят друг на друга в НКВД.

— Но ведь наши страны союзники, — воскликнул Джек.

Зоя пожала плечами:

— Сегодня союзники, а кто знает, что будет завтра?

— Ладно, — сказал Джек. — Это ваша страна, вам и решать. А я, пожалуй, приналягу на русский.

— Приналяжете? Как это?

Он рассмеялся:

— Буду учить.

— Прекрасно, — сказала она, — а я налягу на английский, чтобы говорить, когда мы одни.

Он поднялся, она помогла ему надеть пальто и проводила до двери. Он обернулся и обнял ее. Она подняла к нему лицо, и он поцеловал ее.

— Зоечка, — шепнул он в ее волосы.

Она кивнула:

— Да, для вас Зоечка.

Они снова поцеловались.

На следующий вечер он позвонил ей. Ему ответил незнакомый женский голос.

— Зоя?

— Кто говорит?

— Это Джексон. С кем я говорю?

— Зои нет дома. — Телефон замолк.

Подождав час, он снова набрал ее номер. На этот раз подошла Зоя. Когда он поинтересовался, кто была та, другая женщина, она объяснила, что это ее сестра Александра.

— Ей не нравится.

— Что не нравится? Я? Но ведь она и в глаза меня не видела.

— Нет, не вы, Джексон. Вы и я вместе. Она считает, все это очень плохо, принесет неприятности.

— Вам тоже так кажется?

— Я решила рискнуть.

— Я рад. Хочу видеть вас. Завтра вечером?

— Хорошо.

— В семь. Я зайду за вами.

— Приходите ко мне. Я приготовлю обед.

Джек был тронут. Получить приглашение в русский дом американцу — вообще большая редкость. Но приглашение на обед... Карточная система привела к тому, что разделить с кем-то свой обед стало непозволительной роскошью.

— Скажите, может вам что-то нужно, Зоечка? Я постараюсь для вас достать.

— Мне ничего не надо, — ответила Зоя. — Только вы.

Повесив трубку, Джек направился к холодильнику и взял с тарелки кусок масла. Аккуратно завернул его в чистый носовой платок и положил на окно в своей спальне. Пусть другие думают, что масло взяла Люба. Они знали, что она частенько уносит домой кое-какие продукты, но молчали.

Потом он вернулся на кухню и отсыпал в бумажный кулек половину пачки соли. Соль ценилась в Москве на вес золота. В другой кулек он насыпал немного кофе и взял с полки банку консервов. Если обвинение предъявят Любе, он во всем признается. Пока что он спрятал продукты под кровать, где, судя по всему, Люба никогда не подметала.

Затем взял листок бумаги и написал на нем печатными буквами: «Меняю американские сигареты на бутылку вина». Поставил свою подпись, указал номер квартиры, спустился вши и прикрепил записку возле лифта. Через час он получил бутылку вина от какого-то завзятого курильщика.

Не иначе, как я влюбилась, раз могла пригласить этого человека на обед, решила на следующий день Зоя. Другого объяснения нет: влюбилась или сошла с ума.

Она не имела ни малейшего представления, чем сумеет угостить Джека. Смотря, конечно, что ей удастся достать. Хлебную карточку она отоварит, а дальше что? Как часто она приходила в магазин, чтобы купить по карточке мясо, и уходила ни с чем.

На следующее утро она отправилась по магазинам и начала с того, что простояла более часа в очереди за хлебом. Предстояло отстоять такую же очередь за мясом, но, когда она подошла к магазину, у нее упало сердце — никакой очереди у магазина не было. Это могло означать лишь одно: мяса нет. Мясник пожал плечами:

— Война, Зоя Алексеевна, война. Что еще я могу сказать?

— Дайте хотя бы приличную косточку на суп.

Он развел руками:

— Обыщите магазин, если хотите. Пусто. Все разобрали. Приходите пораньше завтра, обещаю отложить вам мяса.

Зоя кинулась из мясного отдела в овощной. Там ей удалось купить несколько штук чуть-чуть подгнившей свеклы и картошки. В другом магазине ей досталось несколько мелких рыбешек, и пусть это вовсе не то, что ей хотелось, но все же хоть что-то. Она приготовит для Джексона какой-никакой борщ и рыбу с каким-нибудь гарниром. Совсем не тот стол, которым можно гордиться...

Вечер выдался необычайно холодный, и Джек решил взять закрепленную за ним машину. Почему русские называют нынешнюю зиму «сиротской», то есть теплой, было выше его понимания. Оставалось лишь благодарить Бога, что ему не довелось оказаться здесь в «нормальную» зиму.

Припасы для Зои он положил рядом с собой на переднее сиденье. День выдался тяжелый. Русские, которые по соглашению должны были оказывать им в строительстве в Сибири аэродрома всяческое содействие, были на этот раз менее сговорчивы, чем обычно. Да, бетон в наличии имеется, но его использование в погодных условиях Сибири нецелесообразно. Может быть, лучше асфальт или гудрон? А асфальт и гудрон имеются в наличии? Мы проверим, но разве американцы не настаивали именно на бетоне? В конце концов Джек ушел с заседания. Зайдя в посольство, он получил там банку консервированной ветчины для Зои — значит, можно вернуть тушенку, которую он взял на кухне.

Когда он въезжал во двор Зонного дома, по радио в машине звучала американская песенка, которую русские переиначили на свой лад: «Бак пробит и горит, но машина летит на честном слове и на одном крыле». Он выключил радио.

Лифт не работал, и он поднялся по лестнице. Почему в подъездах всегда пахнет мочой? Туалетная бумага для Москвы явление из ряда вон выходящее, но самих туалетов ведь не так уж мало.

Он постучал в Зоину дверь. Когда она открыла, он увидел, что лицо у нее заплаканное. Подождав, пока она закроет и запрет за ним дверь, он спросил:

— Что случилось? Скажите же.

— Чувствуете запах?

Он принюхался. В квартире отвратительно пахло горелым.

— Что произошло?

— Это обед. Я на секунду отлучилась привести в порядок волосы, а рыба сгорела. Остались лишь черные высохшие скелетики. Мне стыдно, Джексон...

Он поцеловал ее в мокрый от слез глаз. Потом достал банку ветчины:

— К вам на помощь, мадам, спешат военно-морские силы США.

Зоя схватилась за сердце:

— Ветчина? Это ветчина? Боже, я даже не помню ее вкуса!

Скорее всего, она никогда в жизни не видела консервированной ветчины. Джеку пришлось показать ей, как открыть банку. Когда же подняли крышку, Зоя прижала руки к груди и уставилась на ветчину, словно то были царские драгоценности. Она срезала сверху несколько маленьких кусочков и положила их в борщ. Потом за дело взялся сам Джек и поджарил ломтики ветчины под восхищенные возгласы Зои, разглядывавшей принесенные им яства.